И я оставил подпись на стене Рейхстага…

Александр Жогин воевал под Москвой и брал Берлин. Он знает войну со всех сторон: видел ее изнутри, помнит массу исторических фактов о Великой Отечественной. А помимо этого, он очень интересно рассказывает о тех временах. Поэтому, думаю, я обойдусь без долгого предисловия.

Не верится, что это – война

Александр Иванович, расскажите, пожалуйста, о своей семье.

- У меня было два брата. Старшего, Ивана, призвали в армию на второй день войны. Он воевал под Смоленском и под Москвой. Получил два тяжелых ранения. Инвалидом войны второй группы был комиссован из армии, награжден орденами и медалями. Младшего брата, Константина, призвали в армию в конце войны. Он служил в танковом полку, в Рязани, был командиром танка Т-34. А три мои сестры - старшие, Анна и Ольга, и младшая, Тамара - были заняты на трудовом фронте. Так что вся моя семья помогала ковать победу над общим врагом.

- 22 июня Вы сразу поняли, что война и Вас затронет, что продлится она не год и не два?

22 июня 1941 года в Киеве был назначен футбольный матч между киевским и московским «Динамо». Мы с ребятами договорились на него сходить. Но рано утром, в 4 часа, услышали шум в коридоре. Там сновали люди с носилками и в противогазах. На рукавах красные кресты. Спрашиваем: «Что случилось, что за беготня?» Говорят, объявлена воздушная тревога.

В тот момент мы так и не поняли, что за тревога — боевая или учебная. Когда вышли на улицу, увидели, как в небе летят самолеты, разрываются снаряды наших орудий, стрелявших по ним. Потом нам сказали, что это румынские самолеты прорвались на нашу территорию, поэтому орудия ПВО вели по ним огонь. Но мы, ничего толком не узнав, все равно пошли на станцию, чтобы поехать на футбол. На станции долго ждали электричку. Расписание поездов к тому времени уже было нарушено, конечно. Электрички не шли, и пришлось ехать на первом попутном поезде.

В Киеве по Крещатику мы добрались до стадиона имени Сталина. У кассы увидели объявление: «Футбольная встреча откладывается на неопределенный срок. Желающие могут сдать билеты в кассу или оставить их у себя, так как они будут действительны до времени, когда состоится футбольный матч на этом стадионе». Было также объявлено, что в 12 часов будет передано важное правительственное сообщение с речью Председателя Правительства Молотова.

- После этого, думаю, о футбольном матче уже никто не вспоминал…

- Да. Люди стали собираться толпами вокруг включенных репродукторов. Ровно в 12 часов мы услышали голос Молотова.

Чуть позже в связи с началом войны, нам, студентам, проходящим практику в Киеве, было велено срочно возвратиться в Москву. Собрались быстро, но пассажирские поезда до Москвы уже были отменены. Пришлось ехать от станции Дорница на крыше товарного вагона-ледника до станции Пахмач, где мы пересели на другой товарный поезд в сторону Москвы.

- Расскажите, какой Вы увидели Москву, когда Вам все-таки удалось до нее добраться?

- 22 июля 1941-го фашистские самолеты совершили свой первый  налет на город. Столица регулярно подвергалась бомбовым ударам. С этого времени все студенты, ходившие на занятия, были переведены на казарменное положение: ночевали прямо в здании техникума. Днем были занятия, а в вечернее и ночное время мы дежурили на чердаках и крышах зданий, чтобы во время воздушных налетов сбрасывать с них зажигательные бомбы. И каждый день в ночное время по нескольку раз объявлялась военная тревога…

После ночного дежурства, не выспавшись, мы шли на занятия. Засыпали за партой. А ночью снова на дежурства по чердакам… Так продолжалось до 14 октября 1941 года,  пока немцы не перешли в наступление и техникум не эвакуировали в Самарканд.

К октябрю мы, учась на 4-м курсе, ускоренно закончили учебную программу и приступили к сдаче госэкзаменов, но из-за эвакуации они были прерваны.

Я тогда не поехал в Самарканд вместе со всеми, а пошел домой, где меня уже ждали два повестки из Сокольнического райвоенкомата. 18 октября 1941 года я явился туда и подал первую повестку – в летную школу. Мне говорят: «Опоздали, эта команда уже отправлена вчера из Москвы». Подал вторую повестку – в саперную часть. Эта группа как раз собиралась в одной из школ. Туда меня и отправили. Там я получил армейскую шапку с зеленой звездочкой и уже на следующий день покинул Москву. В городе Йошкар-Ола Марийской АССР формировался мой саперный полк.

Москва - Берлин

- Александр Иванович, расскажите о контрнаступлении под Москвой.

