Правительство вспомнило о народной тяге к природе, в августе президент объявил 2017-й Годом заповедников и национальных парков. Надо сказать, это первый серьёзный всплеск государственного интереса к заповедной теме за последние 15 лет. Раньше громадное заповедное хозяйство, раскинувшееся на десятки миллионов гектаров, было одной из самых забытых падчериц государства.
Федеральная природа
Про заповедники, как водится, вспомнили только под круглую дату. В 2015 г. сразу пяти из них стукнуло 80 лет, ещё через год исполнится 100 лет первому такому учреждению страны, Баргузинскому заповеднику в Забайкалье. Между прочим, в 2011 г. юбиляра не стало, приказом Минприроды его объединили с Байкальским национальным парком.
Заповедные территории не зря оградили заборами, широкой публике об их реальной жизни известно мало. Видимо, наверху это многих устраивает, поскольку иначе всплыл бы ворох удивительных фактов. Начнём с того, что все вместе взятые заповедники, заказники и национальные парки занимают 46,6 млн га, или 2,7% территории страны. Это площадь Дании, Эстонии или Нидерландов. Если задуматься, заповедники – самая ценная часть нашей земли. Увы, она же самая забытая. В 2015 г. государство ассигновало на содержание заповедников и нацпарков смехотворную для федеральной казны сумму – 6 млрд рублей. На развитие спутниковой группировки ГЛОНАСС в 2015 г. потратят в семь раз больше, чем на заповедники за семь лет. Шесть миллиардов – это примерно двухтысячная часть федерального бюджета, в целом получается, вышло по 127 руб. на каждый гектар заповедных земель. По данным «АН», даже самые крупные заповедники получают от силы 20–30 млн руб. в год, почти всё уходит на зарплаты. Они невелики, даже в Кроноцком заповеднике на Камчатке с учётом немалых северных надбавок в среднем сотрудники получают 30 тыс. руб. в месяц.
Тут парадокс: чем больше госказна раздувалась от сырьевых денег, тем меньше внимания уделяли природе. Даже в самые трудные годы начала – середины 1990-х государство занималось заповедниками больше, чем сейчас. По крайней мере, хотя бы открывали новые. Если в 1992 г. в России было 79 заповедников, к 2001 г. стало ровно сто. За эти годы на Камчатке появились огромный Командорский заповедник площадью 36,5 тыс. кв. км, в Красноярском крае открыли заповедник Большой арктический, раскинувшийся на 41,7 тыс. кв. километров. Они стали двумя крупнейшими заповедниками страны. В целом особо охраняемые земли к 2001 г. выросли в 1,5 раза, с 20,4 до 33,7 млн гектаров.
Затем начался затык, в последующие 14 лет прибавилось только три заповедника. Всех достижений: в 2006 г. Костромская область получила заповедник Кологривский лес, четыре года спустя в Краснодарском крае учредили Утриш, в 2014 г. создали Шайтан-Тау на Южном Урале. Всё это крохотные хозяйства, два из них входят в десятку самых маленьких заповедников России. Самое интересное не что сделали, но о чём забыли. В 2011 г. правительство приняло программу развития заповедников до 2020 года. По плану собирались открыть 11 новых заповедников, причём до 2016 г. должны были появиться пять из них.
Реально планы сбылись только по Шайтан-Тау. В мечтах остались Васюганский, Барабинский и Белозёрский в Сибири, Джидинский в Бурятии и Ингерманландский в Ленинградской области. Их появление планировалось на 2012–2015 гг., но не сложилось. При этом с национальными парками всё в порядке, за девять лет их собирались открыть 20, от Онежского поморья под Архангельском до Сенгилеевских гор в Ульяновской области и Ленских столбов в Якутии. Работа идёт по плану, причём большинство нацпарков планируется открыть в туристических местах, включая Курскую, Брянскую области и Алтай. Понятно, на чём делают акцент.
Нереальные запреты
Почему с заповедниками застопорилось? Тут стоит присмотреться к начальству, которое поставили рулить хозяйствами. Как объясняют эксперты, с 2000 г. в России нет единого федерального ведомства, которое занималось бы исключительно охраной природы. Тема давно отодвинута на дальний план, заповедники, заказники и нацпарки много раз переходили из одних ведомственных рук в другие. В 2009 г. почти все они скопом достались Минприроды. За исключением трёх заповедников, оставшихся у Академии наук, и уникальной ситуации с Восточно-Уральским заповедником. На деле это не заповедник, а территория, которая в 1950-е попала под радиационное заражение, ей по сей день занимается химзавод «Маяк», приписанный к Росатому.
Что с Минприроды? Как уверяют экологи, передать этому ведомству заповедники – всё равно что поручить медведям охрану мёда. Может, преувеличивают, но правда в том, что главная задача Минприроды не защита, а освоение природных ресурсов. Прежде всего это министерство отвечает за добычу, в головах там всё повёрнуто на разработку недр. Что говорить, если предыдущий руководитель Минприроды Ю. Трутнев прославился тем, что, вступая в должность, обронил фразу: «Моя работа – прежде всего экономические вопросы». Его преемник С. Донской, между прочим, бывший биржевой брокер, не стал гнуть другую линию.
