Осколки воспоминаний

 

Мы постоянно рвались на фронт. В начале войны мне было всего 15 с половиной лет. Я с подругой попала на курсы пулемётчиков. Изучала «максим», ходила на стрельбища. Учёба закончилась. Мальчишек взяли на фронт, а нас – нет. Шёл к концу 1942 год.

Прошло немного времени, и я написала письмо Сталину. В ответе говорилось, что девушек берут, но не всех и только с 18 лет! Однажды к нам с фронта приехала в отпуск моя подруга Майя Белугина. Мы много лет с ней сидели за одной партой. Оказывается, Майя участвовала в Сталинградской битве. Я попросила её помочь мне. Удалось переговорить с майором, который приехал в Москву забрать подарки бойцам к 23 Февраля. На удивление – он помог. Уехали так быстро, что я только с папой успела проститься, а с мамой нет. Дядя устроил меня в дивизионный медсанбат. Помню первую операцию. Хирург кричит: «Плечо, плечо!» Оказалось – старшая медсестра даёт ему инструменты и считает салфетки, чтобы не зашили внутри. Другая – подаёт эфирную маску. А мне надо было подставить плечо, чтобы врач стёр пот с лица...

Я перевязывала в основном старые раны. Но однажды нас крепко разбомбили. Искалеченных ребят нужно было раздевать. Я остолбенела. А доктор: «Что встала! Помогай!» Сразу очнулась и сделала, что нужно. И так день за днём. Ела на ходу, спала на ходу. Но девчонки есть девочки. Представьте – блиндаж, на полу вода. Длинный-длинный стол и полати. Но здесь у каждой своё место. У каждой по-своему вышита подушка… Брови углём подкрашивали. И старались не думать, что ранят или убьют.

У меня были две подружки – Капа и Аня – боевые, задорные, на гимнастёрках – ордена Славы. В музыкальном взводе пели: «В степях Молдавии родился» и «Валенки». Одна была тяжело ранена, а вторая погибла. Есть такие строчки: «Тот, кто не ходил в атаку, войны не знал». Я не ходила, но видела ужасные вещи.

Однажды в Белоруссии мы взяли деревню и пошли дальше. В уцелевшие дома из землянок сразу перебрались жители с детьми и партизаны. А ночью пришли власовцы и долго-долго стреляли по окнам... Нам пришлось делать страшные операции. Помню, как из блиндажа вытаскивали тазы с детскими ручками, ножками. За всю войну я не сделала ни одного выстрела, никого не убила. Но тогда, если бы пришлось, лично расстреляла изуверов.

 

 

В дивизии был верблюд Кузнечик, от самого Сталинграда с нами шёл. Служил как мог – пушку возил и кухню. Ранен много раз. Под Кёнигсбергом всем тяжело пришлось. А Кузнечика изрешетило осколками. Командир нашего артиллерийского полка обещал даже Героя дать тому, кто его спасёт. Не смогли. Лошади возили телеги с ранеными. Ездовые были казахи и узбеки. Они умело с лошадьми обращались. Хорошие ребята были, но по-русски говорили плохо. А некоторые даже поездов раньше не видели…

Кончилась война. Встреча на Эльбе, то-сё. Меня вызывают в штаб. Начистила сапоги – иду. Ребята едут верхом, приглашают и меня покататься. Села. Их лошади побежали – и моя тоже, я мотаюсь на ней. Приехали. Замполит пригласил на приём, который устроили американцы. Он решил, видимо: девчонка окончила десятилетку, москвичка, поддержит беседу за столом. Американцы пригласили нас в богатое имение. А там павлины ходят, стоят роскошные столы. Я подкрепилась. А потом вижу: наши ребята засобирались. «Вы куда?» – спрашиваю. «В часть!» Взяла и ушла с ними.

В Германии мы должны были форсировать канал. Я на наблюдательном пункте полка выдаю индивидуальные пакеты для перевязки. Не хватило – и я пошла за ними вдоль речки. Конечно, нельзя было этого делать – там убили нашего переводчика, ехавшего на велосипеде. Но сначала обстрела не было, я и пошла. И вдруг – стрельба из миномётов, я прыгнула в глубокую канаву. Когда утихло – я вперёд. И тут меня ранило в лицо. Очухалась в госпитале. Помню, что меня перевязывал сын полка Валька.

Меня прооперировали, осколок вытащили, и вдруг привезли раненых из нашей дивизии. Я пошла к начальнику госпиталя, просила, чтобы выписали. Помочь хотела. Он говорил: «Не имею права!» А потом выписал. Пришла в свою дивизию, отвезла раненых в медсанбат. Устала так, что на телеге заснула. Проснулась от выстрелов и криков «ура!». Оказалось – Победа!

Перед самой демобилизацией ко мне приехала подруга Майка, говорит: «Почему у тебя такие жёлтые глаза? Желтуха?» Отправили в Польшу, в госпиталь, в очень плохом состоянии. Помню – рядом палата, а в ней лежат мужчины, которые на радостях отравились метиловым спиртом. Один генерал скончался. А эти ослепли. Я их навещала. Однажды они говорят: «Знаешь, сестра, сегодня в кино «Весёлые ребята» идут – отведи нас. И вот помню: иду я, за мной цепочка, пять или шесть человек. Они не видят, а у меня слёзы до колен, потому что я знаю – многие уже не прозреют. Помню, «смотрят» фильм, хохочут: «Слушай, это поросёнок там визжит, да? Режут его, что ли!»