Много лет с высоких трибун звучит мысль, что на смену нефти и газу должны прийти инновации. На эти цели ежегодно выделяются сотни миллиардов казённых рублей. Если верить бравым отчётам, Россия неуклонно ползёт вверх в международных рейтингах инновационного развития. Однако с этим явно что-то не так: бизнес к инновациям индифферентен, возобновилась утечка умов, а открытия российских учёных уже много лет не котируются у Нобелевского комитета. Проблема в том, что дорогостоящее копирование западных инновационных институтов не может дать эффекта при командно-административной экономике с 70%-ной долей госсектора, высокими налогами, ненадёжными судами и непредсказуемой конъюнктурой. А про замену фундамента власть и думать боится.
Впереди планеты всей
В октябре 2016 г. передовые российские изобретения обсуждались на форуме «Открытые инновации» в подмосковном Сколково. Чтобы убедить западных партнёров в торжестве наших технологий, событие посетил премьер-министр РФ Дмитрий Медведев. Но случился конфуз: в ходе пленарного заседания высокого гостя пришлось срочно эвакуировать из-за пожара. Всё началось с четырёх сильных хлопков, затем повалил дым, достаточно плотный. Присутствующие посчитали было, что это прелюдия перед демонстрацией особо продвинутых технологий. Ан нет: гостей в дорогих костюмах, как пионеров, погнали к пожарным выходам. Картину технологического превосходства России на форуме дополнил еле живой мобильный Интернет, периодически выключающиеся во время сессий свет и микрофоны. Медведев в очередной раз оказался прав: российским инновациям ещё есть куда расти.
В нашей стране инновации часто путают с модернизацией. Когда Пётр I поднимал Россию на дыбы, это была догоняющая модернизация в чистом виде. Пересаживая на нашу почву английские или голландские технологии, достигался прогресс относительно допетровской Московии. Но ни Петербург, ни демидовские заводы не стали принципиально новым продуктом – только кальки с заморских изобретений. Инновации же означают качественно новые изобретения, когда исследователь идёт впереди остального мира. Едва ли не единственный в нашей истории инновационный период – это послевоенные годы, когда советская наука совершила ряд впечатляющих прорывов в военно-космической сфере. Тогда же масса технологических достижений в электронике или кибернетике так и не привела к модернизации экономики – Союз был глух к требованиям рынка.
В сегодняшнем понимании инновационная экономика – это буквально экономика знаний. Непрекращающийся поток усовершенствований позволяет создавать высокотехнологичную продукцию с очень высокой добавочной стоимостью. Сколько стоит, например, производство нового айфона? 15–20% рыночной цены, остальное дала «экономика знаний», вложения в исследования и разработки.
На первый взгляд всё не так и плохо: в 2015 г. Россия на почётном 9-м месте в мировом рейтинге ассигнований на научные исследования и опытно-конструкторские разработки. Наши 40,5 млрд долларов – это меньше Франции, но больше Бразилии. Правда, Китай тратит на НИОКР почти в 8 раз больше: около 370 миллиардов. Зато мы неплохо растём: в 2,6 раза за 20 лет. Японские расходы за тот же период выросли всего в 1,6 раза, зато китайские – почти в 20 раз. По доле расходов на НИОКР в ВВП страны мы лишь на 34-м месте в мире – 1,1%. Хотя сегодня передовая наука определяет конкурентоспособность страны сильнее, чем могучая армия.
Кремль всё понимает, но решает тонкий вопрос в лоб. Майскими указами президента приказано поднять долю НИОКР в ВВП до 1,77%, а обескровленные регионы обязаны к 2018 г. сделать среднюю зарплату научных сотрудников вдвое выше, чем средняя по региону. Чем чреваты командные методы? Что губернаторы будут спать и видеть, как бы у себя побольше институтов закрыть и учёных уволить. И лазейка есть: надо признавать бесперспективным все изыскания подряд.
На словах тот же Медведев мечтает выстроить такую систему, чтобы «люди масштаба Сикорского или Теслы не только могли предлагать новые решения, но и опираться на существующую структуру поддержки, успешно коммерциализировать их». Но реально всё наоборот: в России возобновилась утечка умов. Рост государственных расходов на науку и образование в нулевые годы дал лишь временный эффект. По данным Росстата, число эмигрировавших специалистов с высшим образованием снизилось с 2002 по 2010 г. почти вдвое – с 8043 до 4315 человек. Но уже в 2012 г. умы снова стали паковать чемоданы: из России уехали 5700 дипломированных специалистов, в том числе 74 кандидата и доктора наук. Статистики за 2015 г. нет, но исход, похоже, обвальный. Сегодня наука на основе закрытых КБ невозможна, учёным нужно международное общение, обмен технологиями. А изоляция и жёсткое регулирование Интернета ставит крест на многих разработках. По словам бывшего директора по развитию технопарка «Сколково» Максима Киселёва, инноград стал «инкубатором для эмигрантов». Все студенты Сколтеха, например, ездят на краткосрочные стажировки в Массачусетский технологический институт, и многие надеются там остаться.
