Обладатель девяти благодарностей от имени Верховного главнокомандующего И.В. Сталина за отличные боевые действия, Иван Зарезов по сей день занимает самую активную жизненную позицию. Он прошел войну с самого первого дня, когда чуть не погиб от осколка снаряда, до 14-го мая 1945 года, когда вражеской пулей его ранило в плечо. Всегда находясь на передовой, корректируя огонь артиллерийской разведки, он столько раз был на грани жизни и смерти, что разговор с ним спустя более чем шестьдесят лет после всего пережитого кажется чудом. Иван Никитович поддерживает связь с сослуживцами, с родной дивизией, где он считается образцом храбрости и стойкости. Дети и внуки чтят его подвиги и трепетно относятся ко всему, что о нем пишут и говорят. Хотя сам он не считает себя героем.
Приказано дать отпор
- Война — настоящая школа жизни. А чему Вы научились до нее?
- Меня призвали в Красную Армию уже в ноябре 1939-го, и я сразу был определен в 437-й корпусной артиллерийский полк резерва Главного командования, находившийся тогда вблизи Минска. Я ведь к тому моменту уже имел аттестат о среднем образовании, причем с отличием, и учился в Московском автомеханическом институте, а потому меня сразу определили в полковую школу – армии нужны были грамотные люди. По окончании получил звание старшего сержанта и был направлен в 1-ю батарею помощником командира взвода.
- Иван Никитович, свое боевое крещение Вы прошли в первый же день войны, а ведь все могло быть иначе…
- Да, нас сначала готовили для войны с Финляндией, технику и личный состав уже погрузили на железнодорожные платформы, но в последний момент отозвали и направили в Закавказье, в Кутаиси.
В июне 1941-го нас внезапно отправили из Винницы в подвижные лагеря, и к ночи 22-го июня полк стоял прямо на границе с Польшей и Румынией. Вместо отдыха был устроен сбор личного состава, и комиссар объявил: «На нас напал враг, приказано дать отпор». Утром в спешке занимали огневые позиции, но в этот момент на нас налетели немецкие “Юнкерс-87”. Наши понесли большие потери. У меня осколком сбросило каску. Слава Богу, не задело голову…
Из котла в котел
- А дальше было долгое отступление?
- Это так. Мы не раз попадали в окружения, поскольку Красная Армия еще не стала той силой, которая в будущем освободит мир от фашизма. Не хватало организации, опыта. На нашем участке не было толком ни самолетов, ни танков, даже пехоты явно недоставало, а немцы все это чувствовали, видели, прощупывая слабые места противника, заходя с флангов и окружая наши войска.
Мост через Днестр в районе города Могилев-Подольский не был заминирован, и немцы решили с ходу проскочить, а позволить им такую роскошь мы не могли. Первым же залпом повредили несколько танков в хвосте колонны, сделав отступление для фашистов невозможным, а вторым уничтожили ее головную часть! Потом началась настоящая мясорубка!
Благодаря нам, разведчикам-корректировщикам огня, артиллерия смогла не просто уничтожить целую танковую колонну, но и разрушить стратегически важный объект. Да только пока мы занимались мостом, немцы обошли нас с обеих сторон. Чтобы выбраться из котла, пришлось всю ночь ползти по пшеничному полю, изодрав одежду, пока, наконец, не соединились со своими подразделениями. Хотя, можно сказать, легко отделались.
- Но ведь не всегда можно было незаметно проскользнуть?
- О да! Севернее Николаева несколько подразделений полка опять окружили немцы. Мы были сосредоточены на очень узком участке. В плен не хотел никто, а потому не оставалось иного выхода, кроме как с криками «ура!» открыть ураганный огонь и броситься в атаку. Мы смогли нарушить вражеские порядки и прорваться к своим.
Переправа через Дон
- Вы участвовали в первом освобождении Ростова-на-Дону в ноябре 1941-го, которое можно назвать первой победой Красной Армии. Трудно было?
