В 2021 г. в России должна начаться промышленная добыча сланцевой нефти. В правительстве надеются, что это будет не очередная «потёмкинская» отрасль, а вполне рентабельный мегапроект, который в перспективе укрепит статус России как энергетической сверхдержавы. С одной стороны, это для экономики хорошо: власть пережила стадию отрицания сланцевой нефти, из-за которой цена барреля вряд ли когда-нибудь взлетит до ностальгических 100–130 долларов. С другой – печалит пристрастие правительства к привычным обезболивающим, не обещающим стране ничего похожего на модернизацию.
Пузырь, который не лопнул
По итогам 2013 г. США неожиданно оказались на первом месте в мире по добыче нефти, оставив позади Саудовскую Аравию и Россию. Причина – в 20%-ном росте добычи неконвенциональной (т.е. добываемой нетрадиционным путём) нефти: из битуминозных песков, горючих сланцев или морского шельфа. Стремительные изменения на рынке энергоносителей тут же окрестили «сланцевой революцией».
Началось всё с природного газа в начале нулевых. Разработка обычного газового месторождения технологически проста: сверлят вертикальную скважину – газ пошёл. Мировые запасы энергоресурса, который можно добыть столь естественным путём, составляют 40 трлн кубометров. Но ещё столько же залегает в нижних, труднодоступных сланцевых горных породах. Они выглядят наслоением различных минералов и расположены ниже пластов, где добываются традиционные нефть и газ. Кстати, сланцевая нефть по качественным характеристикам не слишком отличается от обычной.
Другое дело, что извлекать ресурсы из сланцев, как считалось долгое время, себе дороже. Сорбированного газа в породе 3–4% от массы. Чтобы выделить газ, необходимо от вертикальной скважины бурить горизонтальные, которые в 4 раза дороже. И нужно их много – не насверлишься. Суть революционной технологии в том, что в горизонтальный рукав под давлением закачивают смесь воды, песка и реагентов, которая создаёт гидроразрыв пласта на 3–5 километров. Под землёй появляются множественные трещины, из которых сочится газ, попадающий в вертикальный ствол. Ничего особо сложного, хотя экологи бьют в колокола: при разрыве пластов происходит химическое загрязнение грунтовых вод.
С другой стороны, сланцевый газ присутствует в мире повсеместно. А это значит, что страны-экспортёры не смогут больше устраивать картельные сговоры, сокращая добычу и добиваясь роста цен. Потеряют смысл и все грандиозные газопроводы, в которых часто больше политики, чем экономики: скоро любая страна мира сможет добывать столько газа, сколько ей необходимо. А на очереди сланцевая нефть, запасы которой в мире составляют 3 трлн баррелей против 1, 3 трлн баррелей обычной нефти.
Первой реакцией России на «сланцевую революцию» было отрицание. Ведь вся наша внешняя политика исходила из зависимости Европы от сибирских энергоносителей. С кем мы дружим – тем мы тянем длинную-предлинную трубу. В 2011-м босс «Газпрома» Алексей Миллер называл сланцевую революцию то «пузырём», то «Голливудом». Но в 2012 г. Владимир Путин дал распоряжение «подготовить ответ на сланцевую революцию». «Пузырь» к тому времени опустил мировые цены на газ на 20%, а японцы заявили о скорой добыче газовых гидратов на морском шельфе – новый колоссальный прорыв. К тому же Япония – пока первый в мире импортёр сжиженного газа, в том числе из России. США в 2012 г. пробурили тысячи скважин, добыча газа в стране выросла почти в шесть раз – Америка даже обогнала нас по объёмам добычи.
«Революцию» проспала не только Россия, но и многие нефтяные гиганты. В США сланцевый газ производили компании, о которых ещё вчера никто не слышал: EOG Resources, Chesapeake Energy, Range Resources. При этом гиганты вроде Exxon Mobil вовсе не считали сланцы «пузырём»: проиграв американский рынок, они пошли в Европу, где запасы не самые богатые. Однако из-за протестов экологов технологии гидроразрыва пласта запрещены во Франции, Чехии, Швейцарии. Чтобы сохранить устойчивый уровень добычи, гидроразрыв нужно повторять 5–10 раз в год. При этом до половины закачанной воды (то есть 15 тыс. кубов за операцию) с реагентами остаётся внутри коры, начинаются подвижки почвы, заражаются питьевые источники, отмечены даже оползни и локальные землетрясения.
России вроде бы проще приобщиться к плодам революции. У нас около 7% от запасов сланцевой нефти в мире, большинство которых приходится на Западную Сибирь, а экологи не имеют в стране серьёзного влияния. Тем не менее в нашем ответе на «сланцевый пузырь» отрицание сменилось гневом. В Кремле возобладало мнение, что баррель по 40 долларов убьёт всех новых добытчиков. Хотя у сланцевых производителей всё зависит от конкретного месторождения – можно и при 15 долларах за баррель оставаться на уровне рентабельности.
