В ближайшее время пройдёт ставшее уже традиционным заседание Совета по науке и образованию при Президенте России. На повестке дня два главных вопроса: будет ли продлён мораторий на отчуждение академической недвижимости в процессе оптимизации научных институтов и как может развиваться фундаментальная наука, на которую выделяют около 0,16% от скукожившегося ВВП. На последний вопрос физик Фредерик Жолио-Кюри уже ответил: «Та страна, которая не развивает науку, неизбежно превращается в колонию».
Что произойдёт с нашей академической наукой? Можно ли остановить вакханалию чиновников? Почему знаменитые «майские указы» президента превратились в удавку на шее? На эти и другие вопросы «АН» отвечает член ЦК профсоюза работников РАН, научный сотрудник знаменитого ФИАН, физик Евгений ОНИЩЕНКО.
Хвост завхоза виляет собакой
– Евгений Евгеньевич, чуть больше двух лет назад произошла «революция» в Российской академии наук. Управлять учёными стали экономисты, точнее «завхозы», собравшиеся в Федеральном агентстве научных организаций (ФАНО). Вкратце – итоги?
– Худшие опасения – переход руководства институтами к «эффективным менеджерам», растаскивание «по ведомственным углам» имущества РАН, его научных институтов как простых, но дорогостоящих объектов недвижимости, – не оправдались. Хотя попытки такие были. Например, «АН» писали, что МИСИС (бывшая вотчина министра образования и науки Д. Ливанова) планирует «прихватизировать» несколько институтов РАН, в частности Геологический институт РАН. Сыграл свою роль мораторий на такие действия, наложенный два года назад президентом В. Путиным. Но какова цена закону, который принимается с чудовищными нарушениями регламента, с полным пренебрежением к мнению научного сообщества, а сразу после его принятия приходится накладывать мораторий на любые серьёзные изменения?
Второе. Сформировалась какая-то странная структура управления фундаментальной наукой. Есть РАН, которой велели быть главной экспертной структурой страны, но отобрали научные институты – Академия может только выдвигать предложения. Есть Министерство образования и науки (МОН), которое готовит нормативную базу для нашей науки, но тоже не руководит академическими институтами. И есть ФАНО, которое управляет институтами, но само – по очевидной причине – не может ставить перед ними научные задачи. А где-то далеко внизу копошатся «высоколобые ботаники» – учёные, которых никто ни о чём не спрашивает, принимая «судьбоносные решения»…
Фото А. Новодережкин / ТАСС
– Это не аргумент. Для наших чиновников важен собирательный «индекс Хирша» – публикации, цитирование…
– И тут дело обстоит далеко не блестяще. Есть база данных Web of Science, где содержатся данные о публикациях в наиболее авторитетных мировых научных журналах. Для наших бюрократов число публикаций российских учёных в журналах из этой базы – один из важнейших критериев успешности российской науки. 15 лет назад по показателю мы отставали только от США, Германии, Великобритании, Франции, Италии и Китая. Сегодня мы уже отстаём от Бразилии, Индии, Испании, Южной Кореи, Нидерландов… В спину уже дышат Тайвань и Турция.
Так вот, к вопросу о разумных реформах. Когда в 2006–2008 годах проводился согласованный МОН и РАН пилотный проект по введению отраслевой системы оплаты труда в системе РАН и финансирование науки росло, число статей учёных РАН в журналах из Web of Science выросло за два года почти на 20%. Академия, как модно сейчас говорить, была драйвером роста публикационной активности российских учёных. А после реформы 2013 года ничего подобного не происходит – нет заметного роста числа публикаций учёных бывших академических институтов... Значит, «неладно что-то в королевстве датском» и с точки зрения формальных показателей.
Ливанов-«Лего»
– На Совете по науке вы ожидаете серьёзного «разбора полётов»?
– Нет. У нас не принято серьёзно анализировать последствия принятых решений. Особенно в сфере государственного управления. Провели очередную «реформу» – каков результат? Нет ответа. Яркий пример – переименование милиции в полицию. Заявленная цель – повышение качества работы и рост доверия населения. Потрачены миллиарды. По данным ВЦИОМ, половина населения как не доверяла, так и не доверяет полиции. В чём смысл?
И в науке вместо спокойного анализа – становится лучше или хуже от принимаемых мер – новые суетливые телодвижения. Запускают три процесса, которые абсолютно неразумно проводить одновременно. Первый – оценка результативности работы научных учреждений. Второй – процесс реструктуризации научных институтов, говорят о создании национальных, федеральных и региональных центров. Зачем оценивать институты одновременно с проведением реструктуризации – совершенно не ясно. Наконец, МОН планировало уже с начала следующего года финансировать институты по новой схеме: 75% от всех бюджетных денег, выделяемых учредителем (министерством или ведомством) своим институтам, должны были распределяться на конкурсной основе. При предлагавшихся нормативах финансирования отбираемых по конкурсу проектов следовало уволить как минимум две трети научных сотрудников академических институтов. В результате мучительных переговоров перенесли начало процесса на 2017 год и вроде бы убрали формулировки, ведущие к масштабным увольнениям. Но окончательных решений пока нет.
