Надо ли присоединять Донбасс? Что мы делаем в Сирии? Является ли кощунством фильм «Матильда»? Это стандартный набор вопросов, который в 2017 г. отвлекал россиян от по-настоящему важных событий, происходящих в нашей экономике. За танковыми парадами и золотыми крестами не появилось новых Столыпиных или Витте. Российский воз по-прежнему движется в неизвестном направлении, и всё больше людей с тревогой оглядываются по сторонам: колея сужается, лес гуще, комары злее – это и есть наш «особый путь»? Трудно сказать, умышленно ли в российских школах не объясняют, почему одни страны богаче других, но обыватель слабо представляет себе инструментарий современного реформатора. Как правило, он не понимает, что управлять рыночной экономикой – всё равно что ритмом сердца: можно лишь создавать условия, чтобы миокарду работалось комфортнее. От отчаянья нам уже кажется хорошей идеей расстреливать коррупционеров или запретить выводить «наши деньги» за границу. Хотя ни одной стране ещё не пошла на пользу экспроприация экспроприируемого. После Гражданской войны русские крестьяне с удивлением обнаружили, что если переделить все помещичьи, царские и монастырские земли, то каждое хозяйство получит сверху по одной десятине. Зато весь урожай стали отбирать силой.
Родом из детства
На страницах российских школьных учебников богатство страны никак не связано ни с предприимчивостью населения, ни с построением каких-то там институтов развития. «Лес – богатство России», «Газ – богатство России», «Нефть – богатство России» – этими клише пестрят страницы. Поэтому даже от опытных бизнесменов порой слышишь: богатейшая страна, всё на свете добываем, а живём в бедном несправедливом мире. Учебники не объясняют, почему специализация огромной страны на экспорте сырья негативно отражается на других секторах экономики. Почему, например, Австралия создавала и поддерживала свою промышленность, даже когда та оставалась убыточной из-за удалённости страны от главных рынков. И почему все крупные государства, кроме России, вступили в ВТО только после того, как их национальная индустрия встала на ноги и нагуляла жирок.
Слагаемые успеха развитых государств одни и те же: верховенство права, конкуренция, эффективные вложения государства в человеческий капитал – в образование, науку и медицину. В XX веке десятки стран на всех континентах провели удачные модернизации («АН» подробно рассказывали об этом в №7) – и ни одна из них не шла принципиально отличным от других «особым путём». Есть лишь национальные особенности при нерушимых константах. Власть не воспринимается как создатель барьеров для конкуренции и уж тем более не ассоциируется с оргпреступностью. Право собственности священно, независимость и адекватность судов не вызывают сомнений. Фискальная политика сбалансирована с бюджетной. Власти всячески поддерживают образование и науку, стимулируют заинтересованность граждан в развитии. Внешняя политика стабильна и миролюбива. А в какой из этих трендов попадает сейчас Россия?
Для проведения реформ обязательно и общественное согласие – понимание и одобрение населением маневров правительства. Среди постсоциалистических стран самую успешную модернизацию провела Польша. Но если мы посмотрим на механизм польских реформ, то не увидим там ничего для нас нового: приватизация госсобственности, свободные цены, заниженный курс злотого, невысокие налоги, борьба с коррупцией. Почему же в 1990-х польская экономика перешла к росту через полтора года, а российская – только через 10 лет? Специалисты объясняют, что поляки всё болезненное сделали сразу и быстро, без шансов на метания и возврат в прошлое. Показательно, что демократическое правительство Тадеуша Мазовецкого взяло на вооружение многие предложения коммунистических экономистов Войцеха Ярузельского – отсюда и возникло непродолжительное «согласие» в народе, которое было использовано по полной.
