Аргументы Недели → Образование № 26(821) 6-12 июля 2022 13+

Что будет с нашим образованием после выхода из Болонской системы

, 19:30

Российская «вышка» на пороге нового грандиозного шухера. Около 20 лет студентов обучали в соответствии с европейскими стандартами: четыре года бакалавриата плюс два года (если захочется) магистратуры. А теперь эта система как-то видоизменится: правительство, похоже, на ходу сочиняет новую реформу, и никто из экспертов не берётся предсказать, чьи идеи начертают на знамёнах. Кто-то поёт осанну советскому специалитету, забывая, что он относительно эффективно работал в иное время и в иной системе. Кто-то, наоборот, ратует за самые современные идеи, которые и в странах Болонской системы ещё не обкатаны. При этом нельзя забывать, что любую идею можно испортить плохим исполнением, как уже неоднократно бывало в истории образования в России.

Высшее осуждение

В сущности, Болонская система (или Болонский процесс) – это не организация со странами-членами и офисом в итальянской Болонье. Просто в 1999 г. министры образования 29 европейских стран подписали в стенах старейшего в мире Болонского университета декларацию о едином пространстве высшего образования в Европе. Смысл в том, чтобы школьник из Венгрии мог со своим аттестатом поехать в Париж и поступить с ним в Сорбонну. Или проучиться четыре года на искусствоведа в Севилье, а потом плюнуть и стать магистром юриспруденции в Лондоне.

Цель достигается за счёт введения единообразных систем школьного (12 классов) и высшего (бакалавриат, магистратура, докторантура) образования. Мобильность признана большим благом для взросления и понимания мира, и львиная доля европейских студентов минимум семестр учатся за пределами родной страны, как сказали бы в СССР, «по обмену». Упростить мобильность призваны программы вроде Erasmus: можно даже получить стипендию для обучения за границей. А полученный диплом будет признан в любой развитой стране.

– Болонская система имеет два важных аспекта, – говорит профессор НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге Даниил Александров. – Во-первых, дипломы, выписанные в разных странах, унифицировались в плане нагрузки, чтобы было понятно, какими компетенциями обладает выпускник. Во-вторых, создавалась возможность для смены специальности по ходу обучения. Ведь в 17 лет человеку проблематично выбрать профессию на всю жизнь. Зато возможность сменить специальность внутри обучения делает выпускников более успешными и мотивированными перед выходом на рынок труда. Для России это особенно актуально: у нас люди с высшим образованием часто работают совсем не по профессии или там, где нет необходимости в пяти годах образования.

В этом смысл разделения на бакалавриат и магистратуру: проучился четыре года, посмотрел, стоит ли продолжать и по какой специальности нужен второй этап. При этом Болонская система не сводится к принятой в России схеме 4 года бакалавриата плюс 2 года магистратуры. В Италии, например, высокий уровень среднего 12-летнего образования, после которого в бакалавриате достаточно и трёх лет. А по некоторым специальностям можно ограничиться и одним годом в магистратуре.

Сегодня в Болонскую систему входят 48 стран: это европейские государства, а также США, Австралия, Бразилия, Канада, Китай и Япония. А Россия присоединилась к процессу в 2003 году. Ввести 12 лет обучения в средней школе часто грозились, но так и не решились – во многом чтобы не путать карты с призывом в армию. А в вузы Болонская система пришла в довольно специфической форме.

До 2003 г. в большинстве вузов сохранялись советские специалитеты, на которых учились 5–6 лет. Как правило, они предполагали сначала изучение теории и лишь потом – практику, которая начиналась на 5–6-м курсах. Поэтому многие ректоры, не мудрствуя лукаво, просто брали специалитет, отрезали от него год и называли это бакалавриатом. А отрезанный год-другой становился магистратурой. Отсюда и скептическое отношение населения к российскому бакалавриату как к неполному высшему – дескать, теория без практики, при Союзе учили лучше. А многие ректоры поддакивали, выдавая собственные грехи за системные.

