Подписывайтесь на «АН»:

Telegram

Дзен

Новости

Также мы в соцсетях:

ВКонтакте

Одноклассники

Twitter

Аргументы Недели → Город М № 43(484) от 12.11.2015

Основной риск – это фанатики-одиночки

, 10:14

Президент фонда ветеранов правоохранительных органов «Законность и порядок» Денис ХРАМЦОВ рассказал «Аргументам недели» о службе в Центре специального назначения службы безопасности президента…

– Денис, очень приятно сегодня видеть тебя своим гостем у нас, в редакции народной газеты «Аргументы недели», и хотелось бы начать с вопроса о том, как ты работал в 90-х годах в службе безопасности президента, чем занимался, почему ушел оттуда?

– Я в 1994 году попал на срочную службу в президентский полк (раньше назывался кремлевский полк, потому что он располагается в Кремле). Мне было предложено пройти отбор в так называемый Центр специального назначения службы безопасности президента. Данное подразделение занималось непосредственной защитой Бориса Николаевича Ельцина. Раньше такого подразделения не было, и та служба безопасности президента, которая есть сейчас, появилась в 1993 году, когда после определенных событий 1991, 1993 годов стало понятно, что не во всех ситуациях можно положиться на такие спецподразделения, как группы «Альфа», «Вымпел», – неоднократно были демарши с их стороны – и тогда в то время самый близкий человек Ельцина – Коржаков Александр Васильевич – убедил Бориса Николаевича в необходимости создании отдельного специального подразделения, которое занималось бы не только обеспечением безопасности Бориса Николаевича, но и полным спектром полномочий, которые есть у ФСБ, в том числе борьбой с экономическими преступлениями на самом высоком уровне, борьбой с терроризмом, то есть все это включала в себя именно Служба безопасности президента.

Было самое мощное финансирование за всю историю существования спецслужб. Более мощной структуры, наверное, не было никогда в России. Более того, в то время Барсуков – директор Федеральной службы безопасности, а это был полностью человек Коржакова, подчинялся только ему (фактически можно сказать так, что все силовые структуры негласно подчинялись службе безопасности президента). И мое мнение – те события, которые произошли в 1996 году во время предвыборной компании Ельцина, это была недостаточно профессиональная, мягко говоря, работа службы безопасности президента, потому что СБ - это не только те, кто физически защищает, а это люди, которые должны были как-то предвидеть, предпринять какие-то меры, чтобы не допустить сближения Березовского с на тот момент не совсем вменяемым президентом. Это был прокол, в первую очередь, Коржакова, Барсукова, и дальнейшая работа, когда с подачи Бориса Абрамовича выступили сотрудники ФСБ – управления разработок преступных организаций, которые сказали, что якобы тогдашний директор СБ Ковалев поручил ликвидацию Березовского (управление разработок преступных организаций это была тоже очень мощная структура в недрах ФСБ, которую боялись чеченские боевики, она тоже была разорвана). Кстати, сейчас можно часто слышать насмешки, некоторая комичность придается Березовскому, я не согласен с этим, для того времени это очень мощная фигура, которая смогла сломать шею всемогущему тогда руководителю службы безопасности президента, директору ФСБ…

– А как же так получается, что Коржаков недосмотрел, недооценил? То есть если бы он знал…

– Конечно, недосмотрел, недооценил. Коржаков мог одним движением и возбудить уголовное дело, и все, что угодно, мог сделать. Ему подчинялось специальное подразделение, чем только не оснащенное, – там и танки, и водолазы, и бронетехника… Это фактически была маленькая армия, одна из лучших в мире.

– А ты в этой службе за что отвечал?

За непосредственную защиту президента. Я начинал со снайперской группы, как снайпер, а потом непосредственно сопровождение по местам пребывания непосредственно в кортежной группе, где бы ни пребывали и Борис Николаевич, и Владимир Владимирович Путин (я с ним работал до 2002 года).

– Получается, что после того, что случилось в 1996 году, ты не ушел, а…

– Мы остались работать, но произошло очень много реорганизаций. Если раньше Главное управление охраны (потом оно стало называться Федеральная служба охраны), оно входило в состав службы безопасности президента, после этого все поменялось – СБ стала одним из подразделений службы охраны, и уже, конечно, не было того финансирования, не было того административного ресурса, который был, это был уже не монстр, а просто служба, которая выполняет обязанности по безопасности президента. Но она по-прежнему была хорошо оснащена.