- Мне не повезло – я отморозил руки и ноги. Хорошо, что санинструктор вовремя растер меня спиртом, так что тяжелых последствий не было. Иначе война могла закончиться для меня намного раньше. После взятия города полк был поставлен на оборону Донбасса в районе Изюмо-Борвенкова. Мы очень обрадовались, когда за успешные боевые действия нашему полку было присвоено почетное звание 68-го гвардейского.
- Но весной 1942-го немцы возобновили наступление…
- Да, нам вновь пришлось отступать. Артиллерийская разведка всегда уходила последней, тесно соприкасаясь с врагом. Через Дон не успевали не только переправить технику (ее в таких случаях уничтожали), но и сами переплыть на другой берег. Немецкие танки буквально наступали на пятки, в итоге сбросив нас в реку в районе Константиновки Ростовской области.
Я хорошо плавал, однако меня все равно тянуло ко дну. Тогда вытащил из кармана брюк ножичек, разрезал сапоги и сбросил их. Затем избавился и от брюк. Вот в таком виде, все больше и больше уставая, под пулеметным огнем немецких танков, я переплывал Дон.
Вода в реке была коричневого цвета от крови убитых и раненых. Всюду попадались трупы. Силы покинули меня в тридцати метрах от берега. В тот момент мне вспомнилась вся моя короткая жизнь. Но оказалось, что я уже могу нащупать ногами дно. Выбравшись на берег, окончательно обессилевший, я упал без сознания. Очнувшись, почувствовал запах костра: недалеко несколько солдат в трусах грелись у огня. Я присоединился к ним. Такой группой мы добрались до Сальска, где я нашел своих ребят и несколько пушек, которые удалось спасти во время переправы. Одну из них из-за нехватки тракторов мне пришлось везти автомобилем ЯГ-5 до самого Орджоникидзе.
- Как же Вы смогли соединиться со своими боевыми товарищами после такой неразберихи?
- Тут была целая проблема, ведь никто не знал, что случилось с нашим полковым знаменем. Лейтенант Овечкин, взяв знамя у убитого знаменосца, две недели через тылы немцев по ту сторону Дона добирался до нашей части. Если бы не этот подвиг, полк был бы расформирован, а так его пополнили техникой и живой силой и поставили на защиту Грозного.
Там я попал под одну из жутких бомбежек. В эти моменты тяжело даже разобраться, что происходит: стреляет артиллерия, летают самолеты, немецкие и наши, воздух наполняется гарью настолько, что дышать становится трудно, порой невозможно. Это продолжается минут двадцать. Понятное дело, что напряжение после такого не спадает еще долго…
Юмор против стресса
- Как же Вы справлялись?
- У нас был один солдат, который чудесно умел перевоплощаться! Мы ведь прятались в специальных узких ровиках, защищавших от всех разрывов, кроме прямого попадания снаряда. И вот мы сидим в них после бомбежки, напряжение уже на пределе, а он как начнет петь женским голосом! Стресса как не бывало!
- А фронтовые 100 граммов не помогали?
- Да, нам выдавали по 100 граммов водки, но я ее никогда не пил: знал, что тогда реакция будет хуже, а бомбежки могли начаться в любой момент. Конечно, многие выпивали, и выпивали больше положенного, но как раз они и были первой мишенью снаряда, бомбы или пули. Укрыться надо было еще успеть!
- Но ведь не всегда отсиживались?
- Как-то раз мне нужно было отвезти из Грозного три цистерны горючего. И в этот момент началась бомбежка. Представляете, сверху топливо горит, а снизу его откачивают! Конечно, это было очень опасно, и в итоге меня обрызгало и загорелась одежда. Я нырнул в реку, но когда вышел, вещи опять воспламенились! Спасли меня два наших водителя – Гаркуша и Скрипник, сбив огонь с помощью телогрейки и палатки. У меня сгорели волосы на голове, брови, обожглись губы, а в некоторых местах руки и ноги. Но в целом ожоги были неопасны, и в санчасти меня быстро подлечили.
В немецком тылу
- А ведь уже приближался коренной перелом в ходе войны...