- 2 декабря 1941 года меня вместе с полком направили в Москву. Ехали мы в товарных вагонах. По окружной дороге нас отвезли на западное направление, на станцию Кунцево, и далее – до станции Одинцово, где и выгрузили. До ближайшей школы  добирались бегом: по 30-градусному морозу, да еще в летнем обмундировании! И в школе, конечно, тоже было холодно. Пришлось затопить печь. На дрова использовали стулья и скамейки. Дым заполнил помещение, резал глаза.

5 декабря рано утром наши войска перешли в контрнаступление на западном направлении в районе Одинцово. Впереди была слышна боевая канонада и бомбежка. После артиллерийской подготовки в наступление пошли танки и пехота…

Наш второй батальон получил приказ стремительно продвигаться вперед. Шли мы, в основном, в темное время суток и должны были перекрывать пути отступления противнику. Сначала двигались пешим ходом, затем на лыжах. На пути мы встречали выжженные деревни. От домов остались только печи да трубы. Попадались тела немецких солдат, трупы убитых лошадей, немецкая брошенная техника. В одном населенном пункте, в доме на холме, немцы оставили для прикрытия смертника, прикованного цепью к станковому пулемету.

Продвигаясь безостановочно вперед, мы оторвались ото всех своих обозов, артиллерии. Питались сухим пайком, который был уже на исходе. Пришлось перейти на подножный корм. Брали, что находили в оставленных домах. Ели жмых, ели убитых лошадей. От такой пищи болел желудок. Где-то просили еду у местных жителей. Хлеба у них самих не было, но все старались что-то дать нам: картошку, тарелку щей. Это продолжалось весь декабрь. В начале января наша рота с боями продвинулась на 250 километров от Москвы и вышла к городу Великие Луки. Завязались уличные бои с немцами.

- А что было после? В таком же безумном темпе наступления прошли и следующие годы войны?

- В августе 42-го меня командировали в Брянское военно-политическое училище. До этого я ведь служил на должности заместителя политрука роты.

До середины октября училище обустраивалось на новом месте. Готовились помещения. Заготавливали дрова на зиму, вылавливая брёвна из реки. Учеба проводилась по сокращенной программе в течение шести месяцев. В конце апреля 1943 года мы сдали экзамены и получили звания лейтенантов или младших политруков. Я был откомандирован в резерв главного политического управления Советской Армии в город Горький. После двухмесячного пребывания в резерве мне предложили переучиться на строевого командира любой специальности. Я решил - на артиллериста.

В учебном офицерском полку занятия проводились по программе артиллерийского училища, рассчитанной на год. Но в связи с начавшейся операцией «Багратион» и освобождением Белоруссии, мы закончили обучение за 10 месяцев. Затем отбыли на фронт.

В начале июля 1944 года 1-й Белорусский фронт получил приказ усилить наступление в Белоруссии. 18 июля 44-го войска 1-го Белорусского фронта начали Люблинско-Брестскую операцию. А на левом крыле фронта оборона противника была прорвана западнее Ковеля. Город был освобожден, и форсирование Западного Буга наши войска осуществили совместно с польскими соединениями. 24 июля освободили Люблин. 28-го – Брест.

Я участвовал в операции по штурму Варшавы. 22-25 января 1945 года войска 1-го Белорусского фронта подошли к Познани и, преодолев оборону Померанского вала, 29 января вступили на территорию Германии. Однако противник еще не был разгромлен окончательно, ситуация в конце января на фронте резко ухудшилась. Высокие темпы наступления привели к растяжке и значительному отставанию тыловых частей.

- Я знаю, что Вы участвовали в Берлинской операции…

- Это так. 16 апреля 1945 года за два часа до рассвета грохот артиллерийской канонады из более чем 40 тысяч орудий и минометов залпом «катюш» оповестил о начале завершающей операции войны. Это была самая мощная и короткая артподготовка: длилась она всего 20 минут. А перед этим, ночью, 743 дальних бомбардировщика нанесли удар по оборонительным пунктам немцев. В артподготовке мне во главе батареи 120-миллиметровых минометов довелось принять участие в подавлении огневых точек противников. На огневых позициях батареи от канонады были такие рев и грохот, что команды передавались не голосом, а разноцветными огнями ручного фонарика.

К исходу 19 апреля наши войска прорвали одерский и нейсенский рубежи обороны и продвинулись на 30 километров. Я воевал и на подступах к Берлину, и в самом городе… Бои шли трудные – немцы отчаянно сопротивлялись.

Кстати, за эту операцию 1141 воин награжден орденами и медалями. В том числе я и мои друзья. А тысячи воинов-победителей оставили свои подписи на стенах рейхстага. Среди них была и моя подпись.