Апогеем этой политики стал отказ России в марте 2020 г. продлевать договорённости с ОПЕК, по которым все нефтедобывающие страны сокращают добычу, чтобы поддержать высокие цены. А когда каждый может добывать любое количество нефти, цены летят вниз. Казалось бы, для России это шаг самоубийственный. Картина нашей экономики висит на одном гвозде – экспорте энергоносителей. И на фоне самой жаркой внешнеполитической риторики отношение к поддержанию высоких цен должно быть исключительно рациональным. Тем более Россия не может залить импортёров обычной нефтью: это по добыче мы, тяжело кряхтя, в тройке мировых производителей, а по запасам того и гляди вывалимся из десятки. Тем не менее желание разорить производителей сланцевой нефти оказалось сильнее инстинкта самосохранения.
Весной 2020-го цены настолько пробили дно, что нефть отгружали и по 10 долларов за баррель – только возьмите, чтобы не пришлось вовсе останавливать добычу. Договор с ОПЕК был спешно подписан на ещё менее выгодных для России условиях, но цена на нефть начала постепенно расти. Вероятно, авантюра с игрой на понижение окончательно подорвала позиции кремлёвских «ястребов», привыкших к комбинациям с нулевой суммой: что плохо американцам, то нам хорошо. Теперь в моде желание возглавить «сланцевую революцию», раз не удалось её предотвратить.
Добыча в собственном соку
Пока главный урок «сланцевой революции» – рынок может изменяться очень быстро. Недавно Минэнерго придало статус национального проекту добычи нефти с баженовской свиты в Западной Сибири. Специалисты спорят, можно ли считать нефть с Бажена сланцевой: её геологическое строение отличается, например, от американской Баккеновской формации, классический гидроразрыв пласта здесь не всегда применим. Но это тоже труднодоступная нефть, требующая высоких технологий, которые Россия из-за санкций просто не может купить у ведущих производителей. И придётся опираться на собственную научную базу. Задача грандиозная: суммарные запасы нефти всей свиты оцениваются в 20–60 млрд тонн, располагающихся на площади более 1 млн квадратных километров и залегающих на глубине 2–3 километра.
Как обычно, на бумаге всё красиво: только на начальном периоде до 2025 г. освоение одного участка свиты обещает пополнить казну на 60–70 млрд рублей налогов, а наши заводы получат заказов на 150 млрд на производство оборудования. Задачу облегчает наличие инфраструктуры: баженовская свита располагается на уже обустроенной территории в Ханты-Мансийском автономном округе, где нефть добывают с 1960-х годов. И теперь проект может дать вторую жизнь крупнейшему нефтеносному региону России, создав в нём новые 16 тыс. мест. В Восточной Сибири есть и более «простые» нефтяные месторождения, но к ним десятилетиями не могут подступиться как раз из-за дороговизны инфраструктуры.
Но эти песни сирен всегда раздаются, когда на кону огромные бюджетные пироги. На все проекты, связанные с разработкой баженовской свиты, планируют потратить более 1, 5 трлн рублей до 2040 года. И значительная часть средств придёт из казны, хотя о рентабельности пока можно только мечтать. Чтобы получать хоть какой-то возврат инвестиций, стоимость добычи тонны нефти должна составлять 8, 5 тыс. рублей. А в 2020 г. «удалось выйти» на 13 тысяч. В позитивных прогнозах правительства никак не анализируются специфические риски сланцевых месторождений, которые нельзя обычными геофизическими методами оконтурить и подсчитать, сколько там углеводородов. Пока непосредственно не разбуришь пласты – не поймёшь, сколько под ними нефти и какова сложность её извлечения.
Тем не менее создаётся специальный научно-технологический полигон, которых в России пока не было. Летом 2020 г. внесены изменения в Закон «О недрах», которые ввели новый тип недропользования: целью провозглашена не добыча нефти, а появление и внедрение новых технологий. Звучит опять же красиво, но за этим вполне могут оказаться обычные налоговые преференции для близких ко двору бизнесменов.
По словам главы Фонда национальной энергетической безопасности Константина Симонова, подступиться к разработке баженовской свиты могли значительно раньше – первую нефть на Салымском месторождении добыли в 1968 году. Но будущее у неё, безусловно, есть, сколько бы ни говорили о том, что потребление нефти в мире будет постепенно сокращаться. В последние годы оно только растёт, а доходы федерального бюджета от экспорта энергоносителей составляют примерно половину.
Другое дело, что для экономики России потоки нефтедолларов стали опасным снотворным, остановившим реформы 2000–2002 гг., способствовавшим бюрократизации и огосударствлению бизнеса, бегству капиталов и пересыханию инвестиционных потоков. И какие бы доходы ни обещала труднодоступная нефть, наша ставка на неё вынужденная: в отсутствие возможности встроиться в глобальную экономику на правах адекватного предсказуемого игрока.