Вера Микитенко - коренная ленинградка, любящая свой город и готовая отдать за него жизнь. Вместе с Ленинградом и его жителями она преодолела 900 дней жуткого голода, а потом отправилась на фронт защищать Родину, где встретила будущего мужа.
Боевое начало
Вера Михайловна, к началу войны Вы были еще школьницей?
- Нет, я училась на третьем курсе исторического факультета Ленинградского университета. Помню, как 22 июня 1941 года плакали женщины, узнав о начале войны и предчувствуя, сколько бед и несчастий выпадет на их горькую долю. Сразу после объявления войны мой брат Георгий, незадолго до этого окончивший курсы подготовки летного состава, вместе с друзьями помчался в военкомат проситься на фронт. Через несколько дней они отправились воевать. Вскоре мы провожали в народное ополчение наших мальчиков–студентов, освобожденных от военной службы по состоянию здоровья. Собрались на набережной Невы у входа в университет, говорили напутственные слова, пели песню из кинофильма «Светлый путь»:
Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Знамя страны своей, знамя борьбы своей
Мы пронесем через миры и века.
Настроение у всех было боевое, и никто не сомневался, что «враг будет разбит, победа будет за нами».
Нас, девчат с исторического и других факультетов, срочно отправили строить оборонительные сооружения на подступах к Ленинграду. Мы рыли окопы и противотанковые рвы, жили в шалашах, сооруженных нами наспех, питались чечевицей, но шутили: писали на стенах противотанковых рвов «немцам от историков и химиков ЛГУ».
- А когда Вас, студенток, коснулась война?
- Появились «юнкерсы» с воющими бомбами и пулеметными очередями. С запада, от самой границы, измученные, голодные, с плачущими детьми, нескончаемым потоком шли беженцы. Они уже хорошо знали, кто такие фашисты и какова их жестокость.
Под Новгородом мы чуть не попали в окружение. Нас выводили по проселочным дорогам под вой вражеских самолетов, которые с бреющего полета поливали нас пулеметным огнем. На привале от усталости свалились как убитые и, только проснувшись утром, обнаружили, что лежим практически в воде: ночью не разглядели болото.
Когда пришел эшелон, нам объявили, что все в вагоны не поместятся. Будут отправлять только женщин Василеостровского района, так как у них остались в Ленинграде дети. А нас попросили рыть противотанковые рвы. Враг уже стремительно двигался к Новгороду. До места работ мы так и не дошли: туда уже прорвались немцы. Неизвестно, кто позаботился и как это удалось, но за нами прислали второй эшелон, на который мы даже не надеялись. Приближаясь к Ленинграду, голодные, мы пели - «Любимый город может спать спокойно».
Конец «окопной эпопеи». Блокада.
- Я знаю, что Вы пережили блокаду. Расскажите, как это было?
- 8 сентября немецкие войска, прорвавшись через станцию Мга и захватив Шлиссельбург, отрезали Ленинград с суши. Город оказался в кольце блокады. Немецкое командование, не сумев захватить его, решило сравнять с землей этот один из красивейших городов мира. На Ленинград обрушился шквал бомб и артиллерийских снарядов, начался обстрел из дальнобойных орудий.
С началом блокады наша окопная эпопея закончилась. Мы рвались на фронт защищать Родину и свой Ленинград. При университете были срочно организованы курсы медсестер: годичную программу надо было пройти за два месяца. Никогда мы с таким вниманием не слушали лекции, как на этих курсах. Знали, что это нужно для спасения жизни людей. А вражеские самолеты и дальнобойная артиллерия делали все для того, чтобы уничтожить «населенный пункт, в существовании которого Германия не заинтересована»: так фюрер называл ненавистный ему несдавшийся Ленинград. Дни и ночи из репродукторов раздавались звуки сирен со словами «Воздушная тревога!».
- Что в это время было самым страшным?
- Самым страшным был налет 276 фашистских самолетов 19 сентября. Самолеты люфтваффе бомбили не только военные объекты: они уничтожили сотни школ, больниц, промышленных предприятий, тысячи жилых зданий! Для спасения людей из-под завалов разрушенных домов создавались народные дружины, в домах – группы самозащиты. Моя мама, Надежда Кирилловна Васильева, была начальником группы самозащиты в доме, при каждом сигнале воздушной тревоги она бежала на чердак и крышу и вместе с другими жильцами сбрасывала зажигательные бомбы вниз, где стояли ящики с песком.
Однажды фугасная бомба попала в соседний дом. Раздался такой страшный грохот, что наш дом закачался из стороны в сторону. Но, к счастью, дело закончилось только огромной трещиной во всю стену.