– А почему тогда принял решение покинуть службу в 2002?

- Мне к 2000-м годам было уже интересно реализовать себя в бизнесе и связать себя с бизнесом. Может быть, это не очень красиво прозвучит, но я считаю, что если долго остаешься военным, происходит некая деградация, и я знаю очень многих людей, которые проработали 10–15 лет в силовых структурах, и они никак не могут реализоваться в повседневной жизни. Люди, которые дослуживаются до полковника, выйдя на пенсию еще в нормальном 50-летнем возрасте, они не могут устроиться после службы. Мне было интересно дальше идти, дальше расти. Работа в СБ - это был жизненный этап: я поездил по миру, я был в нескольких сантиметрах от президента, я стрелял из разных видов оружия, прыгал с парашютом, опускался с аквалангом… Я считаю, что для почти подростка (20–25 лет) это был достаточно хороший жизненный опыт, да и пенсия по итогам работы полагалась мне немаленькая.

– А размер пенсии, если не секрет?

– Все зависит от выслуги. Кто прослужил 20 лет чистой выслуги, тысяч 35 у них в месяц выходит. Начальствующий состав – тысяч 45–50. На фоне наших бабушек это звучит здорово, но в целом это очень мало. А когда речь идет о молодых, здоровых ребятах с амбициями, естественно, им неинтересно это все, особенно, когда появляются семьи. 30 лет – самый расцвет сил. Я, человек, который проработал до 2002 года, когда сдал удостоверение и вышел за кремлевскую стену, холодок у меня какой-то пробежал – а вот теперь меня никто не отвезет и не привезет…

– Ощущение какой-то брошенности возникло?

– Я шел сознательно это. Я уходил в никуда, но у меня была цель: я хотел реализоваться в бизнесе. В моем случае, когда я только туда пришел, мне было интересно. А уже в последнее время мне стало скучно в коллективе. Я тянулся к другим людям, перерос… Даже руководство стало это замечать… Но здесь нужно понимать. Служба безопасности президента – это Служба безопасности президента. Там ребята работают для того, чтобы создать себе имя, чтобы потом подороже себя продать в сфере профессиональной безопасности.  В то же МВД, ребята, к сожалению, идут, чтобы проработать там 10–15 лет не для того, чтобы заработать себе имя, а для того, чтобы заработать себе денег, и немало денег.

– Имеется в виду не зарплата?

– Да, имеются в виду коррупционные схемы. Основная проблема здесь в чем. У нас очень странно работает схема борьбы с коррупцией, в любых системах и подразделениях. Берем МВД, ФСБ. Существует Управление собственной безопасности, которое помимо основной его деятельности – защиты своих сотрудников от противоправных действий, еще занимается выявлением коррупции. Но парадокс в том, что если взять тот же Департамент собственной безопасности МВД, то начальник Департамента собственной безопасности МВД подчиняется министру МВД. И его первым заместителям. Точно так же, как руководитель Управления собственной безопасности ФСБ подчиняется директору ФСБ. И в этом заключаются вся глупость и несостоятельность системы. Поэтому в данном случае, единственное, что может спасти ситуацию с коррупцией, это создание определенной структуры, где руководитель будет подчиняться непосредственно президенту. И эта структура будет одна, которая будет курировать все наши службы, начиная от ФСБ, прокуратуры и т.д. И все будет замыкаться на одном человеке, на руководителе, который каждую неделю на Совете безопасности будет президенту докладывать и отчитываться.

– А у нас есть, например, национальный антикоррупционный комитет, какие-то структуры, которые делают себе пиар на этом… Они вообще о чем?

– Речь идет о каком национальном антикоррупционном комитете… Это общественная организация, а у нее нет силовых полномочий. Как член общественной организации может придти в аппарат МВД и сказать, например: вы мне предоставьте, пожалуйста, постановление или на каком основании ваши господа арестовали человека и избили его? Это для примера просто. У нас депутаты Госдумы пишут запросы, но что дают эти запросы? Здесь нужна именно мощная структура, антикоррупционная, не общественная, а именно спецслужба с сумасшедшими полномочиями и которая будет подчиняться только президенту.

- Условно говоря, Федеральное бюро расследований США? Какой аналог можно привести в пример?

