Под Ржевом немец построил такую оборону - не подлезешь

Боевая жизнь Алексея Слизова больше напоминает сюжет фильма: столько в ней перипетий и ярких событий. Разведчик под Ржевом, пехотинец под Зубцовым,  наводчик орудия в Каунасе, этот человек несколько раз был ранен и добровольно отказался от отпуска ради того, чтобы отправиться на фронт.

Начало пути

Алексей Тимофеевич, как оказалось, что по документам Вы Николай?

- Я родился в семье простого крестьянина, помимо меня в семье еще три брата. Младшего как раз и звали Николаем. В 1927 году многие в нашем селе погорели, и у некоторых не осталось документов. Уже позже паспорта восстановили. Да только меня по записям так и не нашли и сказали: "Берите Николая, какая разница". Ну я и взял, думал, что потом переделаю, но все не до того было. С таким двойным именем я и в Москву отправился связистом. Проработал там недолго в Мытищинском районе, а тут уже и война. Прямо оттуда я на фронт и попал. Помню, хотели хоть что-то купить в столице с собой, ведь ни кружки, ни ложки, ни припасов. А очереди везде огромные. В одном магазине, правда, все же насыпали сушек полный пакет. Так и отправились. Уже в ноябре 41-го я стал разведчиком, прослужил им пять месяцев.

- Что помешало служить дальше?

- Ранение. Тогда под Ржевом немец построил такую оборону - не подлезешь. Проволока натянута в три ряда, на ней банки, чуть заденешь - все звенит на километр. Еще и заминировано. Мы каждую ночь ходили, и не получалось.

21 мая я ходил в разведку. А порядок такой: кто был в один день, на следующий может отдыхать. Ну я и сижу ночью, болтаю с сапожником. Увидел это комиссар разведки, сначала спросил, почему не на задании, а потом решил найти мне занятие поинтереснее. Дал пистолет, велел его почистить, прострелять, а самого комиссара через час разбудить. В четыре утра я, как было велено, его поднял.

 И двинулись мы к линии обороны. Уже были собраны отдельная разведрота и две полковых, взяли еще артиллерию, саперов. Оно как обычно бывает: темнеет, и фашисты ракеты пускают свои, мол, и не сунься. А тут тишина такая, что аж в ушах звенит. Мы проволоку порезали, и вперед отправилась группа захвата. Начали взрываться мины, фашистские пулеметы застрочили перекрестным огнем. Все легли на землю. Но по плану было еще наступление. Связь была тут же, и комиссар разведки позвонил командиру дивизии, доложил, что имеет большие потери. Тот в ответ: "Ничего, продолжай". Что делать, мы и продолжили. Вытащили раненых, мне достался автомат одного из убитых. Теперь уже пополз я, двигаюсь и думаю: так я до цели и к обеду не доползу. Вскочил и побежал. Тут же пули засвистели мне навстречу. Падая, соображаю - есть ли моя среди них. Одна и попалась, но не смертельно, как видите, прошла навылет через правое бедро. А комиссару, который приподнялся посмотреть, пуля попала в висок. Рядом лежал убитый телефонист. Так что я еще неплохо отделался. В госпитале около месяца пролежал и снова на фронт.

- Куда же на этот раз?

- Я попал в пехоту ровно на девять дней. Это под Зубцовым,  на Волге. Ох, и непросто там пришлось! Наступление идет, мы бумажки с именами-фамилиями в карманчик вложим и пошли. Поначалу практически никаких средств кроме простой винтовки против немцев у нас не было. Но мы боролись как могли. Из батальона в живых осталось лишь двадцать человек. Вот командир и поставил задачу: ночью дойти до оврага и на другой его стороне окопаться. Меня же оставил. Может, пожалел парнишку: знает, что связных снайперы так и щелкают. А может, и для чего другого я мог сгодиться. Несколько часов нам удалось поспать. Дальше я получил задание отправиться к нашему батальону, узнать, как у них обстановка. Место незнакомое, везде бурьян, хорошо хоть немецкие ракеты пролетают и света дают самую малость. До самого дна оврага я спустился, зачерпнул водицы из ручья. А в какую сторону идти - не знаю. Дай, думаю, направо полезу. Пополз, а мне камни навстречу катятся. Вижу, солдатик копает, ну я его за ногу и схватил, в шутку. Обрадовались все, докладывают, что живы.

Вернулся я, доложил. А вместе со мной одного старшего лейтенанта посылают, только с училища присланного, всего с иголочки одетого, он должен был взять на себя командование двадцатью людьми. Пошли мы, в общем.