Правительство же Дмитрия Медведева реформы не потянет, хоть бы и получив отмашку Кремля. Общество, уставшее от лжи и воровства, не доверит ему даже взять кровь из своего пальца, не говоря уже о какой-то серьёзной хирургии. Беда и с пониманием экономических маневров народом. К началу 1990‑х большинство сошлось на том, что надо сделать «как на Западе», а сегодня и такого ориентира нет. Различные группы хотят то Сталина, то Святую Русь, чтобы всё было бесплатно, а деньги брались из тумбочки. Даже идеи оппозиционеров откровенно популистские.
Единственный центр силы, способный сегодня возглавить модернизацию, – это Кремль. Он мог бы назначить профессиональное правительство и задать адекватные ориентиры, несмотря на разногласия с Западом. Но создаётся впечатление, что пока власти важнее стабильность на пути в никуда.
Крайние меры
Нельзя сказать, что власть не пытается экономику развивать. В декабре Центробанк снизил ключевую ставку пятый раз за год – до 7, 75%, и пообещал следующее понижение в 2018 году. Это должно удешевить кредиты в стране. По примеру Тайваня и Южной Кореи правительство РФ стремится стимулировать выход на мировые рынки. Как уверяет исполнительный директор Российского экспортного центра (РЭЦ) Алексей Тюпанов, в январе – июне 2017 г. несырьевой неэнергетический экспорт превысил 57, 2 млрд долларов, то есть около 35% от общего. А год назад было на 19% меньше. Господдержка должна коснуться аж 6600 предприятий.
Ряд отраслей российской экономики приспособились к кризису: в сельском хозяйстве, например, с 2011 г. производство продукции увеличилось на 12%, а число занятых в аграрном секторе, наоборот, снизилось на 20%. И мировые цены здесь ни при чём. По словам директора Института экономики роста им. Столыпина Анастасии Алехнович, модернизировать производство позволили госпрограмма по поддержке отрасли, налоговые стимулы и субсидирование кредитов. Макроэкономические прогнозы стали умеренно оптимистичными: доклад Внешэкономбанка, например, предрекает России по итогам 2017 г. прирост ВВП на 2%. Международное рейтинговое агентство Standard & Poor’s (S&P) ожидает ежегодный прирост 1, 7% до 2020 г. – так высоко мы ни разу за последнюю пятилетку не котировались.
Нет недостатка и в стратегиях развития, причём большинство из них не подразумевает шоков для населения и не исходит из повышения нефтяных цен. Так, эксперты Института им. Столыпина предлагают ввести льготы для промышленных предприятий и увеличить вычеты для граждан. Ориентир – снижение средней налоговой нагрузки на компании до 35% от их прибыли. А сейчас совокупная ставка налогов для российской компании составляет 47, 4% – почувствуйте разницу. Предлагается понизить ставку страховых взносов для фирм с высокопроизводительными рабочими местами – с 30 до 14%. Хорошо это? Безусловно! Но толк будет лишь при выполнении глобальных условий: верховенства права, конкуренции, вложений в человеческий капитал и т.д.
В сентябре 2017 г. бизнес-омбудсмен Борис Титов заявил, что в России вновь усилилось давление на бизнес. В 2015 г., когда президент Путин сказал знаменитое «возбудили, обобрали и отпустили», в стране наклепали 200 тыс. уголовных дел по экономическим статьям. А в 2017‑м их уже 242 тысячи. По словам Титова, количество арестованных предпринимателей, упавшее в 2016 г., снова вернулось на круги двухгодичной давности.
С высоких трибун много вещалось о приватизации до 2016 г. всех государственных компаний,кроме естественных монополий. Ничего подобного не произошло – доля госкомпаний в экономике, наоборот, достигла 70%.