– Там немножко другая ситуация… Помимо ФБР есть ЦРУ, АНБ, которая намного более закрытая структура, чем ЦРУ и ФБР, вместе взятые.

Но там интересно что. Люди в спецслужбах США больше трех лет не находятся на одной и той же должности, у них постоянно происходят ротации. То есть сегодня он обеспечивает безопасность президента, через три года он вообще работает оперативником по выявлению поддельных американских купюр. Если у нас  секретная служба – Служба безопасности президента – это одно из подразделений ФСО, то секретная служба США подчиняется министерству финансов. И вообще секретная служба США в своем первичном виде была создана для борьбы с фальшивомонетничеством. Хотя, конечно, в каждой структуре есть свои управления собственной безопасности, и коррупция там присутствует, но не в таких количествах, как у нас. Там очень боятся потерять свое место. Человек, придя на работу в полицию, или не важно куда, он попадает на крючок. Он покупает дом, машину, но это все кредиты, которые дают сотрудникам по совершенно другим ставкам, отличным от рынка, и человек понимает, что пока он работает,  у него все есть, а, если его оттуда выгонят, он все потеряет. У нас же ситуация другая. У нас человека выжмут за 15 лет, а потом человек будет бегать по судам и доказывать, что ему обязаны дать хотя бы двухкомнатную квартиру где-то за кольцом, имея еще жену и двоих детей. Поэтому когда те, кто рано или поздно появляется на какой-то должности, где есть возможность коррупции, естественно, они начинают этим пользоваться, потому что они понимают, что у них есть два-три года на то, чтобы заработать денег и потом более-менее безбедно жить. Они готовы рисковать. В Америке ситуация немножко другая. Там понимают, что если ты что-то совершил, ты теряешь все, у тебя будут плохая банковская история и репутация, на работу ты уже никуда не придешь, ты потеряешь дом, машины и т.д.

– Ну то есть маргинализируешься практически полностью.

– Конечно… Поэтому нашему государству очень важно выделять средства для того, чтобы были какие-то банковские программы, чтобы люди держались за свою работу и боялись ее потерять.

– А работа в ФСБ разве не настолько почетна у нас сейчас? Ведь сейчас авторитет армии очень вырос, контрактникам платят более осязаемые деньги, чем раньше, а работа в ФСБ или в ФСО – это предел мечтаний молодого человека, который хочет идти по стезе силовых органов. Разве ничего не изменилось по сравнению с 90-ми годами?

– До реорганизации службы безопасности президента мы получали в десятки раз больше, чем получают сейчас сотрудники ФСБ или ФСО. Конечно, другие службы получали меньше. Здесь ситуация какая: молодые подготовленные ребята с огромными амбициями, ощущающие себя суперменами, имея жену и ребенка, – 50 тысяч рублей в месяц – это очень мало для Москвы с учетом того, что сейчас есть. Квартиру ждать лет 15 в лучшем случае. А жить нужно сегодня, сейчас. Люди хотят отдыхать, ездить на нормальных машинах, носить нормальные вещи, питаться и т.д. И когда человек это понимает, конечно, появляется масса соблазнов. И почти нет таких людей, которые готовы устоять. Если мы берем Федеральную службу охраны, там для коррупции почти нет места, там обеспечивают безопасность президента, как там заработать? Но как только у ребят появляется возможность перейти к какому-нибудь олигарху на нормальный оклад, они, конечно, это делают. Та же ФСБ - это несопоставимые зарплаты по сравнению с теми рисками, которые ребята несут. Конечно же, там очень много людей, которые не видят себя на службе после 40, после 50 лет, им неинтересно идти куда-то дальше.

– То есть социальные лифты даже на этом уровне не работают?

– Ну что говорить… Мой отец проработал в спецслужбах более сорока лет, он еще начинал в Комитете госбезопасности, он военный пенсионер, но он ходит в гражданские поликлиники, потому что в ведомственные ему ходить неудобно. Не тот уровень, и сложно, и очереди, и все остальное, несмотря на то, что человек дослужился до генерала.

– То есть в спецполиклиниках очереди больше?

– Ну вот получается так, да. Я даже сам был удивлен, что мой отец предпочитает пойти в обычную поликлинику. Это говорит о  многом.

– По материальной стороне службы мы прошлись. А что касается эффективности работы? Наши российские спецслужбы работают более эффективно по сравнению с американскими, так же или есть какие-то отличия?