На самом деле оценивать результаты вхождения в Болонский процесс нужно применительно к каждому конкретному вузу. Высшая школа экономики, РГГУ, Шанинка, Европейский университет, где магистратура создавалась с нуля, смогли получить от новой системы существенные бенефиты. Зато некоторые «фабрики дипломов» настолько увлеклись получением от студентов денег за обучение, что их вообще не интересовало, будет ли их диплом котироваться на Западе. Поэтому проблем с признанием российских дипломов в развитых странах даже через 20 лет участия в Болонской системе – пруд пруди.

С мобильностью преподавателей и студентов между вузами тоже проблемы. До недавнего времени российские студенты часто ездили в европейские вузы, а обмен между университетами внутри России остался чуть ли не на нуле. При переходе из одного вуза в другой студенты вынуждены досдавать массивную академическую разницу, хотя Болонская система предполагает, что во всех её вузах-участниках примерно одинаковый набор предметов, за сдачу которых студенты получают кредиты (зачётные учебные единицы), равноценные во всех альма-матер. «Факультеты свободных искусств», где студенты сами выбирают курс предметов, у нас тоже не прижились из-за саботажа преподавателей. Ведь если их замшелые методики никого не заинтересуют, они останутся без денег.

В общем, в Болонскую систему Россия вошла криво-косо и предсказуемо не получила от неё всех возможных дивидендов. Студенты ругали дипломы, с которыми за границей толком не устроиться. Хотя патриотически настроенные чиновники видели в стандартизации дипломов двигатель «утечки умов», который позволяет образованным специалистам увозить свои мозги за границу. В Совфеде Болонскую систему даже назвали «пылесосом», который высасывал из России наиболее способных. Хотя эмигранты не виноваты, что жизнь в России не кажется им ни комфортной, ни перспективной.

Преждевременные роды

11 апреля 2022 г. Россию и Беларусь исключили из Болонского процесса, после того как 185 ректоров российских вузов подписали письмо в поддержку спецоперации на Украине. Как ни странно, об этом факте широким массам стало известно только в июне. А весь май наши чиновники как ни в чём не бывало рассуждали о необходимости выйти из европейской системы образования как неэффективной и не подходящей для нашего особого пути. Министр науки и высшего образования Валерий Фальков заявил: «К Болонской системе надо относиться как к прожитому этапу. Будущее за нашей собственной уникальной системой образования, в основе которой должны лежать интересы национальной экономики и максимальное пространство возможностей для каждого студента».

В чём заключается наша «уникальная система», никто прямо не говорит. Фальков обещает, что в ближайшие два года программы бакалавриата и магистратуры точно сохранятся. Во-первых, люди привыкли к Болонской системе, во-вторых, немало студентов уже получили степень бакалавра, а без магистерской степени они не смогут дальше двигаться. Ну и в-третьих, как недавно рассказывали «АН», Россия в топе стран по количеству иностранных студентов. Чтобы привлекать новых умников из-за рубежа, а не потерять имеющихся, нужна понятная система, с которой молодой специалист может продолжать обучение в другой стране.

Но рано или поздно придётся сделать выбор. Многие чиновники советской закалки – за возврат к старой системе с узкой специализацией на пять лет. Но она неважно работала даже в системе планового хозяйства, когда Госплан пытался просчитать, сколько специалистов по двигателям внутреннего сгорания стране нужно будет через 10–15 лет. А сегодня технологии меняются так быстро, что любой подобный план будет гаданием на кофейной гуще. И главный тренд высшего образования сегодня в том, что нужно не к узкой специальности готовить, а тренировать способность учиться и переучиваться.

Что важно: это понимают в Кремле. Два года назад в Послании Федеральному собранию президент Владимир Путин говорил о системе 2+2+2. Это ещё более продвинутый вариант Болонской системы: поучился два года – подумал, правильной ли дорогой идёшь, получил возможность сменить курс. И через два года – такая же развилка. По сути, первые годы человек учится по объединённой программе для разных специальностей и только после этого выбирает себе специализацию, а дальше уже решает про магистратуру. Эта идея облегчает возможность сознательного выбора профессии, без которого не может быть высокой мотивации в обучении, а потом в работе.