Стартапы здесь не ходят
Создаётся впечатление, что власти не так и важны реальные инновации. Гораздо важнее убедить народ, что мы строим инновационную экономику и уже имеем на этом пути успехи. Тогда будущее в народном воображении не будет пугающим. Тогда возникнет иллюзия, что действия правительства Медведева профессиональны и эффективны. А на самом деле инновации «отклеиваются» от российской экономики, как виниловые обои от кирпичной кладки. По-хорошему, прежде чем клеить обои, надо сначала обстоятельно обработать стену, добыть нормальный клей. Но в этом и проблема: не хватает квалификации и политической смелости.
Россия поднялась на 43-е место из 128 в престижном «Глобальном инновационном индексе». Конечно, не первая десятка, но и не Мозамбик. Но ведь любой рейтинг учитывает множество факторов, а в 43-м месте России, если разобраться, погоду сделали достижения, напрямую не связанные с инновационной экономикой. Например, мы на 2-м месте в мире по занятости женщин с высшим образованием: а у нас аж 5 млн бухгалтеров. Или мы на 6-м месте по размеру внутреннего рынка. При чём здесь эффективность наших инноваций? Россия на 11-м месте по бакалаврам научных и инженерных специальностей. И на 16-м по числу работников, занятых в наукоёмких сферах услуг. Зато по ВВП на единицу использования энергии, инновационным связям, инвестициям, верховенству закона, политической стабильности, уровню развития кластеров мы во второй сотне.
– Россия тратит на науку на уровне стран Евросоюза, но эффект от этих вложений намного ниже, – говорит Виталий Рудь из Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ. – Конечно, приятно, что растёт цитируемость российских учёных в международных рецензируемых журналах. Однако более 80% промышленных предприятий не связывают свою стратегию с инновациями.
Российский бизнес, так же как и каждый из 3 млн охранников, понятия не имеет, какой будет наша страна через 2–3 года. Какова будет покупательная способность населения, останется ли выход на международные рынки, станут ли соблюдаться условия вступления в ВТО? А инновации – это вложения в далёкую перспективу. По словам экс-председателя думского комитета по энергетике Ивана Грачёва, риски в инновационной сфере в 2–10 раз выше, чем в сырьевом секторе.
На последнем Петербургском экономическом форуме летом 2016 г. профессор Массачусетского технологического института и историк российской науки Лорен Грэхэм отметил, что у русских получается изумительно изобретать и очень плохо – заниматься инновациями. Нашим учёным принадлежат две Нобелевские премии за разработки в области лазерных технологий. А есть ли сегодня хоть одна российская компания, известная на рынке лазерных продуктов и технологий? Электрическую лампочку Яблочков изобрёл до Эдисона, но именно американцы впоследствии захватили сбыт. Русский учёный Попов передавал информацию по радиоволнам до Маркони, но сегодня у России нет сколько-нибудь заметных успехов на международном рынке радиоэлектроники. Мы первыми запустили искусственный спутник Земли, но сегодня у России менее 1% международного рынка телекоммуникаций. Наша страна руками Сергея Лебедева создала первый в Европе электронный цифровой компьютер. А кто-нибудь работает нынче на российских компьютерах? В наши дни нефтяная индустрия пережила революцию технологий гидроразрыва пласта. По словам Грэхэма, уже никто и не помнит, что этот процесс изобрели русские в начале 1950-х годов.
– В настоящий момент руководители России пытаются провести модернизацию. К сожалению, в русле своих предшественников, царей и советских руководителей, они пытаются отделить технологии от социополитических систем… Они говорят, что поддерживают «Сколково», но подавляют политических оппонентов и предпринимателей, у которых скопилось достаточно власти, чтобы бросить им вызов. Они перекосили правовую систему в своих целях, обвиняют русских, которые сотрудничают в научных разработках с иностранцами. Модернизация, к сожалению, означает для них получение новых технологий при отказе от экономических и прочих принципов, которые эти технологии продвигают и доводят до успеха в других местах. Им нужно молоко без коровы. И до тех пор пока остаётся эта политика, научный гений русских людей, которых я так уважаю, останется экономически нереализованным.
Что тут добавишь? Инвестировав в инновации более 2 трлн рублей и не достигнув ни одной цели, правительство уже готово бросить любимую игрушку. По словам вице-премьера Аркадия Дворковича, он не исключает «объединений и, возможно, ликвидации отдельных институтов». То есть «Роснано», «Сколково» или РВК в любой момент могут быть закрыты. Бизнес и так боится неизвестности. А кто рискнёт поверить руководителям, которых мотает, словно штаны на ветру?