> У меня в сумке тряпки были, я их веревочкой свернула и руки фашистам связала - Аргументы Недели

//Диалог поколений

У меня в сумке тряпки были, я их веревочкой свернула и руки фашистам связала

8 июня 2012, 13:36 [«Аргументы Недели», Олеся АРАМЕЛЕВА, Ирек САБИТОВ ]

Тамара Коновалова

Золушка, защитница Родины, мать-героиня… Все это один человек - Тамара Коновалова, в девичестве Смолянинова. На войну она пошла в 17 лет, спасаясь от жестокости мачехи, а в первый день на фронте получила задание выследить вражеского шпиона.

 

«Ночевала на маминой могиле»

 

Расскажите о своей семье, Тамара Матвеевна.

- Я выросла в Уфе. Отец работал железнодорожником, мать - медсестрой. Были старший брат и две сестренки. В 1932-м мама умерла, а год спустя похоронили младшую сестру. Потом отец привел в дом женщину с дочерью. И жизнь с тех пор стала для меня мучением. В зал и в спальню заходить было нельзя, ночевали на кухне. Уходя из дома, мачеха выгоняла нас на улицу. Соседи начали ее стыдить. Тогда она продала все, что можно было, и купила квартиру в частном доме. Жила я в сарае, в дом пускали только в морозы. Летом часто ходила ночевать на мамину могилку… Чтобы не пропасть от голода, пасла коз. Хозяева расплачивались едой, которую я делила с сестренкой и братом. Однажды (мне было тогда 15 лет) соседи дали одежду, из которой выросла их дочка, – юбку, чулки, рубашку и туфли. Вечером смотрю, мачехина дочь Шурка в моих обновах расхаживает. Я к ней: «Отдай!» А мачеха мне: «Ты же грязнуля, зачем тебе?» Я не унимаюсь. Тогда она говорит своей дочери: «Отдай, а я тебе денег дам, поедешь завтра с дядей Иваном в Булгаково, он тебе все новое купит». Шурка одежду в меня швырнула и на следующий день уехала с мачехиным братом.

А потом случилось несчастье. Шура пропала. Через три дня ее тело нашли в реке Уршак. Что там произошло, неизвестно, но на меня накинулась вся родня мачехи - мол, наслала беду. Даже убийцей называли, не дали к телу подойти для прощания. Хоронили 21 июня 1941-го…

- Как Вы попали на войну?

- Брата Диму сразу забрали на фронт. Мачеха, желая быстрее от меня избавиться, изменила в метрике год рождения с 1926-го на 1925-й и отправила меня в железнодорожное училище. В общежитие городских не пускали - я ночевала в классе. В 1942-м перевели на паровозоремонтный завод – стала работать сверловщицей. Делала головки к снарядам, спала в цеху. Однажды подошел комсорг: «Призыв объявляют. В армии шофера нужны. Пойдешь?» Я сразу согласилась, лишь бы сбежать от голода и бесприютности. Училась в автошколе в Уфе, потом в Подмосковье. Летом 1944-го посадили нас в эшелон и отправили на 1-й Белорусский фронт.

 

Бомбы и шпионы

 

- Чем запомнился первый день на фронте?

- Шпионов послали ловить!

- Вы же водителем были…

- Попала я в 4-ю батарею 87-го полка 64-й отдельной зенитной дивизии. Эшелон пришел в Ковель (это на Западной Украине) ночью. Командиры нервничали, торопили при разгрузке. Станцию часто бомбили – говорили, что по наводке немецкой агентуры. У меня был американский грузовичок «Додж», я на нем потом 37-миллиметровую зенитку возила. Выгрузились нормально, расположились неподалеку от станции. А утром - бомбежка. Сараи загорелись, а рядом наши машины со снарядами. Я их скорей отогнала в безопасное место.

Потом троих раненых в госпиталь отвезла. Вернулась - вызывает командир батареи капитан Осадчий: «Вот тебе, переодевайся». И выходит из блиндажа. Юбка какая-то длиннющая, босоножки… Ничего не понимаю. Снаружи высокий парень ждет. «Вот тебе кавалер, пойдешь с ним гулять, - говорит капитан. - Как будто вы влюбленные. Вон, видите, железнодорожник в красной фуражке? Идите за ним, он поздоровается с одним штатским. Это вам знак: проследите за тем человеком». И точно, вскоре железнодорожник поздоровался с мужчиной лет тридцати пяти… Ну, мы за ним. Кавалер меня то обнимет, то даже на руки возьмет! Первый раз в жизни парень меня обнимал... А «наш» дядька заходит в какой-то дом. Мы следом... Слышим, морзянка запищала! Дверь на чердак открыта. Потихоньку поднимаемся. Пусто! Ясно – он с рацией в трубе (в тех краях трубы толстые делают и печным дымом мясо коптят). Мы притаились. Вот рация замолчала. В трубе дверца открывается, и этот выскакивает. Мой парень - бац ему по шее! Руки спереди связал, да еще пуговицы с ширинки скрутил. Тут не сбежишь – штаны надо держать… Привели к начальству. Оказывается, в тот день целую операцию в городе провели, поймали человек десять, работавших на немцев.

