«Нас было восемь. Уцелел я один»

Еще один проект «АН» – книга «Говорят герои. Диалог поколений» должна выйти в преддверии 65-летия Победы. Наши молодые журналисты ведут диалог с кавалерами Золотой Звезды, просто с людьми, прошедшими войну. Фрагменты из этих бесед мы сегодня начинаем публиковать на страницах газеты.

Большую помощь при подготовке книги нам оказал Герой Советского Союза С. Крамаренко. Редакция благодарит Сергея Макаровича. Беседа с ним начинает представление проекта.

Итак, лето 1942-го. Борисоглебская военная школа пилотов, где учится курсант Крамаренко, готовится к эвакуации.

Первый вылет

– Но тут вышел неожиданный приказ: восемь курсантов, успевших полетать на ЛаГГ-3, отправляются в запасной авиаполк в Арзамас. В эту восьмерку вошел и я. Мы с товарищами оказались в странном положении: летную программу выполнить не успели, в воздухе едва держимся, а уже в строю. Командир эскадрильи тех, у кого совсем мало полетов и часов налета, отправлял обратно в школу. И я... соврал. Сказал, что у меня не два, а двадцать полетов и два часа налета. Товарищи не выдали. И стал я осваивать полеты на ЛаГГе уже в полку, готовясь вскоре попасть в действующую армию.

– Не думали, что из-за недостатка опыта будете в воздухе живой мишенью?

– Нет. Мы рвались в бой и считали, что воевать уже умеем. Хотя на самом деле все умение было – произвести взлет и посадку и кое-как пилотировать. Доучивались уже на фронте. Неудивительно, что из нас восьмерых семеро погибли.

Первый боевой полет был юго-западнее Сухиничей: мы прикрывали наши войска от ударов с воздуха. Немецкие самолеты то появлялись, то исчезали, наша группа маневрировала. Этот вылет запомнился мне тем, что я... почти ничего не понял! Только впоследствии, с опытом, я стал чувствовать себя уверенно.

Самый страшный момент

– 19 марта 1944-го я попал в плен. Мы дрались с группой «юнкерсов» и «мессершмиттов», которые штурмовали наши позиции внизу. Я бросился отбивать атаку по ведомому, немецкий «мессер» задымил и начал снижаться. В этот момент я заметил чужую трассу. Резкий удар, боль, кабина в дыму и пламени, мои руки и лицо в огне. Кое-как отстегиваю ремни, оказываюсь в воздухе, дергаю кольцо парашюта – и больше ничего не помню...

Пришел в себя от толчка: меня кто-то переворачивал. Незнакомая зеленая форма, чужая речь и черепа с костями в петлицах. Понял, что оказался на немецкой территории. От дикой боли не мог подняться, из обеих ног хлестала кровь. На мне разрезали сапоги, забинтовали ноги и отвезли в какое-то село. Подошел офицер и, узнав, что я летчик, дал команду «эршиссен» – расстрелять. У меня внутри будто что-то оборвалось... Все, отлетался!

– Как же спаслись?

– Немецкий генерал отменил приказ и распорядился отправить меня в госпиталь. Меня перенесли в телегу и положили рядом с немецким офицером. Я оторопел, когда услышал, что возница в немецкой форме, с винтовкой на плече, понукает лошадь украинскими словами! Не выдержал: «Что ж ты, земляк, немцам служишь?» А он: «Проклятый москаль, пристрелю!» Снял винтовку, направил на меня. Но немецкий офицер остановил его: «Хальт! Госпиталь!» Так в очередной раз избежал смерти.

Немецкий генерал отменил приказ о моем расстреле и распорядился отправить в госпиталь.

Меня привезли в Проскуровский лагерь для военнопленных, в лазарет. Пленные советские санитары вытащили из ног осколки, промыли и забинтовали раны, а обгоревшее лицо намазали какой-то красноватой жидкостью… Сделали укол, я погрузился во мрак…

Через несколько дней руки и лицо покрылись черной коркой. Рот стянуло так, что и ложка не проходила. Санитар набирал немного каши на ручку ложки и просовывал мне в рот. Как же я благодарен этим безвестным братьям милосердия! Как они заботились обо мне и о других раненых!

А на шестой день к Проскурову подошли наши войска. Немцы в суматохе готовились отходить, уничтожая тех, кто не может двигаться. Мы ждали, что и в наш госпитальный барак бросят канистры с бензином. Но не кинули. Видимо, нас спасла надпись «Тиф. Не входить».

– Опять удача...

– Конечно! Мне везло дико…

«Кресты! Атакуем!»

– Первый бой… Самый страшный бой… А самый яркий?

– За Одером, в марте 45-го. Мы летели тремя парами во главе с Иваном Кожедубом — всего шесть самолетов с 12-ю пушками. А против нас 32 «Фокке-Вульфа»! Там в сумме под 200 орудий! Никогда не забуду команду Кожедуба: «Впереди-внизу кресты. Атакуем!» Действовать нужно было решительно и дерзко: у нас было превосходство в скорости и внезапность. Бой превратился в столкновение отдельных самолетов и пар. В результате мы сбили 16 «Фоккеров»! И это не считая тех, кто, подбитый, наверняка упал по дороге домой.

А еще я помню ощущение, которое испытывал в те дни, пролетая над Берлином. Вот город, из которого зло растеклось по всему миру. Он горит, в самолете я чувствую запах этого дыма. И чувство какой-то необыкновенной гордости охватывало меня.