Вот почему мало кого удивили первые заповедные инициативы природного министерства. Прежде всего оно не стало отходить далеко от кассы, предложило брать плату за вход в заповедники и национальные парки. Минприроды не смутил тот факт, что массовый туризм в заповедниках настрого запрещён. По мнению ведомства, главное для хозяйств – окупаемость, сейчас они зарабатывают мало, все 103 заповедника за прошлый год собрали только 300 млн рублей. Самое интересное, поначалу деньги за вход хотели брать даже с местных жителей, для которых заповедник – нередко окраина родного села.
Вторая идея Минприроды оказалась ещё радикальнее. «Во многие заповедники давно пришёл бизнес, освоены туристические маршруты. Мы даём возможность развиваться туризму на этих территориях», – заявил основной адепт идеи коммерческого развития заповедников, замминистра природы Р. Гизатулин. Развитию такого рода мешает лишь одно обстоятельство. По закону земли достались заповедникам навечно, сдвигать границы запрещено. Но Минприроды и тут нашло лазейку. Оно предложило поправки к Закону «Об особо охраняемых природных территориях», которые позволяют понижать заповедники в статусе. Был заповедник, стал нацпарк. В новом амплуа ситуация меняется, земли можно отбирать и строить на них что вздумается. За это отдельное спасибо закону, принятому Госдумой под Олимпиаду в Сочи.
Тут намешано много всего. С одной стороны, есть здравое зерно, поскольку законы давно разошлись с реальностью, из-за чего многие заповедники формально ходят под статьёй. Скажем, знаменитая камчатская Долина гейзеров находится на территории Кроноцкого заповедника. С 1977 г. любой туризм на этой территории настрого запрещён, туда нельзя пускать никого, кроме научных сотрудников. Формально правила суровые, на территории нельзя не то что провести тургруппу – даже сорвать ягоду или закурить сигарету. В реальности всех желающих массово возят к гейзерам с 1993 г., за год набирается до 10 тыс. человек. Было бы больше, но дорога недешёвая, потому что надо добираться на вертолёте.
Золотые земли
В красноярский заповедник Столбы, расположенный недалеко от города, каждый год приезжают 400 тыс. туристов. Формально – у заповедника строжайший режим, никакого дикого туризма, посетители только по спецпропускам. В реальности – какие тут пропуска? Правда, в августе 2015 г. администрация Столбов объявила, что скоро введёт плату за вход, до 300 руб. с человека. Это может озолотить хозяйство и принести более 100 млн руб. в год. Ещё интереснее ситуация в Тебердинском заповеднике в Карачаево-Черкесии, куда каждый год прибывает до 500 тыс. туристов. Ещё бы, в этом заповеднике с 1971 г. работает знаменитый горнолыжный курорт Домбай. Даже при советской власти, когда в 1981 г. попытались в очередной раз полностью запретить туризм в заповедниках, для Домбая сделали исключение.
Иными словами, в популярных местах запреты давно работают только на бумаге. Между прочим, этот факт отлично отражает официальная статистика. По данным Росстата, в 2014 г. в заповедниках побывали 1,4 млн человек, по заповедным землям проложили 428 туристических маршрутов, в том числе 19 конных. Для сравнения: в национальные парки, где массовый туризм разрешён официально и всячески поощряется, людей приехало немногим больше 1,7 миллиона.
В общем, вооружившись такими цифрами, Минприроды протолкнуло поправки, позволяющие понижать заповедники в звании. Ведомство на всех углах трезвонит о том, как важно развивать познавательный туризм на природе. Экологи опасаются, что заповедные территории, кроме самых труднодоступных, постепенно превратятся в пристанища для коттеджных посёлков, кафе и гостиниц. Тем не менее поправки на удивление легко проскочили через Госдуму, которая приняла пакет сразу в трёх чтениях. Единственная загвоздка возникла с правовым управлением администрации президента, где провели беседу с глазу на глаз с главой Минприроды. Дали понять, что дербанить заповедные земли всё-таки не позволят. В результате закон работает, но пока никого не тронули, чиновники всё обсуждают список. Есть первые успехи – например, Нижегородская область отстояла Керженский заповедник, его решили не переводить в нацпарк.
На деле сам по себе туризм на природе не страшен. В конце концов, заповедники не огородишь колючей проволокой и не приставишь к каждому столбу по надзирателю. Кроме того, чтобы любить родную природу, люди должны видеть её красоты.
Опасность в другом. По мнению экспертов, немало заповедников стоят на землях, богатых полезными ископаемыми. Например, на охранной территории заповедника Курильский обнаружили крупные запасы золота, на землях Ненецкого заповедника раскинулась северная часть крупного Кумжинского месторождения газоконденсатов. Нефтедобыча на шельфе Каспия ограничена чертой Астраханского биосферного заповедника. Это совсем другие деньги, не чета возможным доходам от туризма. Тут новые правила открыли опасную лазейку. Если до заповедных земель с подачи Минприроды доберутся сырьевые бароны, от природы, ради защиты которой создавали систему, останутся только картинки на открытках.