Долго их не допрашивали - свезли на станцию и выстроили на краю канавы. А напротив – нас, молодых солдат, которые их ловили. Подполковник Кузнецов, из штаба дивизии, говорит: «Объявляю благодарность! Эти агенты нам здорово вредили. Вы их поймали, вы с ними и разбирайтесь». У нас автоматы в руках. Только никто не выстрелил. Ну, вы сами подумайте, мне 17 лет – как я могу в человека стрелять? Один среди нас опытный оказался - после ранения прибыл, ему и в рукопашную ходить приходилось. Но и он безоружных не смог убить! Подполковник вздохнул: «Дети вы, дети… Как победу добывать будем?» Загнали шпионов на грузовик и увезли.

А мне капитан Осадчий новое задание дает: «Вот по этой улице поедешь, потом направо, до крайних домов, разворачивайся и назад. Автомат оставь, возьми пару гранат на крайний случай». Опять мне ничего не понятно! Доезжаю до места, разворачиваюсь. Выскакивают из ворот четверо солдат, закидывают три мешка с мясом в кузов, привязывают корову – «Давай, поехала!» Ну, еду. С коровой особо не разгонишься. Вдруг какие-то люди на дорогу выходят. В нашей форме, но явно не наши. Один ко мне в кабину: «Ого, тут девка!» Другие за мешки хватаются. Тут как из-под земли – солдаты с автоматами. Налетчиков повязали, а мне дальше велели ехать…

Позже я поняла: на окраине города наши заготовители работали. Перевозку продуктов «пасли» то ли бандиты, то ли дезертиры. А на них устроили засаду наши ребята – может, из пехоты, может, из СМЕРШа...

 

Или герой, или враг

 

- Что для Вас было страшнее всего?

- Что поломка случится, и я приказ не выполню. «Додж» - машина отличная. Но я совсем неопытным шофером была, плохо еще ее знала. Однажды на марше заглох двигатель. Рядом со мной - комвзвода Юра Завьялов, уфимский парень, кстати. Разозлился он страшно. Достает пистолет и говорит: «У тебя, Смолянинова, три минуты на размышления!» Понятно, ему-то тоже несдобровать, если приказ не выполнит! Руки трясутся, открываю капот. Бензопровод цел, стеклянный отстойник в порядке... Смотрю – там еще фильтр в железном цилиндре, нам про него и не говорили на учебе! Открутила – он весь песком забит! Прочистила, завела мотор, поехали. С тех пор ничего у моего «Доджа» не ломалось…

Вскоре двинули нас на Польшу. Мой «Додж» - первый в полковой колонне. Сплошная темень, фары включать нельзя. Дорога все хуже. Потом вообще в болото заехали. Юра выходит: «Я пешком, а ты давай за мной потихоньку». Оказывается, саперы гати сделали – настилы из бревен. Чуть рулем вильнешь, и все - застрянешь, дорогу всем перегородишь. Расстреляют тут же, как врага народа!

Сколько мы тащились, не помню. Никогда потом не было так страшно, как в ту ночь. Проехали благополучно. Заняли позиции. Утром артподготовка. Началось большое наступление. Для фашистов оно стало полной неожиданностью. Дошли мы до Вислы, пехота мост захватила, наш полк его прикрывал от авианалетов. Там мне медаль «За отвагу» вручили. «За что это?» - спрашиваю Завьялова. «А ты не догадываешься?» «Нет, - говорю. – Я же просто приказы выполняю» - «Ну, ты дурочка бестолковая…»

 

«Пани, хенде хох!»

 

- Мы знаем, что Вы даже пленных брали. Расскажите об этом.

- В какой-то польской деревне я поехала к местному кузнецу, чтобы выправить погнутый бампер. Он с готовностью взялся помочь. Тут вдруг прибегает какой-то хлопчик: «Пани, хенде хох! Хенде хох!» И на край села показывает. Смотрю - два немецких солдата идут. Ну, я автомат беру – и к ним. Они безоружные, сразу руки вверх. У меня в сумке тряпки были, я их веревочкой свернула и руки фашистам связала. И еще пуговицы со штанов скрутила (как мой ковельский «кавалер» при задержании шпиона). Одного в кабину посадила, другого на крыло – и на батарею, к капитану Осадчему.

Фрицев допросили. Оказалось, неподалеку лагерь русских военнопленных. Эти двое были из охраны, то ли сдаваться, то ли прятаться шли... Они сообщили, что всех узников собираются убить. Капитан скорей к рации, связался с начальством, пехоту подняли, и по машинам. Немцев ко мне в кузов: дорогу показывать. Ворвались наши в лагерь, спасли тех, кто там еще оставался...

Дошли до Одера, там меня орденом Славы III степени наградили. А за что? Я делала то же, что и другие. Правда, я почему-то смерти не боялась. Бывало, едешь со снарядами или с ранеными по понтонному мосту, а его за тобой в щепки разносит… Самолеты за нами гоняться любили. Давишь на газ, он вот уже близко – тут по тормозам! Он проскакивает… Сколько раз покрышки простреливали, на дисках на батарею приезжала. Но страха не было. Я в кабину матрац да подушки приспособила: говорят, пух пули не пропускает…

Победу я встретила на Эльбе. После войны вышла замуж и вырастила семерых дочек и троих сыновей. В 1966-м году мне вручили орден «Мать- героиня»…



Обсудить наши публикации можно на страничках «АН» в Facebook и ВКонтакте