По темноте хорошо идти, немец не видит, есть возможность проскользнуть, да только лейтенант мой не торопится. То закурит, то поговорить сядет. А мне некогда, я автомат на плечо забросил и вперед рывком. И он за мной. Только светать уж начало, и фашист навострился. Пули полетели, так мы оба и упали углом друг к другу. Очередная "моя" пуля прошла через челюсть, в корне подсекла мне язык, и кровь хлынула в каску. Я то терял сознание, то снова приходил в себя. Думаю, не дай Бог, шевельнусь, а немец добьет. На лейтенанта глянул, а у него из ушей и рта кровь идет. Спас наш самолет. Пока он обстреливал, я выбрался из оврага.  Шел, как в бреду. Добрел кое-как до поста, там солдатик дежуривший помог, перемотал меня. Вижу, сам с винтовкой и на мой автомат смотрит: "Дай мне, брат, свой автомат, тебе все равно в госпиталь". Отчего ж не дать, дал. Кое-как до санпункта добрался, там мне рану еще обработали, но в госпиталь все же назначили. А до него ведь еще добраться надо. Дали мне одного сопровождающего до машины санитарной.

- И все это время Вы на ногах с таким ранением?

- А то как же?! Идем мы вдоль Волги, а жара стоит, пить хочется. Смотрю, на берегу кружка немецкая валяется. Попросил я своего товарища водицы зачерпнуть, наклонился с кружкой этой к воде, а с другого берега пулеметная очередь прямо рядышком с нами проходит. Еще бы чуть-чуть и по нам. Вот и попили, бросили все, да за кустами скрылись.

Дошли. Направили меня в Калининский госпиталь. С недельку я там полежал, но решили меня направить в специальное отделение, челюстное, а оно в Уфе. Туда я на поезде добирался. И вот ведь какой случай, еду я и вижу лицо знакомое перед собой, кто - никак не признаю. А мужик, веселый такой, пошел вперед, ну и я за ним. Так это ведь тот самый старший лейтенант оказался! На фронте-то унылый был, а тут песни поет. Заговорил я с ним, тоже раненым, но он промолчал в ответ, так ничего и не ответил. Ну да Бог с ним.

В Уфу доехал благополучно, там мне шину наложили на зубы. Пищу полагалось специальную есть около месяца, а сама челюсть еще три месяца заживать должна была. Спасибо врачам, сделали все отменно. Одна из сестер, Ася Ивановна, раз прибежала к нам с радостной вестью: отпуск мне дали на несколько месяцев. А я и не рад. К кому мне идти в родном селе? Мои родители умерли еще до войны, нас осталось три брата. Одного убили под Ленинградом, другой воюет. Сноху же обокрали, и она к своей родне ушла жить. Отказался я, не поехал. А  тогда прямо из госпиталя набирали в Астраханское военно-пехотное училище, эвакуировавшееся в город Бузулук Чкаловской области. Набрали двадцать человек, но у одного из них поднялась температура и вместо него взяли меня. Я мог бы и не ходить, но решил - пускай, куда кривая вывезет.

Об учебе и о фронте

В училище порядок строгий, везде бегом и нигде не успеваешь. Постоянно ночные занятия, тревоги. Да и челюсть моя не давала мне быстро есть. Ходил я голодный и однажды не выдержал. После команды старшины все же остался с тарелкой сидеть. Он мне тут же: «А тебя приказы не касаются?» Попытался я ему объяснить, что из-за ранения не могу я есть быстро, но он мою тарелку забрал и в раздаточную отнес. И, конечно, два наряда вне очереди дал. Ну я не робкого десятка, говорю: "Ты не жалей, давай больше!" Он мне четыре назначил. Позже я подошел в особый отдел, знал: правда на моей стороне. Узнали об этом и мои товарищи, пригрозили тогда старшине, что, как получат оружие, первая пуля будет его. Обошлось, конечно.

Учились мы уже четыре месяца, до общего войскового командира оставалось еще два. Но училище мы так и не закончили. В одно из воскресений нас построили и направили в ближайший Дом культуры для прохождения медкомиссии: кого на фронт, а кого оставить. Мое здоровье было полностью в порядке за исключением речи, по заверениям врачей и она постепенно должна была восстановиться. В одном из кабинетов сидел генерал-лейтенант, необходимо было пройти и через него. Около кабинета стоял солдатик, всем объяснял, как заходить правильно. Спрашиваю у него, что же мне с голосом делать? А он мне руку свою показывает, которая не разгибается, и спрашивает: "Хочешь офицером быть?" - ''Естественно, - киваю, - да только вот речь...'' "Будет", - заверил он. Прошла медкомиссия, всех почти распределили, а меня на карантине оставили - и не туда, и не сюда. Ждать теперь до пятницы новое решение. А там уже объявили, мол, не повезло вам: все воевать пойдете. 