- Не многим удалось выжить в блокаду… Что помогло Вам?
- Мои занятия на курсах медсестер длились по 12 часов в сутки. Добраться туда и обратно при бесконечных бомбежках и артобстрелах было нелегко, воздушные тревоги приходилось пережидать в подъездах и подворотнях. Трижды моя жизнь висела на волоске! Один раз меня спас милиционер, не пустивший на Дворцовый мост во время артобстрела. Именно там, на другой стороне моста, где я могла оказаться, разорвался снаряд.
Во второй раз на улице Росси во время сигнала воздушной тревоги я едва успела броситься в подворотню и прижаться к земле: сделай я несколько шагов вперед, оказалась бы в воронке.
В третий раз, торопясь в госпиталь на практику, на остановке у химико-технологического института я не успела на отходивший трамвай и пошла пешком. Через несколько минут прозвучала сирена воздушной тревоги и после этого – страшный взрыв: трамвай, на который я опоздала, был вдребезги разбит бомбой, угодившей в здание, возле которого он остановился. До сих пор помню окровавленного младенца и других раненых, которых выносили из трамвая дружинники и все, кто был рядом.
Затем ударили морозы. Замерз водопровод. С утра к Неве и Фонтанке шли измученные и голодные люди с бидонами и чайниками. К счастью, в нашем доме (Можайская, 2) по выведенной во двор трубе неизвестно откуда все время текла вода. Под краном образовалась огромная ледяная гора, но по ней все же можно было забраться и набрать драгоценной влаги. В квартире было жутко холодно. Мы ломали мебель, чтобы с помощью щепок вскипятить на кирпичах хотя бы кружку воды. А мучительный голод нечем было утолить.
- А куда Вы попали после того, как закончили курсы?
- В декабре мы сдали экзамены и получили удостоверения медсестер. Я пошла в военкомат с просьбой отправить меня на фронт. Ответили: «Временно девушек не призывают. Ждите повестки».
Не выдержав испытаний, слегла моя мама. Я чувствовала, что и мои силы на исходе. И тут случайно узнала, что в одном из подъездов нашего дома работает всеми забытый телефон-автомат. Я позвонила своему крестному Николаю Сергеевичу Манукову. Он работал начальником охраны на одном из объектов рядом с Балтийским заводом. Услышав его голос на другом конце провода, только и сказала: «Мама не встает, я тоже завтра встать не смогу». Ночью он постучал в дверь, хотя можно было войти и без стука. Тогда двери не закрывали, чтобы легче было выносить умерших. Крестный принес два солдатских засохших сухаря, кусок колотого сахара и бидон мучного жидкого супа (брандахлыста). Это было целое богатство!
Во второй свой приход крестный, работавший на охраняемом объекте, уговорил меня пойти к нему в охрану. Едва приступив к работе, я свалилась с тяжелой дистрофией. Здесь меня нашла школьная подруга и сообщила, что мой университет и юридический институт, в котором она училась, эвакуируются.
Через весь город, с трудом передвигая ноги, добиралась до меня встревоженная мама. Спасибо моему крестному, его другу-военврачу, женщинам охраны, сделавшим все для того, чтобы поднять меня на ноги, учившим меня даже заново ходить!
Когда вновь смогла работать, очень пригодились мои знания, полученные на курсах медсестер. Помимо дежурства на посту я проводила занятия с личным составом по оказанию первой медицинской помощи пострадавшим. Как только освобождалась, шла через весь город к маме. Поднять ее на ноги мне помогли добрая соседка и известие от брата, воевавшего сначала в морской авиации, потом в морской пехоте под Новороссийском. Тяжело раненный, он лежал в госпитале в Саранске. Искал нас.
- А что Вам помогало не падать духом, не сдаваться?
- Знаете, в этом жутком кошмаре под вой сирен, грохот бомб и снарядов, весь город сражался. Ленинградцы из последних сил в промерзших цехах Кировского завода ремонтировали танки, на фабрике «Скороход» изготавливали мины, на табачной фабрике – пулеметные ленты. По радио в перерывах между звуками сирены и метронома звучала музыка лучших композиторов, выступали поэты и писатели: Ольга Берггольц, Вера Инбер, Вера Кетлинская, Николай Тихонов, Александр Прокофьев…
Своей музыкой, стихами, просто словами они подбадривали людей, вселяли в ленинградцев веру в Победу. До сих пор я слышу первые такты седьмой (Ленинградской) симфонии Дмитрия Шостаковича, впервые исполненной в осажденном Ленинграде 2 августа 1942 года...