«Как только идея прозвучала в начале 2020 года, я говорил коллегам, что к этой системе необходимо готовиться раньше, чем решение спустят сверху, и в нашем университете с прошлого года идёт активная работа по формированию новой системы», – говорит Даниил Александров. Но много ли таких «передовиков»? В вузах предложение президента многим не по душе, потому что преподы привыкли сидеть в своих огороженных дисциплинарных территориях. И им милее специалитет, при котором студент от них никуда не денется.

Министерство науки и высшего образования, похоже, готовит гибрид из специалитета и современных идей. Главный вопрос – чего в ней будет больше. Как вариант, заявление об отказе от Болонской системы – это просто политическая декларация, где министерство встраивается в волну заявлений о том, что Запад нам не указ. В итоге появится система, которая никак не противоречит Болонской и в будущем позволит устанавливать эквивалентность дипломов с любыми зарубежными вузами. Хотя программы обмена студентами с европейскими вузами Erasmus, несомненно, прикроют.

При этом «исправление» огрехов Болонской системы, о котором говорит Фальков, вполне может быть толковым: «Наверное, экономисты могут и в маркетинг на магистратуру пойти, но довольно странно, если у нас выпускник журфака пойдёт на энергомашиностроение». Специалитет может быть в приоритете при подготовке врачей и инженеров, которым 4 года обучения явно недостаточно.

Другое дело, что, глядя на изменения в российской «вышке» за последние годы, в разумный вариант не очень-то верится.

Песня остаётся прежней

С 2012 г. у высшего образования в России появилась по-военному конкретная цель. Согласно майским указам президента Путина, не менее пяти вузов должны были к 2020 г. попасть в Топ-100 международных рейтингов. Поскольку глава государства не уточнил, что этим рейтингом обязательно должна быть «шанхайская сотня» или какой-то другой престижный «барометр», не было сомнений, что мы получим очередной шедевр российской показухи. Что наши вузы скоро будут лидировать в рейтингах, которые и создали специально ради этого деятели нашего образования. Но некоторые эксперты надеялись, что знания проще по-настоящему дать, чем каждому объяснять, почему их нет у студентов. И побочным эффектом от карьерных усилий чиновников может оказаться реальный подъём высшей школы.

К 2021 г. на госпрограмму «5-100» было потрачено около 80 млрд рублей. Их освоил 21 российский университет. Ректоры трубят полную викторию, а Минобрнауки заявляет о перевыполнении плана. Скептики из научной среды на это кривятся. Ведь в 2016 г. для формального выполнения госпрограммы правительство РФ специально внесло поправку, позволяющую считать целью указа не три глобальных рейтинга (Quacquarelli Symonds (QS), Times Higher Education (THE) и Academic Ranking of World Universities (Шанхайский рейтинг), а их многочисленные подвиды. Примерно так было на Универсиаде 2013 г., когда ставить за Россию медальный рекорд вместо студентов приехали профессиональные спортсмены, формально обучающиеся в российских вузах. Примерно так в фильме «Заяц над бездной» Брежнев грозит цыганскому барону признать всех советских цыган румынами.

Можно было бы предположить, что львиная доля средств досталась МГУ и СПбГУ. Но они как раз обладают особым статусом, по-особому финансируются и в программу не вошли. С Гарвардом и Кембриджем конкурировали новообразования, слепленные уже в XXI веке из разрозненных вузов одного региона, как, например, Южный федеральный университет из Ростова-на-Дону, в который к 2016 г. входило 5 академий, 12 учебных институтов, 6 факультетов, 6 филиалов и 2 представительства, а также 19 инновационно-технологических и научно-образовательных центров, 3 научно-исследовательских института, музей и Региональный научный центр РАО. Здесь грызут гранит науки аж 28 тыс. студентов.

