Записав на новом альбоме по песне с двумя поэтессами, Иван АЛЕКСЕЕВ (Нойз) обозначил собственный уровень стихосложения. Стало ясно: на фоне признанной поэзии его тексты в цене не теряют.
Меломаны, ориентированные на Запад, не любят, когда основное внимание в рецензиях уделяется текстам, ведь в музыке-де главное – музыка. Но Россия – страна вербальная, и песни Нойза – характерный продукт русской культуры. Хотя на отечественный рок Иван никогда не ориентировался – ни в звучании, ни в словах. «Опять философы. Ну куда ж от вас деваться? В вашей лирике без ста грамм не разобраться», – обращался он к российским рокерам в своей старинной, мальчишеской песне.
Из всех альбомов Алексеева новый – «HardReboot» («Жёсткая перезагрузка») – получился самым иносказательным, метафоричным. Притом непонятным его не назовёшь. Это именно метафоры, а не «слово ради звука», не образы ради образов.
Человек в мире роботов. Чудак, бегущий вверх по эскалатору, ползущему вниз. Метеорит-камикадзе. «Ветер скоро развеет мои следы, загулявшему небу вернув покой. Ключ рутины в наручниках суеты повернётся снова по часовой».
Внутреннее перемежается внешним, социальным. За песней про самокат на дорогах ночной Москвы (или, лучше сказать, про соседство свободы и риска) следует портрет этакого современного домоседа Обломова. А при ближайшем рассмотрении – обобщённый портрет городской цивилизации. «Мусор выношу: в прихожей у двери ставлю вечером пакет, а ночью слышу шум – с проверкой не хожу, но утром его нет. Откуда в холодильнике еда берётся – разбираться лень. Просыпаться лень. И лень потом весь день валяться, как тюлень». Городской обыватель понятия не имеет, как вырастить картошку и куда деваются отходы его жизнедеятельности. Одно слово – потребитель.
Словно споря с самим собой, в следующей песне Нойз воочию показывает: призывы уйти от потребительской цивилизации – инфантильные мечтания. «Прими роды у своей подружки на опушке… Всё короче паузы, всё чаще схватки. Слабое раскрытие шейки матки. На деревьях не растут стерильные перчатки. Не молчи, давай, скажи ей, что всё в порядке».
Такого всестороннего подхода – спора с самим собой – недостаёт автору в дальнейшем. В песне «Комсомол» он ополчается на советский строй и Варшавский блок, давно почившие в бозе. НАТО, упомянутое в песне как антагонист Варшавского блока, Иван оставляет нетронутым, хотя тронуть эту организацию есть за что. Узостью и резкостью авторского взгляда выделяется также песня про слепого снайпера. В хипповском антивоенном порыве Иван осуждает не политиков и не генералов, а бойцов. «Слушай приказ: механический пёс, фас!» (В жизни Нойз тоже делает тенденциозные заявления: не видит проблемы в проявлениях украинского шовинизма. При этом написал много песен о шовинизме среди русских.)
Центральная вещь на пластинке – это, пожалуй, «Сохрани мою речь». Её припевом стали строки Мандельштама из одноимённого стихотворения. Песня написана от лица поэта к его жене, сберёгшей для истории его стихи, и не в рукописях, а в памяти. «Сохрани от потопов, пожаров и времени. Деревом суждено стать не каждому семени, а только тому, которому повезло с почвой. Как мне – с тобой. Сильно-сильно. Очень-очень». (Это не Мандельштам, это Нойз.) Песню хочется понимать шире – как посвящение всякому свободному слову. И как напоминание молодым о том, что такое борьба за свободу, а не игра в борьбу. И ещё это песня о любви. Такая, на фоне которой драматизм песен о неразделённых чувствах кажется детским капризом.
В «совместке» с поэтессой Верой Полозковой снова содержится отсылка к Мандельштаму, а заодно и к Тютчеву – к двум стихотворениям с одинаковым названием «Silentium» («Молчание»). «Все слова переврутся сплошь, а тебе за них отвечать. Постарайся не множить ложь и учись молчать», – не молчит Вера.
Вторая поэтесса на пластинке – Марина Кацуба.Она поучаствовала в самой личной песне альбома: в ней Иван рассказывает, как потерял мать. Приятно поражает соседство этой вещи с жизнеутверждающей вещью «220»: «Пусть для кого-то мы дурачки, что игнорируют факты, как свет – её закатившиеся зрачки. Но я скажу тебе, что по-настоящему глупо: счесть её трупом и сдаться, пульса так и не нащупав».
Альбом в основном сделан в типичной манере Нойза: в куплетах – речитатив, в припевах – вокал. Первостепенное значение текстов в творчестве Алексеева вроде бы очевидно, но сказать так – принизить роль музыки. В отличие от многих образцов авторской песни и русского рока, здесь её роль не вспомогательная. Удивительно, как по-разному могут звучать гитары и как на седьмой пластинке Нойз продолжает выдавать хитовые мелодии одну за другой.
Многие критики указывают на подражание легендарной американской группе Курта Кобейна «Нирвана», чего Иван не отрицает. Формула «Нирваны» звучит примерно так: мелодика в духе «Битлз», по-панковски быстрые гитары, хрипло-кричащий вокал. Сходство есть. Но копией «Нирваны» альбом не назовут ни фаны Нойза, ни фаны Кобейна.