При каждом сообщении Совинформбюро, прильнув к репродукторам, мы с надеждой ждали слов о прорыве блокады. И наконец-то услышали! 18 января 1943 года войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились в районе Шлиссельбурга, образовав коридор шириной в 11 км! Это был глоток свободного воздуха, это было начало нашей Победы. По образовавшемуся коридору быстро проложили железнодорожные рельсы: в Ленинград пошли составы с грузом. С 20 января нам прибавили норму хлеба.
Наконец мне пришла повестка из военкомата. Собрали нас, отощавших ленинградских девчонок, одели в военную форму и распределили в различные части Ленинградской армии ПВО Ленинградского фронта. Мы шли по Измайловскому проспекту в шинелях до пят, в огромных сапогах и с воодушевлением пели:
Город-красавец
Нева обмывает,
О Ленинграде песню слагаем.
Смело пойдем вперед,
Нет нам преграды.
Жизнь отдадим свою
для Ленинграда.
Из блокады сразу на передовую!
- Как складывалась Ваша судьба на передовой?
- Меня назначили санинструктором на пятую батарею в 169-й зенитный артиллерийский полк. Сопровождавший меня суровый старшина на вопрос «Что это за батарея?» ответил немногословно: «Придешь – увидишь». Стоял холодный сырой март. Батарея находилась близко к Невской губе. Землянки, в которых жили бойцы, за ночь наполнялись водой по колено. Спали мы в шинелях на нарах, тесно прижавшись друг к другу. Утро начиналось с того, что ведрами вычерпывали воду из землянки. До меня на батарее не было санинструктора, поэтому остро стояла проблема педикулеза (кожного заболевания, спровоцированного вшами). Я вызывала дезинсекционную машину, дважды в день проводила санобработку всего состава. И вылечила всех больных!
Вспоминаю одну очень тяжелую ночь. У одной из девушек были сильные боли в животе. Она кричала, не давала до себя дотронуться. Я хорошо помнила, как нам на курсах хирург трижды повторил: «Крепкий, как камень, живот – это «острый живот», есть опасность перитонита». Даю срочную телефонограмму в штаб полка: «Немедленно пришлите машину: «острый живот». Зину увезли вовремя, успели прооперировать и спасли. А мною заинтересовались: «Что за санинструктор на пятой батарее с такими знаниями медицинских терминов?» Вызвали в штаб полка на комиссию, чтобы отправить на ускоренные курсы врачей.
Но на войне часто случаются неожиданные повороты судьбы. Сидевший в комиссии заместитель командира полка по политчасти майор Шпак до войны был преподавателем политэкономии в Ленинградском университете. Узнав, что я там училась, он предложил мне работу секретарем. Мне нужно было принимать сообщения обо всем, что происходит в дивизионах и на батареях, обобщать материалы в политдонесения, которые отправлялись в политотдел армии. Однако работала я недолго. Вмешался комсорг полка Гриша Запорожанов, заявивший, что ему нужен комсорг дивизиона, а бумагами может заняться кто-нибудь другой. Комсорг дивизиона утверждался политотделом армии. Когда документы на меня были туда посланы, вопрос решили иначе. Меня направили комсоргом части в 72-й Краснознаменный отдельный радиобатальон ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь), куда прибыло большое пополнение ленинградских девушек.
Наверное, моя худенькая фигурка в красноармейской форме внушала мало доверия майору Ермолову, заместителю командира по политчасти 72-го радиобатальона. Однако этот немного суховатый, но интеллигентный человек вида не подал. Вкратце рассказав о боевых задачах, которые должна решать часть, он вызвал лейтенанта Кузяева и дал ему задание в течение месяца ознакомить меня со всеми подразделениями, командирами и ввести в курс дела.
- И как прошло Ваше знакомство с подразделениями?
- Я начала с редута, находившегося в Кронштадте. Туда вместе с лейтенантом Кузяевым мы отправились на катере в четыре утра, так как ночью и днем залив простреливался немцами. Вскоре я побывала на всех редутах, познакомилась с командирами, комсоргами, личным составом.
Помню посещение редута №11 в Келомягах под Ленинградом. Командир, старший лейтенант Микитенко, на вид совсем молоденький юноша, был очень серьезен. Я подумала: «Почти мальчик, а командует подразделением, оснащенным сложнейшей техникой, имеет в подчинении офицеров с высшим образованием. Ничего себе!». Тогда я даже не могла предположить, что закончится лихое время и он станет моим мужем.