К концу 2021 г. ни один участник госпрограммы «5-100» так и не вошёл в первую сотню трёх мировых рейтингов. Более того, и МГУ «вывалился» из Топ-100 Шанхайского рейтинга. Хотя Счётная палата в феврале 2021 г. объявила, что вузы-участники не достигли «верхнеуровневых целей», в отраслевых рейтингах в Топ-100 пребывают сразу 17 российских вузов. Которые на каждом шагу об этом хвастаются.

Недавний ректор ВШЭ и глава ассоциации «Глобальные университеты» Ярослав Кузьминов отмечает, что под викторией понимают всё же не только места в рейтингах. Например, каждый второй победитель российских олимпиад школьников выбрал для поступления вузы, которые участвовали в госпрограмме. А у зачисленных первокурсников на 6 пунктов вырос средний балл. С другой стороны, в Стэнфорд на фоне пандемии всё равно было не уехать. А из чего ещё в России выбирать?

Программа не столько решила, сколько обострила многие проблемы высшей школы. Вузы, получившие дополнительное финансирование, смогли переманить к себе преподавателей из заведений попроще. Зато в вузах, где 200–300 докторов наук, на каждого из них смотрят как на легко заменяемый винтик – следовательно, не получается быстро обновлять учебные программы. А без этого «естественного» движения в рейтингах быть не может.

Доцент кафедры политических и общественных коммуникаций Института общественных наук РАНХиГС Николай Кульбака напоминает, что престиж вуза создаётся долгими годами, иногда десятилетиями. А сопредседатель межрегионального профсоюза «Университетская солидарность» Павел Кудюкин отмечает, что 80 млрд рублей – это четверть годового бюджета Гарварда. А у нас эти деньги размазали на 8 лет между 21 университетом. И подтолкнули вузы хитрить и изворачиваться, чтобы получить хоть что-то.

Когда строка рейтинга становится ключом к финансированию, возникает соблазн и к самому рейтингу подобрать ключик. Логика объединений вузов может быть любой, а сами слияния носить противоестественный и быстро меняющийся характер. Проблема в том, что многие случаи слияния отдают новым подвидом рейдерства, опирающимся на административный ресурс.

Федеральные власти и не скрывают, что видят высшее образование в виде пирамиды. В верхнем эшелоне 10–15 вузов, конкурирующих с ведущими университетами мира и получающих максимальное финансирование. В средней линии – 100 заведений с меньшей бюджетной поддержкой. Ниже планируется видеть 600–700 вузов, которым вряд ли сохранят магистратуры, аспирантуры и диссертационные советы.

Критерии, по которым Минобрнауки оценивало эффективность того или иного вуза, озвучены ещё в 2012 году. Среди них средний балл ЕГЭ зачисленных студентов, число выпускников, получающих стипендии президента и правительства РФ, доля расходов на НИОКР, доля иностранных студентов, средняя зарплата педагогов и даже площадь помещений в расчёте на одного студента. Но тогда получается, что качество образования особой роли не играло. Возможно ли изменить эту систему за несколько лет при довольно скудном финансировании?

– Высшее образование в регионах доступно очень неравномерно, – говорит социолог Сергей Прозоров. – В 2017 г. закрыты не самые худшие государственные аграрные университеты в Иркутске и Орле, хотя постоянно говорится, что из этих регионов уезжает молодёжь, в то время как землю обрабатывать некому. Закрывая вузы одной рукой, правительство другой тратит миллиарды на привлечение переселенцев на тот же Дальний Восток. Не учитывается и стоимость обучения: на Камчатке, в Тюмени или Нижнем Новгороде она явно неадекватна реальным доходам населения.

