Пять лет назад российскому виноделию пророчили бурный рост: мало того что из-за санкций обмелела винная река из Испании, Италии и Франции, так ещё и присоединили Крым с его знаменитыми винными брендами. Да и народ вино распробовал: в структуре потребления алкоголя оно медленно и неотвратимо вытесняло водку. Но к 2020 г. результаты российских виноделов противоречивы: вроде и понимания рынка прибавилось, вроде и поддержка государства есть, а триумфом не пахнет.
Страна разлития
Импорт «тихого вина» (это все обычные вина, за исключением игристых, содержащих углекислый газ) в Россию остался на уровне 2013 г. – плюс-минус 600 млн евро. Хотя к 2015 г. импорт упал на треть, и аналитики потирали ладони: мол, это только начало. Однако всё вернулось на круги своя. Не выросло ни собственное производство, ни потребление вина, которого средний россиянин выпивает около 8 литров в год (испанец справляется с этой дозой за месяц). В рублёвом выражении наш рынок остаётся плоским, а в валютном продолжает падать.
И всё же, по официальной статистике, выходит, что 60–65% проданного в России в 2019 г. вина – отечественного производства. По виду винных полок в супермаркетах так и не скажешь: там «инкерман» и «массандра» присутствуют больше «для разнообразия», в разы уступая по ассортименту не только отдельно взятым Франции, Италии или Чили, но даже Грузии и ЮАР. Ларчик открывается просто: французское порошковое вино, разлитое в России, считается российским. На этом можно было бы закрыть тему импортозамещения в этой области, если бы ситуация в модных ресторанах и винных барах не отличалась от магазинной.
Профи рынка и всевозможные сомелье говорят, что сформировался новый тренд – «чем необычнее, тем лучше». Ценители хотят привычное качество из непривычных регионов, в том числе и российских. Бывает, что бутылка российского мерло идёт в винной карте ресторана по 15–20 тысяч рублей, потому что производитель её дешевле 3 тысяч не отдаёт. Бывает, что вино оранжевого цвета, но вполне пристойного качества. И спрос на него есть, но всё-таки чаще не про нашу честь. «Новое поколение потребителей обладает более широким кругозором и не имеет столь сильной привязки к традиционным международным винным брендам. Поэтому выбирает новые, менее знакомые регионы, такие как португальское Винью Верде, испанская Галисия, французские Долина Луары и Жюра», – говорит участник рынка Владислав Волков.
Винный промоутер Влада Лесниченко полагает, что рынок разделился на тех, кто «пьёт этикетки», и тех, кто ищет новое: «Если отделить скоротечную моду от реальных рыночных трендов, мы увидим, что рост потребления российских вин сменился его спадом». Как же так?
Проще – не значит лучше
Как рассказывали «АН», в союзные времена виноделие РСФСР развивалось в соответствии с отраслевой программой: ежегодно закладывалось в среднем по 11 тыс. га виноградников, их общая площадь достигла 200 тыс. гектаров. Виноградный фонд СССР насчитывал около 2 тыс. сортов при общем мировом ассортименте в 20 тыс. сортов, а в 1984 г. был получен рекордный сбор винограда – более 1, 1 млн тонн. При Горбачёве уничтожили не так и много – около четверти занятых виноградниками площадей. Но к началу XXI века производство рухнуло в 4 раза.
Даже вместе с Крымом сегодня в стране заняты виноградом менее 100 тыс. гектаров. В Испании, для сравнения, – более 1 млн гектаров. По оценке Центра исследований федерального и регионального рынков алкоголя, 90% российского вина делается из импортных виноматериалов. Но даже суррогатного вина в стране производится в 50 раз меньше, чем во Франции натурального.
Недавнийминистр сельского хозяйства Александр Ткачёв требовал прекратить практику импорта виноматериалов. А то заниматься розливом иностранного вина выгоднее, чем изготавливать отечественное:«Срок окупаемости виноградника – 15 лет, проще завезти контейнер из ЮАР. Поэтому наши заводы – цеха по розливу вина».
Цивилизованные виноделы давно умоляют государство начать реальную борьбу с контрафактом. Например, у нас разрешены «винные напитки». Это когда 1% фруктозы, находящейся в винограде, сбраживается на 0, 6% спирта. А 1% глюкозы, которая находится в обычном сахаре, тоже сбраживается на 0, 6%. И чуть отвернётся контролёр – такая бормотуха идёт в продажу как настоящее вино. Часто бывает: производитель приобрёл по бумагам 1000 га еле живого неухоженного виноградника, с которого можно собрать максимум 50 т винограда. Но он отчитывается за 10 тыс. т и тут же бодяжит свой скромный урожай водой и сахаром, запуская в продажу 10 млн бутылок «вина». По идее контролёры должны его на этом ловить. Но они спохватываются только к весне следующего года, когда уже поздно доказывать, что на убитом винограднике богатый урожай не собрать. Обманщик скажет, что виноградник у него вымерз за последнюю зиму.
В той же Франции основа винодельческого благополучия – небольшие шато: домик и 500 кустов винограда. А в России с 1995 г. действует 171-й закон, который создавался под крупный бизнес. По оценке президента Союза виноградарей и виноделов Леонида Поповича, фермеру нужно иметь не менее 100 га виноградников, чтобы получать хоть какой-то доход. А объём инвестиций на такие площади ему не поднять – в районе 50 млн рублей. Самое смешное, что по закону семейные фермы имеют право только выращивать и сдавать продукцию, а продавать вино нельзя. В это трудно поверить, но все небольшие фермы Кубани де-юре делают вино для себя и чтобы дарить друзьям. Более того, вино толком нельзя рекламировать. Надо только платить за лицензию, которая вообще не требуется в главных винодельческих странах – Франции, Италии, Испании, Грузии.
Как всегда, неоднозначны меры государственной поддержки. Один винодел государство хвалит: посадил грецкий орех на 200 млн рублей, и ему возместили почти 150 млн без всяких откатов. Ожидается, что в 2020 г. заработает схема: вина, произведённые из российского винограда, будут стимулироваться путём возврата части суммы акцизов в виде налогового вычета. В то же время в России усложнили помарочный сбор. До прошлого года винодел мог сканировать в системе ЕГАИС первую и последнюю акцизную марки одного диапазона из каждой партии вина. А теперь требуют разгрузить, распаллетить, извлечь из коробки каждую бутылку и отсканировать марку. А это дополнительные расходы, которые увеличат стоимость бутылки в магазине.
Винный рынок могла бы стимулировать легализация интернет-торговли российским вином. Но среди министерств и ведомств слишком много опекунов алкогольного рынка – и каждый тянет одеяло на себя. Поэтому и рынок у нас мутирующий, неестественный. Сердце радуется, когда видишь, как растёт в Крыму и на Кубани количество небольших шато: вокруг фермы 15–20 га виноградников. Но на поверку оказывается, что значительная их часть принадлежит не семьям потомственных виноделов, а агрохолдингу, имеющему больше шансов в этом бизнесе выстоять.
Получается вроде бы как во Франции, но только если не заглядывать внутрь. Однако потребители вина – люди внимательные, раз могут по оттенку вкуса отличить год производства бордо. И с ними не получится играть по тем же правилам, что и с любителями водки, которым вкусовая гамма не столь принципиальна. Кстати, мода на крепкий алкоголь в России постепенно возвращается.Причин много: и доходы населения снижаются, и понимать происходящее в стране без «пол-литры» не каждому по силам.
Юрий АНТОНОВ