10 лет назад Россия взяла курс на развитие инновационной экономики. Президент Дмитрий Медведев объяснял, что даже у столь богатой ресурсами страны нет другого пути, как разрабатывать прорывные технологии и зарабатывать на них. В 2020 г. Россия снова опустилась в «Глобальном инновационном индексе» – до 47‑го места. Конечно, любой рейтинг – штука искусственная, и можно привычно объяснять падение кознями антироссийской закулисы. Но, похоже, наше место ещё ниже – Россия держится относительно высоко за счёт показухи, а там, где надуть показатели сложнее, мы и вовсе на дне.
Не нефтью единой
Как уже рассказывали «АН», в нашей стране инновации часто путают с модернизацией. Когда Пётр I поднимал Россию на дыбы, это была догоняющая модернизация в чистом виде. Пересаживая на нашу почву английские или голландские технологии, достигался прогресс относительно допетровской Московии. Но ни Петербург, ни демидовские заводы не стали принципиально новым производством – только кальки с заморских изобретений. Инновации же означают качественно новые изобретения, когда исследователь идёт впереди остального мира. Едва ли не единственный в нашей истории инновационный период – это послевоенные годы, когда советская наука совершила ряд впечатляющих прорывов в военно-космической сфере. Тогда же масса технологических достижений в электронике или кибернетике так и не привели к модернизации экономики – Союз был глух к требованиям рынка.
В сегодняшнем понимании инновационная экономика – это буквально экономика знаний. Непрекращающийся поток усовершенствований позволяет создавать высокотехнологичную продукцию с очень высокой добавочной стоимостью. Сколько стоит, например, производство нового айфона? 15–20% рыночной цены, остальное дала «экономика знаний», вложения в исследования и разработки.
Согласно данным «Глобального инновационного индекса», подсчитываемого Корнелльским университетом, бизнес-школой INSEAD и Всемирной организацией интеллектуальной собственности, в России хорошо образованная рабочая сила и много регистрируемых патентов. Но в эти патенты никто не хочет вкладываться (57‑е место по объёму венчурных инвестиций), а качество образования невысоко (82‑е место по доле расходов на него в ВВП).
Всё, что можно надуть, – надувается
По численности занятых в наукоёмких отраслях мы стабильно на 18-м месте. Но что ценного в том, что сотрудник НИИ предпенсионного возраста пьёт чай на рабочем месте? Как влияет на разработку инноваций занятость женщин с высшим образованием, по которой мы в десятке? Важнее, что по числу инновационных компаний, имеющих собственные образовательные программы, мы на 91-м месте. По результатам креативной деятельности Россия в седьмом десятке, а в целом по блоку «инвестиции» – на 104-й позиции.
Мы хвастаемся показателями появления новых юрлиц. Но это часто следствие того, что из-за налоговых маневров правительства куче консультантов, бухгалтеров, журналистов оказалось выгоднее зарегистрировать ИП. Зато условный Илон Маск никогда не привёл бы в Россию свои компании из-за низкого доверия к судам, контрольно-ревизионных пираний и политической непредсказуемости. Минус на плюс дают в итоге жирный минус.
Примерно в 2016 г. в России практически свёрнута активная государственная инновационная политика. Хотя в предыдущие четыре года наша страна воспряла в «Глобальном инновационном индексе», поднявшись с 62-го на 43-е место. А дальше отмечены стагнация и падение. И не заметно попыток равняться на лидеров рейтинга – Швейцарию, Швецию и США.
Как раз в 2016 г. на Петербургском экономическом форуме профессор Массачусетского технологического института и историк науки Лорен Грэхэм отметил, что у русских получается изумительно изобретать и очень плохо – заниматься инновациями. Нашим учёным принадлежат две Нобелевские премии за разработки в области лазерных технологий. А есть ли сегодня хоть одна российская компания, известная на рынке лазерных технологий? Электрическую лампочку Яблочков изобрёл до Эдисона, но именно американцы впоследствии захватили сбыт. Русский учёный Попов передавал информацию по радиоволнам до Маркони, но сегодня у России нет сколько-нибудь заметных успехов на международном рынке радиоэлектроники. Мы первыми запустили искусственный спутник Земли, но сегодня у России менее 1% международного рынка телекоммуникаций. Наша страна руками Сергея Лебедева создала первый в Европе электронный цифровой компьютер. А кто-нибудь работает нынче на российских компьютерах? В наши дни нефтяная индустрия пережила революцию технологий гидроразрыва пласта. По словам Грэхэма, уже никто и не помнит, что этот процесс изобрели русские в начале 1950-х годов.