- Как Вы это восприняли?

- Да мы с удовольствием туда отправились. Ну и закричали хором: "Ур-ра! На фронт!" Попали в отдельный противотанковый истребительный дивизион, и тут снова пошла жизнь. Теперь уже в рядах 63-й стрелковой дивизии, в отдельном противотанковом истребительном дивизионе. Стал я наводчиком 76-миллиметрового орудия. Мы освобождали Польшу, Латвию, Литву, воевали в Витебске, Ельне, Каунасе, форсировали Неман, добрались до Кенигсберга. Не дошли до Берлина каких-то километров двадцать.

Мы были в головном отряде наступающих, он идет впереди всех и с рациями для ориентировки. Как-то раз мы вышли на дорогу, а мимо наши же, ну и предупредили, что впереди немецкий обоз идти собирается. Мы это дело смекнули, спрятались в кустарничке, дождались подкрепления и залегли. А по дороге уже бронетранспортер едет, задержали его, семерых человек, сидящих в нем конвоировали, а одного капитан оставил. "Залезай, - говорит, - внутрь, показывай, как стрелять надо". Залезли они, а следом еще один бронетранспортер катит. Капитан башню развернул и дал очередью по моторной части. Дальше сам обоз показался, подвод в пятьдесят. Справились и с ними, повозки сцепили и погнали в свою часть. 

О везении и о наградах

- А за что Вы получили свою "Красную Звезду"?

- Нам была поставлена задача захватить железную дорогу. Все получилось внезапно, мы ехали на машине и, доехав до путей, увидели множество немцев. Шофер-узбек резко разворачивается и назад. Как он только смог, на путях-то! Приезжаем, в спешке докладываем: "Товарищ комбат, там..."  Пехота немцев настигала нас. Наше подкрепление шло очень медленно. Откуда Бог послал советские танки - не знаю. Один танк дал залп прямо в центр фашистской пехоты. Выжившие немецкие солдаты попрятались в кюветы. Второй проехал прямо по этому кювету.

Одного человека было необходимо отправить к боевому орудию. Комбат Дергач оглянулся: "Слизов, вперед!", сам залез на сарай и занял наблюдательную позицию. Я побежал что есть мочи, к орудию кое-как подтащили снаряды, окапываюсь, а сверху крик слышу: "Слизов, чего не бьешь?!" - "Сейчас, товарищ комбат!", а он в ответ: "Налево посмотри!". Глянул, а там немцы уже подбираются, девять танков, ну я тут не растерялся. Только клочья летели, и я не успевал снаряды закладывать. 

Капитан Дергач тем временем уследил в бинокль, как немцы снуют около маленького белого домика в чаще леса. Я практически уже навел прицел, но через несколько секунд в паре метров от меня разорвался снаряд. Его осколки раздробили мне левую пятку. Комбат среагировал молниеносно, меня затащили в сарай, разрезали сапог. А я только бормочу: "Живой останусь, вспоминать вас буду". В машине жгут мне наложили неправильно, я потерял много крови. Прямо с сиденья меня отправили на операционный стол и под наркоз.

Проснулся я только утром, все лежат рядами, около меня лейтенант какой-то тоже после операции, курит. И мне курить захотелось, я рот открыл попросить, да чувствую, что язык во рту не помещается. "Лейтенант, чего со мной такое?" - спрашиваю. А он мне в ответ, что я счастливчик, еще бы чуток и поминай как звали. Дело в том, что во время операции мне дали двойной наркоз, пока лежал, случилось западение языка, его прокалывали булавкой, возвращали меня к жизни.

Слушаю все это и вижу, как мимо комбат вместе с командиром дивизиона идут. У самих лица все перевязаны, руки подвязаны, а идут, шутят. Увидели меня, обрадовались, предложили с ними на машине ехать до госпиталя. Да куда мне, лежачему! Они мне: "Слизов, за стойкость к ордену Отечественной Войны 1-й степени тебя представим". А получилось, видишь как, Звезда. У меня есть и медали  "За отвагу". Говорят, простому рядовому орден такой не положен, а там кто его знает. 

- На этом Ваш боевой путь закончился?

- Пять раз после этого я ходил в контратаки. А за девять дней до конца войны вернулся в родное село. Там и праздновали День Победы. Сейчас его отмечают с размахом: салюты, парады... А тогда что, собрались с односельчанами, посидели, порадовались, повспоминали. И то хорошо!