– Сколько лет власть обещает насытить деньгами реальную экономику, вложиться не в стадионы и не в повышение зарплат бюрократам, а в промышленность, – говорит Игорь Неменчинский из Санкт-Петербургской академии бизнеса и финансов. – Речь идёт не только о госзаказе, а хотя бы о недорогих «длинных» кредитах, которые позволили бы российскому производителю чувствовать себя на равных с зарубежными конкурентами. Вместо этого Центробанк по-чёрному давит коммерческие банки, не считаясь с потерями их клиентов-производителей, чтобы вольготнее жилось крупнейшим государственным копилкам. Хотя на всю Россию и так осталось менее 800 банков – в 15 раз меньше, чем в США. Политика импортозамещения позволила ряду предприятий нарастить производство, но никто не знает, сколько она продлится. Как следствие, бизнес боится по-крупному вкладываться в основные фонды, в технологии. Из страны каждый год утекают миллиарды долларов, до 5% ВВП.
Важно наконец уяснить, что в XXI веке деньги тихо, без высочайшего одобрения вкладываются в экономику тех стран, где для них существует удобная среда – и всё. Оценка происходит в голове конкретного инвестора: либо «да», либо «нет». И чиновничья показуха помогает тут как мёртвому припарки. Проблема не в том, что в стране нет свободных капиталов. Просто власть не вызывает у большинства инвесторов доверия, поскольку уже многократно их обманывала. И самое главное – она боится поделиться властью.Боится уволить непопулярных министров и снизить расходы на силовой блок, являющиеся непомерным для экономики грузом.
Мы привыкли, что реформы образования и здравоохранения – это роскошь, которую можно проводить, лишь имея избыток денег. Ничего подобного: в России настолько низкий уровень человеческого капитала, что он станет тормозом для развития новых технологий в промышленности (а значит, и экономического роста может не случиться), даже если все остальные условия будут благоприятными. Гарантии прав на собственность должна подтвердить судебная реформа. Все страны Восточной Европы, где такая реформа удалась, прошли через люстрации в судах: все коммунисты, «штази» или «секуритате» – на выход! Ведь нельзя побороть коррупцию усилиями самих коррупционеров.
Повторимся, дело не в отсутствии денег. К примеру, возврат экспортного НДС в России не намного меньше сбора НДС внутри страны – 1, 34 трлн и 1, 89 трлн рублей соответственно. Поясним: государство возмещает российским компаниям-экспортёрам налог, примерно так же вы получаете на границе tax free за купленную в Финляндии или Эстонии одежду. В теории поощряется работа бизнеса на внешний рынок, и также поступали корейцы, когда творили своё «экономическое чудо» в 1950–1960-е годы. Но они экспортировали холодильники и телевизоры, а мы – лес, нефть, газ, сталь. С какого перепугу возвращать НДС «Газпрому»? Миллер иначе пойдёт по миру, наматывая слёзы на кулак? В российском варианте экспортный возврат выглядит пролоббированной мерой. А умный, твёрдый и честный премьер давно перестал бы дарить монополистам десятую часть бюджета – они и так не бедствуют. Зато в бюджете появились бы деньги, позволяющие сохранить в провинции сотни школ и больниц. Эти средства позволили бы даже снизить до 6–8% НДС для тех же машиностроителей и вызвать реальный рост в отрасли.
Успокоение вместо реформ
Почему брокерская контора платит такие же налоги, как животноводческая ферма? Разве из-за этого капиталы не уходят из реального сектора в спекулятивный, где навар в разы выше? Почему в успешных экономиках центр поощряет деньгами богатеющие регионы, а в России – отстающие? Почему мы всюду наблюдаем попытки получить с тощей полуживой коровы удои выше, чем в Европе? Наконец, если правительство всё делает правильно, почему Россия вошла в пятёрку крупнейших теневых экономик мира: 33 трлн рублей, около 40% ВВП? Как в одесском анекдоте про бордель, давно пора менять девочек, а не переставлять кровати.
Правда, есть подозрение, что фундаментальные реформы созреют не раньше, чем страна будет разорена под корень. Это худший вариант не только для нас, но и для власти. Ведь разве не стука вилами в кремлёвские ворота она опасается больше всего?