– Проблема наших спецслужб в том, что в них постоянно на всех уровнях идут реорганизации. Постоянно кого-то сокращают, кого-то переименовывают, передают куда-то. Те люди, которые приходят, это совершенно новые люди, которым требуются годы, чтобы наработать, например, агентуру. Тот же РУБОП, который фактически разогнали в 2000х, упразднили, был достаточно мощной структурой, которая противостояла организованной преступности. Сейчас основная проблема, в том числе, и в борьбе с терроризмом – это полное отсутствие агентуры. Она в свое время была утеряна и из-за этих бесконечных пертурбаций. При СССР была очень мощная агентурная сеть по всему миру, а сейчас? Ну и: правительственная связь – это своя служба, Федеральная служба – своя и т.д.  Такие структуры должны быть единым целым, и у них должен быть один руководитель, потому что, как бы там ни было, но все они конкурируют между собой за внимание президента, за бюджет. И это очень большая проблема.

– Мы заговорили о терроризме. В последние годы в России терактов гораздо меньше, чем в 90-х или начале 2000-х. С чем это связано?

– Есть разные виды террористов. Есть террористические организации, куда легко внедрить агентуру или завербовать кого-то. А то, что в последнее время происходило во Франции, США, Англии… Существуют просто отдельные фанатики, сочувствующие той или иной террористической группировке, которых невозможно просчитать, куда невозможно никого внедрить. Здесь очень сложно работать и почти нереально. А последние события в Европе, когда расстреляли полицейских, это были просто фанатики. Или просто солдат-мусульманин берет пистолет и расстреливает своих сослуживцев… В нынешней ситуации наши СВР, ФСБ и т.д. должны мобилизоваться максимально, потому что на территории РФ, в том числе в Москве, очень много тех, кто сочувствует тем, кто находится в Сирии, и я не исключаю, что будет много попыток для террористических актов на территории РФ. И основной риск - не организации, а фанатики-одиночки, которые просто пойдут подрывать себя в толпе. Террорист не обязательно может быть мусульманином, он может быть любой другой веры, просто сочувствующий.

– Любой радикализм в данном случае несет в себе очень большой риск…

– До того момента, как Россия официально не стала рассказывать и отчитываться о том, что постоянно бомбит позиции исламского государства (ИГ – организация, запрещенная в России), рисков было намного меньше.

Речь идет о том, что сейчас нужно максимально усилить бдительность. Тем более, если у нас по телевизору показывают, что уже есть результат данных ударов. Есть очень много фанатиков, сочувствующих исламскому государству.

Как я уже говорил, есть два вида террористов: организованные группы, и, кстати, эти террористические группы, которые у всех на слуху, в основном, продукт какого-то государства. Их финансируют практически из бюджета, и это одна ситуация. Руководители этих террористических групп не являются фанатиками, это обычные бизнесмены, которые принимают заказы от различных структур различных государств, и производят какие-то действия.

Нужно бороться с терроризмом не только на территории РФ, но и за ее пределами, потому что зачастую руководители крупных террористических организаций находятся, в первую очередь, в европейских странах, под вывеской каких-то благотворительных фондов и т.д. И руководитель террористической организации должен сто раз подумать: стоит ли брать деньги на проведение теракта, если его или членов его семьи (бомба может взорваться и у него дома, и у его машины) может настигнуть возмездие. Здесь нужна политическая воля. Но если мы действительно хотим бороться эффективно… Да, то, что мы сейчас видим по телевизору, – расстрелы, захваты мирных граждан, это ужасно, но делают это исполнители, а организаторы годами остаются уважаемыми людьми… Даже вот в 2000-х годах ликвидация в Чечне Хаттаба, Шамиля Басаева и всех остальных – как бы там ни было, но они простые исполнители. Основные организаторы находятся за рубежом.

– Многие эксперты говорят, что основными организаторами таких громких терактов могут быть не просто какие-то физические лица, но и спецслужбы других государств, которые могут заказывать и создавать террористические организации…

– Если у нас будут работать точно так же, как в Израиле, то, я думаю, многие сто раз подумают, имеет ли смысл совершать теракт на территории РФ. Сейчас, к сожалению, мы недостаточно жестко действуем по отношению к террористам.

 

Подписывайтесь на Аргументы недели: Новости | Дзен | Telegram