Ленинград все еще находился в блокаде. Так как комсорг части — это офицерская должность, мне пришлось сдать экзамены по материальной части РЛС и электростанции, по радиотехнике, силуэтам всех наших и вражеских самолетов. Сначала мне присвоили звание младшего лейтенанта, потом – лейтенанта. Главное для комсомольского работника – работа с людьми, и я должна была часто бывать в подразделениях. До боевых точек добиралась на штабном «Виллисе», но чаще на попутках, а то и пешком. Боевая работа, которую выполняли бойцы, командиры и инженеры 72-го КОРБ во время блокады, состояла в том, чтобы не пропустить к Ленинграду немецкие самолеты с бомбами, своевременно обнаружить на экранах локаторов не только цель, но и количество летящих самолетов и сообщить на командный пункт армии. Позже наши редуты стали выполнять задания по наведению советских самолетов на самолеты противника.
Еще до призыва на фронт, в блокадную зиму 1941-42-го, я была свидетелем страшных бедствий и разрушений, которые нанесла нашему городу вражеская авиация. Но только в 169-м зенитном артиллерийском полку и 72-м отдельном радиобатальоне я убедилась, что потери были бы еще более жуткими, если бы не защитники ленинградского неба: летчики, зенитчики, радиолокаторщики с их четкой работой.
Здравствуй, Победа!
- Вы помните, как встретили прорыв блокады, Победу?
- 27 января 1944 года закончилась битва за Ленинград. Выстоял город! А 9 мая 45-го мне довелось встретить в далеком Баку. В эти дни отмечалось 25-летие Советской Социалистической республики Азербайджан, и я оказалась в составе делегации Ленинграда, которую возглавлял капитан первого ранга Владимир Петрович Галкин, командовавший на ладожской «Дороге жизни» крепостью Кобона.
О том, что пришлось пережить ленинградцам, в стране знали все, и потому наша делегация была окружена особым вниманием как руководства республики, так и простых жителей. Руководители Азербайджана радушно принимали нас в своих кабинетах. В виде братской помощи предложили нашей делегации вагоны битума для восстановления разбитых тротуаров и панелей.
Непосредственно о конце войны мы узнали в ночь с 8-го на 9 мая вместе с Марией Прохоровой, секретарем Ленинградского ГК комсомола, в номере гостиницы «Баку», куда к нам с радостным криком ворвались члены нашей и других делегаций: «Девчонки! Что вы дрыхнете?! Победа!!!»
Что творилось в гостинице и в городе! Всеобщие объятия, крики поздравлений, слезы радости, пальба на улицах. Танцы начались! Было немного печально, что в такой день я не в Ленинграде, но радость победы была сильнее.
Здесь, далеко от родного города, я еще раз прочувствовала, как велика была в нашей стране дружба народов, во многом благодаря которой мы победили. Провожая в обратный путь, нас, бывших блокадников, снабдили разными деликатесами и симпатичным бочонком вина. Только 11 мая в вагоне поезда я вспомнила о своем дне рождения. Члены нашей делегации открыли бочонок, и мы еще раз отметили Победу, а заодно и мой 23-й день рождения.
Когда я возвратилась в Ленинград, увидела счастливое лицо мамы, вернувшегося с фронта брата и родных однополчан, и снова пережила радость Победы. А вскоре наступило еще одно знаменательное событие. Мы перевозили домой демобилизованных ленинградских девчат. Целый день носился по улицам города грузовик, останавливаясь у подъездов домов, где радостными объятиями, веселыми песнями и плясками встречали бывшие девушки-бойцы новую мирную жизнь.
В августе вышел приказ о демобилизации женщин-офицеров, находящихся на политработе. Собрали нас, восьмерых девушек, комсоргов частей Ленинградской армии ПВО в Ольгино под Ленинградом. В наш адрес было сказано много теплых слов, член военного совета Ленинградского фронта, секретарь обкома и горкома партии А.А. Кузнецов пожелал, чтобы вся наша дальнейшая жизнь была такой же прекрасной, как цветы, которые нам в тот день вручили. Вскоре все мы были рекомендованы на руководящую комсомольскую работу в Ленинграде. С грустью прощалась я с замечательными людьми дорогого мне 72-го Краснознаменного отдельного радиобатальона, всю войну стоявшего на страже ленинградского неба. О нашей части издано две книги, снят документальный фильм, сочинен гимн:
Все зорче, точнее и дальше
Бросают редуты свой взгляд.
Мы знаем, за нашей спиною
Победу кует Ленинград.