В последние пару месяцев угроза ужесточения введённых против России санкций будоражит умы и аналитиков, и политиков. И похоже, сковывает внешнюю политику России в контексте гражданской войны в Донбассе. Наша внешняя политика в последний месяц производит впечатление неуверенной, выглядит так, как будто Кремль поддаётся давлению Запада и уступает там, где следовало твёрдо отстаивать интересы страны. И тех, кто ей доверился за её пределами. Так ли велики будут потери, если санкции действительно введут, чтобы страх потерь мог определять стратегическую линию политики?
Строго говоря, против России ещё не вводили никаких гласных санкций. Пока санкции касались персоналий, признанных влиятельными фигурами в российском политическом и корпоративном истеблишменте. Под санкции также попал ряд компаний, связанных с этими людьми. К сожалению, многие из тех, кто влияет сегодня на политику России, убеждают нас в том, что даже эти санкции уже негативно действуют на экономику.
Однако эти санкции безопасны. Лучшим индикатором является российский фондовый рынок. Оправившись от первого страха, он вернулся на уровень начала года, когда Россия вообще не была активно вовлечена в украинский политический кризис. И это при том, что дела в банковской системе сегодня идут хуже, чем в начале года, а денежная политика Банка России при этом стала жёстче, чем была тогда. Российская экономика не так слаба, как кажется, хотя, безусловно, переживает сегодня не лучшие времена.
Что может предпринять Запад, если Россия ужесточит свою политику по отношению к его ставленникам на Украине? Просматриваются два направления давления: давление на интересы российских нефтяных компаний и на «Газпром» в Европе и стремление ограничить военно-техническое и научное взаимодействие, в том числе передачу технологий наукоёмким производствам и военно-промышленному комплексу.
Для отдельных предприятий и компаний такие шаги могут быть достаточно болезненными. Однако, если говорить о наукоёмких отраслях, ежегодные ассигнования на наукоёмкие производства в России составляют менее 1% ВВП. Соответственно, санкции, направленные против таких производств, не окажут сколь-нибудь заметного влияния на экономику. Малость веса высокотехнологичных производств в российской экономике достойна сожаления, и либеральное правительство своей политикой делает для стагнации этих производств больше, чем способны сделать любые внешние санкции. Вот если правительство поставит перед собой цель оживить эту сферу экономики, нам понадобится сотрудничество с иностранцами. Тогда санкции будут неприятны, однако в этом случае можно будет вспомнить советский опыт обхода торговых ограничений через торговлю с нейтральными юрисдикциями. Посредники берут свою долю, повышая цену поставок, но это, кстати, стимулирует импортозамещение.
Наконец, стоит иметь в виду, что негласные ограничения на сотрудничество с Россией в сфере высоких технологий, действующие в советские времена, существуют и сегодня. Купить качественные импортные комплектующие для техники двойного назначения у иностранных компаний из стран, находящихся под влиянием Вашингтона, бывает весьма непросто. Так что санкции в отношении высокотехнологичного сектора России будут скорее «имиджевыми».
Что касается давления Брюсселя на российские энергетические интересы в Европе, Россия может начать встречное давление на интересы европейских энергетических компаний в нашей стране. Интересы российских и европейских компаний переплетены достаточно тесно, особенно в газовой сфере. Еврокомиссия сегодня блокирует строительство трубопровода «Южный поток», однако её ретивость вызвана как раз сравнительно мягкой переговорной позицией «Газпрома» по цене газа для Украины, чем его жёсткостью. Проект южной трубы оправдан именно в том случае, когда Украина признаётся зоной повышенных рисков, коей она и является. С этой точки зрения срыв переговоров на фоне разгорающейся гражданской войны говорит скорее в пользу строительства южной трубы, чем против него. Упрёки в том, что из-за украинского кризиса Россия теряет репутацию надёжного поставщика, – перекладывание проблем с больной головы на здоровую, и это прекрасно понимают все, кто находится в газовой теме. Так что энергетическое давление Брюсселя похоже на блеф. А при отсутствии внятных альтернатив российским поставкам на перспективу ближайших 5–10 лет блефом и является.
В долгосрочной перспективе недовольство Брюсселя энергетической зависимостью от России, конечно, принесёт свои плоды в виде увеличения доли альтернативных источников энергии на европейском энергетическом рынке. Их разработка и внедрение активно субсидируются ЕС. Также, возможно, будут созданы альтернативные маршруты поставок из Ирана и Туркменистана. США, если продолжат наращивать нефтедобычу теми же темпами, что и сегодня, тоже скоро получат возможность снова стать весомым игроком на европейском рынке энергоносителей. Поэтому не надо испытывать иллюзий относительно долгосрочных перспектив России на энергетическом рынке Европы. Прогресс не стоит на месте, что позволит Европе снизить зависимость от России, раз уж Европа усиленно к этому стремится.
Не стоит испытывать иллюзий и относительно того, что Европа станет стремиться к энергетической независимости менее усердно, если Россия будет себя «хорошо вести», с точки зрения европейцев. Энергетика – столь деликатная сфера, что лишь полный контроль над поставками от месторождения до потребителя либо единый рынок, на котором все игроки готовы выполнять одни правила, дают полное спокойствие потребителю. Но пока существует хоть сколько-нибудь суверенная Россия, такой контроль со стороны европейцев невозможен.
Резюмируя: уступки России в энергетической политике в долгосрочной перспективе ни к чему не приведут. А в краткосрочной могут существенно вредить российским национальным интересам. В вопросах энергетического взаимодействия с ЕС стоит исходить из того же простого принципа, что положен в основу доктрины гарантированного ядерного уничтожения: каждая из сторон, обладая симметричным влиянием на другую сторону, может нанести тяжкий ущерб противоположной стороне. Лучше не доводить до этого, хотя демонстрировать такую готовность иногда можно. Перекрытие вентиля в этом смысле вредит репутации России не больше, чем пробные пуски баллистических ракет, демонстрирующие возможности российского ядерного сдерживания.
Возвращаясь к текущему моменту, следует отметить, что на рынке энергоносителей вновь усилились ближневосточные риски. Ситуация в Ираке, который стремительно погружается в пучину исламистского хаоса, не добавляет мировому рынку энергоносителей стабильности. Когда Буш-младший начал вторую иракскую войну, на Западе не стеснялись говорить о России как о гаранте стабильности снабжения энергоносителями Европы. Сейчас ситуация в Ираке несёт в себе существенно большие риски для Европы, чем тогда. И то, что сегодня никто не говорит о России как о гаранте стабильности, вызвано лишь текущей политической конъюнктурой, связанной с Украиной. Однако конъюнктура не влияет на суть возникшей ситуации. А суть такова, что ключ к энергетической безопасности ЕС сейчас целиком находится в руках России, и так будет, пока нестабильность на Ближнем Востоке будет расти.
Понимание этой реальности даёт нам возможность не бояться проявлять жёсткость во внешней политике. Санкции в ответ на эту жёсткость если и будут введены, не будут болезненными – не время осложнять отношения с нашей страной. Исходя из этого, если Россия решит разыграть на Украине силовую карту, решения следует принимать, основываясь лишь на военных и гуманитарных соображениях. Существенных экономических последствий такие действия не повлекут.