В Петербурге едва не уничтожен частный Европейский университет. Хотя в нём на 200 студентов приходилось 150 сотрудников, среди которых 31 доктор наук и 44 кандидата. Возмущённое обращение к министру подписали 14 академиков и членкоров РАН, а директор Эрмитажа Михаил Пиотровский уточнил: «Университет не получает ни копейки иностранных денег, управляется российскими учредителями, финансируется с помощью фонда целевого капитала». Президент Путин трижды в ответ на письма с просьбами спасти вуз налагал резолюцию: «Поддержите». «Неэффективным» Европейский стал из-за противопожарной безопасности и неприспособленности старинного здания к приёму студентов-колясочников. Но, возможно, дело в том, что управлялся он по модели shared governance, то есть с участием всех заинтересованных групп: управляющего внешнего совета, профессуры, студентов и т.д. Как это могло понравиться Министерству, привыкшему править, спуская вниз команды и «критерии»?

Как и следовало ожидать, давление на институт прекратилось спустя несколько дней после того, как член попечительского совета ЕУ Алексей Кудрин вернулся во власть, став главой Счётной палаты. К тому времени уже было понятно, что власть не сильно-то рвётся ворошить высшее образование. А все наезды, слияния и поглощения – внутренняя кухня участников рынка.

Также очевидно, что никакого роста в «шанхайской сотне» не может быть у вузов, где сквозь пальцы смотрят на фальшивые диссертации и докторские своих сотрудников. Однако власть не потрудилась создать бесплатный общедоступный ресурс, на котором каждый мог бы проверить подлинность диплома или диссертации. Но острый запрос удовлетворили частники-энтузиасты: сайт «Диссернета» показывает процент заимствований в диссертации постранично.

Первый же урожай принёс 25 депутатов со списанными диссерами. Но про депутатские шалости все забыли, когда «Диссернет» обнаружил нарушения в диссертациях 68 российских судей, в том числе из Верховного и Конституционного судов. Похожая картина с научными изысканиями сенаторов, силовиков, губернаторов. Один из создателей Андрей Ростовцев объясняет: «Если на Западе чиновника уличат в плагиате, он лишится и степени, и всех постов. Примеров очень много. А у нас принято врать в глаза: я сам писал, а докажите, а вы сами кто такие. Всё сводится к аргументу «меня кто-то заказал, американцы проплатили». Сеть лжи встроена в наше государство, как коррупция».

В России, говорят энтузиасты, даже самих учёных не волнует судьба науки как Храма Истины. Они трудятся рядом с диссероделами и пожимают им руки: «Я работаю честно, меня это не касается…» А значит, в стране нет научного сообщества как касты. Есть вузы, где к этой проблеме относятся ревниво и серьёзно. Высшая школа экономики уволила своего профессора, губернатора Московской области Андрея Воробьёва, который попался в сети «Диссернета». Есть ещё несколько вузов, которым не наплевать. Но смогут ли они кристаллизовать вокруг себя загулявшую высшую школу – большой вопрос.

И ЕГЭ с ними

Школьный Единый государственный экзамен (ЕГЭ) воспринимался в стране как внебрачное дитя Болонской системы. Она напрямую ввода ЕГЭ не требовала, но желала обеспечить равные права при поступлении в вузы для всех абитуриентов.

Вряд ли при выходе из Болонской системы Россия откажется от ЕГЭ. Хотя отношение к нему, согласно исследованию ФОМ, преимущественно негативное: почти две трети россиян против. А в 2008 г. недовольных было вдвое меньше. Хотя, казалось бы, ЕГЭ – штука достаточно честная, и знающему школьнику из провинции позволяет собрать достойный урожай баллов и поступить в приличный вуз. А обилие тем и вопросов, поднимаемых в тесте, нивелирует фактор «удачного билета» в пользу разносторонних знаний.

Другое дело, что основная претензия к ЕГЭ – не собственно экзамен, а нервотрёпка вокруг него. Учебный процесс превратился в чемпионат между школами. Чем выше балл ЕГЭ, тем вероятнее директору разрешат набрать в следующем году два-три 10-х класса вместо одного. А это означает увеличение подушевого финансирования. И шанс для директора уйти «выше» – то есть в комитет. Ради этого он будет требовать балл ЕГЭ от своих предметников: манипулировать премиями, угрожать увольнением. А те будут гонять детей по тестам вместо системного изложения материала.

Подписывайтесь на «АН» в Дзен и Telegram