Непредсказуемость в деле принятия государственных решений в области научной политики – это настоящий бич. Нет определённости, нельзя предсказать, что будет даже через год. Это, конечно, не способствует привлечению молодых учёных. Они не понимают правил игры, не знают, не случится ли завтра очередной «судьбоносной реформы», будут ли финансировать завтра их институт, их тему исследований. Поэтому многие уезжают в те страны, где государственная политика более предсказуема и можно нормально работать.
– Нам, наоборот, говорят, что молодёжь идёт в науку!
– Наметился некоторый приток молодёжи в конце прошлого десятилетия, когда росло финансирование науки, когда проводился тот самый пилотный проект, появились перспективы и возможности работы дома. Тогда в стенах институтов стало больше молодых. Но, после того как два года назад так жёстко показали «большой науке» её реальное место в государстве, после того как начали резать расходы на научные исследования, настроения во многом изменились.
Молодой человек должен видеть перспективу, хотя бы понимать, что его завтра не выгонят на улицу вместе со всем институтом, потому что какому-то чиновнику показалось, к примеру, что это научное направление «не является приоритетным». У нас таких гарантий нет в отличие от других стран.
– «Майские указы» президента, в которых говорилось о повышении зарплат учёным до 200% от регионального уровня, разве не способствуют притоку «мозгов» на родину?
– Допустим, в вашей организации работают 100 человек. Директор издал приказ, что надо увеличить зарплаты в два раза. Но фонд заработной платы остался прежним. Ни рубля не добавилось. Для того чтобы приказ выполнить, надо просто уволить 50 человек. Так же и здесь. Указ есть, но денег на его выполнение нет.
Мы видим, как происходит «оптимизация» в здравоохранении, образовании. Врачей, учителей, преподавателей увольняют тысячами, чтобы выполнить «Майские указы». До конца этого года в науке ещё действует президентский мораторий, но что будет в будущем году, никто не знает. Если ФАНО дадут жёсткую команду выполнять указ, то начнутся массовые увольнения. И получится строго по пословице: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
– Фамилия министра Ливанова уже прочно войдёт в анналы как разрушителя российской науки. Он внёс в правительство закон о РАН, он автор многочисленных документов по финансированию. Он враг или просто неуч?
– Не думаю, что он хочет убить российскую фундаментальную науку. Просто у него есть свои представления, как всё должно быть устроено, а дальше – как с конструктором «Лего». Можно комплектующие составить так. А можно по-другому. Можно всё разрушить и собрать ещё раз. Люди, научные институты и научные школы – это всего лишь части конструктора, кирпичики. Нет понимания необходимости учёта социальной психологии, сложности социальных систем. Отсюда и такие реформы. Не только в науке: бессистемный подход, погоня за административной «модой», «чего изволите» – это очень распространено в нашей системе госуправления.
– Типа кафедры теологии в МИФИ. Модно – засунем!
– Это яркий пример. Но если покопаться в госсистеме, то можно найти массу менее внешне броских, но гораздо более шизофреничных решений, шизофреничных в плане «раздвоения сознания» – принятия одной инстанцией взаимоисключающих решений.
Бомба для Путина
– В Госдуму внесён бюджет на следующий год. Уже смотрели циферки?
– Как раз ещё один пример раздвоения сознания. Говорят об импортозамещении, о реиндустриализации экономики, о вставании с колен. Смотрим бюджет. На фундаментальную науку выделяется 120 миллиардов рублей. 0,157% от внутреннего валового продукта (ВВП). Это зарплаты, закупка оборудования, расходных материалов, содержание институтов, гранты для научных фондов. Всего на гражданскую науку должно пойти 304 миллиарда из федерального бюджета, а общие расходы, включая бизнес, – менее 1,2% ВВП. В Америке – около 2,8%. В большинстве развитых стран на науку идёт 2–3% ВВП, в североевропейских странах – 3–4%. Китай тратит на науку 2,1% от их огромного ВВП. Причём ещё 15 лет назад они тратили всего 1% ВВП!
– Но существует также указ Путина достичь 2% ВВП?
– В 2015 году на науку должно было расходоваться 1,77% ВВП. К 2018 году – более 2%. Буквально на днях тот же Ливанов озвучил цифру, что мы достигли 1,19%. Следовательно, указ президента не будет выполнен. Сильно отстаём от развитых стран по финансированию науки, зато опережаем по военному бюджету. В США военный бюджет – 3,5% ВВП и 2,8% ВВП – наука. У Китая – примерный паритет военных и научных расходов. В России на национальную оборону идёт 4%, на науку – менее 1,2%. Прямо перед внесением в Думу проекта бюджета расходы силового блока были увеличены на 165 миллиардов рублей. Это в 1,4 раза больше, чем на всю фундаментальную науку! Мы что, выращиваем страну-монстра с маленьким мозгом, но огромными кулаками?!
– Но без нового оружия сейчас никуда. В конце 40-х годов прошлого века, когда СССР столкнулся с похожими на сегодняшние международными вызовами, за несколько лет советские учёные смогли создать «большую бомбу». Возможно ли такое сегодня?
– При сложившейся структуре государственного управления не только наукой, но и всей страной решить в сжатые сроки подобную задачу государственного масштаба нереально.