– России не удавалось выстроить общество, где блестящие достижения граждан могли бы находить выход в экономическом развитии, – безжалостно подытожил Грэхэм на форуме. – Существуют элементы культуры, которые позволяют идеям разрабатываться и выливаться в коммерчески успешные предприятия. Это демократическая форма правления, свободный рынок, где инвесторам нужны новые технологии. Защита интеллектуальной собственности, контроль над коррупцией и преступностью, правовая система, где обвиняемый имеет шанс оправдать себя и доказать свою невиновность. В настоящий момент руководители России пытаются провести модернизацию. К сожалению, в русле своих предшественников, царей и советских руководителей, они пытаются отделить технологии от социополитических систем… Они говорят, что поддерживают «Сколково», но подавляют политических оппонентов и предпринимателей, у которых скопилось достаточно власти, чтобы бросить им вызов. Они перекосили правовую систему в своих целях, обвиняют русских, которые сотрудничают в научных разработках с иностранцами. Модернизация, к сожалению, означает для них получение новых технологий при отказе от экономических и прочих принципов, которые эти технологии продвигают и доводят до успеха в других местах. Им нужно молоко без коровы. И до тех пор пока остаётся эта политика, научный гений русских людей, которых я так уважаю, останется экономически нереализованным.
Стартапы здесь не ходят
Создаётся впечатление, что власти не так и важны реальные инновации. Гораздо важнее убедить народ, что мы строим инновационную экономику и уже имеем на этом пути успехи. Тогда будущее в народном воображении не будет пугающим. Тогда возникнет иллюзия, что действия правительства профессиональны и эффективны. А на самом деле инновации «отклеиваются» от российской экономики, как виниловые обои от кирпичной кладки. По-хорошему, прежде чем клеить обои, надо сначала обстоятельно обработать стену, добыть нормальный клей. Но в этом и проблема: не хватает квалификации и политической смелости.
В январе 2010 г. президент Дмитрий Медведев объявил о намерении создать «с нуля» первый за постсоветское время наукоград. 15 февраля руководитель рабочей группы Владислав Сурков рассказал, что для этой цели выделят 400 га земли в подмосковном Сколково, куда «пересадят» инновации, уже выращенные отечественными корпорациями. Сурков сказал: «Мы должны сделать всё, чтобы выйти из парадигмы военно-сырьевой державы и встать на путь постиндустриального общества, пройти этот путь и занять своё место в мировом разделении интеллектуального труда. Если мы этого не сделаем, то я уверен, что Россия не сохранится как страна».
Наукоград – это как город Тольятти, где вместо ВАЗа научно-производственные мощности. За модель взяли наукоград Массачусетского технологического института, где ядром является Бостонский инновационный кластер, вокруг которого растут офисы патентных бюро, продвинутых компаний, лабораторий, венчурных фондов. Фонд «Сколково» заключил соглашение с МТИ, по которому американцы получили более 300 млн долларов, обязавшись участвовать в разработке концепции института, помочь подобрать преподавателей и разработать лекционный курс. Уже тогда напуганный размахом трат Медведев напоминал: «По-хорошему такие точки роста должны создаваться прежде всего усилиями бизнеса при поддержке государства в виде инфраструктурных решений». Но его особо не слушали, предчувствуя знатный пир.
К 2013 г. проект «Сколково» съел 75 млрд рублей, им занялись Генпрокуратура, Счётная палата, Следственный комитет. Потянулась череда угрюмого российского воровства, даже здесь не блеснувшего инновациями. Экс-финансист фонда арендовал под фонд недвижимость у своей тёщи. Гранты фонда вовсю гребли структуры, аффилированные с членами его правления. Но самое главное: никаких признаков того, чтобы в иннограде закатали рукава и настроились создавать технологические прорывы. Когда нобелевского лауреата Андрея Гейма попытались пригласить в Сколково, сэр Андрей отреагировал нервно: «Там у вас люди что – с ума посходили совсем? Считают, что если они кому-нибудь отсыпят мешок золота, то можно всех пригласить?»
Выжигать коррупцию бросились с таким рвением, что распугали всех зарубежных партнёров. По словам бывшего вице-президента «Сколково» Седы Пумпянской, когда ей сообщили, что в офисе обыск, она уволилась на следующий день. Ведь главным капиталом фонда были его репутация и поддержка первых лиц страны. А после обысков инвестиции из Силиконовой и Кремниевой долин мигом иссякли. Под горячую руку попал топ-менеджер корпорации Intel Дасти Роббинс, приехавший в Москву на переговоры. Его поставили у стены враскоряку, отобрали телефон и паспорт, несколько часов продержав взаперти. В итоге Роббинс немедленно уехал, ничего не обсудив с российскими партнёрами.
В России возобновилась утечка умов: уже в 2012 г. из России уехали 5700 дипломированных специалистов, в том числе 74 кандидата и доктора наук. Сегодня наука на основе закрытых КБ невозможна, учёным нужны международное общение, обмен технологиями. А наметившаяся изоляция России и жёсткое регулирование Интернета превращает Сколково в «инкубатор для эмигрантов».