Социальная структура общества обычно описывается неточно. «Бедность» часто трактуется как доходы ниже прожиточного минимума, а «средний класс» – и вовсе на основе самооценки: мол, «я живу не хуже других» – пусть и в зоне кромешной нищеты. Даже на Западе бедность оценивается относительно: часто бедными считаются люди с доходами вдвое меньше среднего – даже если этот средний доход весьма высок. ООН ввела в качестве критерия нищеты доход в один доллар, а потом из-за его обесценения – два доллара в день, просто не интересуясь различием цен в разных регионах.
Наиболее надёжный способ оценки структуры общества – по тому, на что хватает текущих доходов. Если их не хватает на еду – это нищета. Если их достаточно для покупки без займов или трат сбережений простой бытовой техники – это уровень потребления среднего класса. А всё, что между ними, – бедность. Её «нижний» уровень, лишь немного отличающийся от нищеты, – нехватка денег на одежду; её «верхняя» часть, при которой текущего дохода хватает на одежду, но без товаров длительного пользования, – ближе к среднему классу. Эти люди «перестали выживать и начали жить», они нуждаются не только в «хлебе и зрелищах», но и в справедливости.
В нулевые годы социальная структура России быстро улучшалась за счёт преодоления нищеты и формирования уклада относительно благополучной бедности. Несмотря на людоедскую «монетизацию льгот» в 2005 году и кризис конца 2008 – начала 2009 года, доля нищих с 2001 по 2009 год упала почти втрое – с 22 до 8%, а доля потребляющих на уровне среднего класса, хотя и осталась незначительной, выросла более чем в полтора раза – с 6 до 10%. Удельный вес бедных не только остался чудовищно высоким, но даже несколько увеличился – с 73 до 80%. Но их структура резко изменилась: доля наиболее бедных сократилась с 44 до 31%, а их «верхней» части увеличилась с 27% до почти половины всего населения – 49%.
В начале десятых годов улучшение социальной структуры общества, несмотря на исчерпание экономической модели, продолжилось. Причём прежде всего за счёт почти двукратного, до 19% в 2013 году, увеличения доли людей с уровнем потребления среднего класса. Доля нищих сократилась вдвое – до 4%, что близко к границе статистической погрешности измерения. Доля наиболее бедных упала до 19%, а «верхней» части бедных достигла исторического максимума – 56%. В это время стала статистически значимой доля богатых людей – 5% в 2013 году. Они признавались социологам, что со своих текущих доходов могут купить автомобиль.
Несмотря на санкции, страхи и практическое прекращение экономического роста, первый год украинской катастрофы не сломал этой тенденции. Хотя резкий рост числа людей с уровнем потребления среднего класса, скорее всего, был вызван паническим «потребительским бумом» в декабре 2014 года после обвальной девальвации рубля.
2015 год показал слом благоприятных тенденций: доля нищих выросла более чем вдвое (до 9%), наиболее бедных – на две трети (до 30%). Удельный вес относительно обеспеченных бедных сократился до 40%, а людей с потреблением среднего класса – в 1,7 раза (до 16%).
За этими показателями – миллионы человеческих трагедий, вызванных не объективными обстоятельствами и не ссорой с Западом из-за неприятия Россией украинского нацизма. Но прежде всего – либеральной социально-экономической политикой, заимствованной из 90-х годов. Это – искусственная организация жесточайшего денежного голода, запретительная дороговизна кредитов, подавление развития при всемерном стимулировании спекуляций. И как следствие – последовательное разрушение социальной сферы захлёбывающимся в деньгах государством (неиспользуемые остатки бюджета на 1 февраля – 10,2 трлн руб.). Сначала идёт уничтожение экономики, а затем – и благосостояния людей.
Нет сомнения, что продолжение этой политики приведёт к дальнейшему ухудшению социальной структуры общества. И тому самому признаку революционной ситуации – «обострению нужды и бедствий масс выше обычного», которое погрузит Россию в новую Смуту.