- Да, успех Красной Армии в Сталинградской битве сильно повлиял на нас! Вера в победу становилась все крепче. Со своим полком мы освобождали Кавказ, Кубань, Харьков, который являлся конечной целью Орловско-Курской битвы, Крым. Наши войска теперь наступали.
В Белоруссии получил первую контузию: попал под обстрел тяжелой артиллерии немцев. От разорвавшегося вблизи снаряда меня засыпало песком, торчала лишь голова. Хорошо, что через три часа обнаружили и отправили в медсанбат. Я не мог ни слышать, ни видеть, ни говорить. Лишь к концу третьей недели, лежа в палатке, услышал гул немецких самолетов, увидел лес. Правда, еще полгода потом заикался, но и это прошло. Из медсанбата отправился в 236-й гаубичный артполк 63-й артбригады 22-й артдивизии прорыва. В этой дивизии я воевал до мая 1945-го.
- И неужели так просто было добраться до своей части?
- Всякое бывало. Как-то раз, добираясь до своих, поймал попутку. А в это время немцы отстреливались тяжелой артиллерией. Я предложил подождать, пока разорвутся снаряды, и потом продолжать путь, однако из-за спешки меня не послушали. Только мы тронулись, снаряд разорвался перед машиной.
Многие получили тяжелейшие ранения, погибли от осколков, меня самого задело, но несильно. Неподалеку стояла польская воинская часть, где всем раненым оказали медицинскую помощь, а мне даже выдали польскую форму - моя была полностью в крови.
Продолжив путь до своей части, я встретил своего товарища, техника другого дивизиона, который рассказал мне, что придется идти пешком: машин не хватает. А один танкист предложил ему своего рода сделку: если мы найдем подлежащий восстановлению танк, то они подарят нам пять трофейных машин! Мы так увлеклись, идя вперед вместе с пехотой, что спереди нас уже разрывались снаряды «катюши», а позади – снаряды «ванюши». Деваться было некуда. Увидели недалеко от окраин населенного пункта блиндаж. На всякий случай бросили туда гранаты. Зайдя внутрь, убедились, что никого нет, но обнаружили два ручных пулемета и патефон с одной единственной пластинкой! Тут мы и уснули под музыку, предварительно проверив пулеметы. Наутро слышим - стрельба, грохот! Оказывается, ночью немцы атаковали и отбросили наших назад, таким образом, мы остались в тылу врага. И как раз утром началось контрнаступление. Мы увидели отступающих немцев. Конечно, хотелось атаковать, но и опасность этой авантюры мы осознавали. Решили выждать немного, подпустить их метров на 70, а потом стрелять. Так и сделали. Часть немцев, попав под пулеметный огонь, погибли, остальные сдались.
Нас отправили в свою часть, где уже ждали начальник штаба и командир полка, который меня хорошо знал. «Ты что творишь? Война уже кончается, жить надоело?» - закричал он на меня. После этого нас накормили и дали отоспаться, а на следующий день вновь вызвали. Командир полка говорит: «Ты нужный для части человек, извини, что я вчера тебя обидел, но наказать тебя все равно надо. Что же делать?» На что начальник штаба отвечает: «Наказать, конечно, надо… Но они ведь не в тыл бежали, а наоборот, немцев громили! Так что мы вот как сделаем: и за храбрость наградим, и по строгому выговору объявим!»
- А дальше освобождение Европы…
- Под предместьем Варшавы меня второй раз контузило. Но в этот раз не так сильно. Я быстро оправился и вернулся в строй. Особенно мне запомнилась операция на Берлинском направлении: 200 прожекторов одновременно ослепили немцев! Эффект был потрясающий: они, покинув окопы, в страхе бежали к себе в тыл.
Мне представилась возможность расписаться на стене рейхстага! Но нам не дали долго расслабляться даже после капитуляции Германии. Артиллеристы оказались нужны для уничтожения группировки немцев юго-восточнее Берлина. И 14 мая я получил последнее военное ранение. Вражеская пуля прострелила мне плечо.