Приснился Василию удивительный сон. Будто идёт он по осеннему лесу, по жёлтым и красным листьям как по мягкому ковру. Мягко так ступает. Светит солнышко, и так ему легко и радостно, что хочется петь.
А навстречу ему идёт толстая, румяная баба в длинном сарафане цвета российского флага, тащит за собой сумку-каталку с проблесковым маячком и светится вся фиолетовым сиянием. Вася оробел, снял шапку и на всякий случай перекрестился. Вот они встретились. Он молча переминался с ноги на ногу, не решаясь заговорить первым. Баба тоже остановилась и стала его пристально разглядывать через пенсне на палочке.
- Почто молчишь как немой, али манерам не обучен? – спросила она строгим голосом.
- Здравствуйте барыня, их хайсе Вася Смердюков, - очнулся Василий, вспомнив далёкие школьные годы.
Баба поинтересовалась, знает ли он, кто она такая. И когда Вася, не раздумывая брякнул – Фаина Раневская, громко от души расхохоталась.
- Это же надо свою родную российскую власть не узнать, с какой-то актрисой перепутать, совсем народ одурел, - веселилась она. Потом промокнула глаза белым кружевным платочком и начала его пытливо расспрашивать.
Василий отвечал односложно, но правдиво как на духу, что окончил школу, ПТУ, служил в армии в Афганистане, работал на стройке, на БАМе, женился. Ребёнок умер при родах. В павловские и гайдаровские реформы сгорели все сбережения. А потом жена заболела. На врачей и лекарства уходили все деньги. Когда на стройке появились таджики и его уволили, денег совсем не стало, и жена тоже умерла. Что живёт он теперь в маленькой квартире на окраине Москвы вдвоём с престарелой матушкой на редкие его случайные заработки и скромную её пенсию. Что на митинги не ходит по убеждению, а не из-за отсутствия денег на проезд. Голосовал за власть. А в лес пришёл для заготовки грибов, чтобы зимой не умереть с голоду.
- Жалко мне тебя, Васенька, растрогал ты меня до слёз, ведь вы все для меня как кровиночки родные, - сокрушенно вздохнула барыня-власть и снова принялась вытирать повлажневшие глаза, - помогу, чем могу, только денег не спрашивай. Кризис сейчас экономический, бюджет, понимаешь, потрескивает. Чиновников надо кормить с их родственниками, силовиков, депутатов. Банкам помочь с капитализацией, а то, неровен час, все грохнутся. И космос просит, и наука. Поверь, на пенсии, медицину, образование и культуру совсем ничего не остаётся. Приходится там буквально все урезать. В одном только Вася ты можешь не сомневаться, что на олимпиады, универсиады, чемпионаты и разного рода саммиты у нас с тобой денег хватит, и футбольный стадион в Питере мы построим обязательно, и честь страны не посрамим. Короче проси, чего хочешь.
Вася ей поверил. Барыня говорила проникновенно, задушевно, можно сказать, сопереживая, и его это тронуло. Он сказал, что ему нужна работа на стройке, лучше мастером, но сойдёт любая. Дело в том, что оплата ЖКХ выросла за последние два месяца в полтора раза и если дело так дальше пойдёт, то они с матерью вряд ли выживут. В конторах сидят наглые бабы, которые стали приписывать им сумасшедший расход горячей воды аккурат после 1 сентября. Тарифы в квитанции ставят правильно, а объём завышают в три-четыре раза. И нет на них никакой управы. Сидят все в золоте, и говорят - ставьте счётчик, а у нас на счётчик нет денег, и трубы полвека никто не менял. К ним прикоснуться страшно. А у кого есть счётчики, тех тоже обсчитывают.
Власть слегка поправила на плечах цветастую шёлковую шаль, повела плечами и задумчиво произнесла:
- Тёток твоих, я, конечно, могу подровнять, но не в этом году. Пусть пока нахапают побольше, а мы их потом прищучим. Понаблюдаем пока, из-за засады годок-другой, пока люди терпят. А что касается работы, то не моя это номенклатура – мастер на стройке. Вот министр, или замминистра, другое дело. Хочешь, Вась, министром попробовать, а? Затем она достала из сумки и протянула ему большое красное яблоко.
- Благодарствую, но какой из меня, рядового запаса, министр? Да и грамотёшки не хватает, - засмущался Смердюков, засовывая яблоко в карман.
- Грамотность излишняя только мешает принятию волевых решений, а что до воинского звания, так у меня без малого твой однофамилец, директор мебельного магазина, лейтенант запаса несколько лет министерством обороны руководил, и ничего, справился, во всяком случае, у меня лично претензий к нему нет.
- Так может быть у него какие-то способности особенные, напористость, хватка?
- Да нет, ничего особенного – хватка как у всех. Это навык, а он приобретается. Любая слепая моль смотрит соколом, когда за ней сила. А ободранная шавка отбирает добычу у льва, если за ней стоит власть.
Смердюков бестолково пожимал плечами и мычал что-то нечленораздельное.
- Значит, не хочешь в министры, упираешься. Зря. Дурак ты, Василий, - отрезала барыня и вынула из кармашка сумки-каталки мобильный телефон. Переговорив с кем-то пару минут, она спрятала его обратно и приветливо улыбнулась,
- Пляши, Вася! Нашла я тебе доходное место. Через двадцать минут освободится. Его там оперативники расчищают. Везёт тебе, однако, строитель БАМа. Оказаться в нужное время там, где надо это, братец, – тоже талант.
- Служу Советскому Союзу! – ни с того ни с сего выпалил Смердюков, и лихо сбацал цыганочку.
- Молодец, но сейчас говорят – России. Ты в договорах, что-нибудь соображаешь? Хотя тебе это сосем не обязательно. Будешь руководить управлением в Департаменте имущества. Первое время на городском уровне, а там посмотрим. Ты мужик, тихий, деликатный. Покладистый. Нам такие люди тоже нужны. Достали меня безбашенные рвачи и неформальные казнокрады. Я от них устаю очень и выгляжу плохо в глазах общественности. Ну, мне пора, Васенька. Через пару недель с тобой свяжутся мои люди и всё устроят. Будешь ты у меня, бедолага, как сыр в масле кататься. Только веди себя правильно, присматривайся, прислушивайся, если, что не так - стучи, то есть звони. Ну, всё, до скорого. Мне пора кормить своих медвежат. Прощай, будь умницей и подтяни немецкий.
- До свидания, ваше сиятельство, - пролепетал, согнувшийся в три погибели Смердюков и попытался поцеловать даме подол её сарафана.
Она гордо прошла мимо подобострастно припавшего к земле Василия, направляясь в глубь леса в стремительных фиолетовых бликах мигалки. Сумка-каталка катилась за ней, подскакивая на бугорках, и громко крякала, периодически издавая леденящий душу вой сирены.
Смердюков был потрясён фиолетовым великолепием власти. Он лежал на земле и истово рыдал. Всё его щуплое тело было преисполнено чувством восхищения и благодарности за то, что она соизволила снизойти до него, ничтожного маленького человечка. И ведь не только снизошла, а выслушала и пообещала. Постепенно прилив счастья сменился чувством ровной, глубокой радости, и Вася незаметно уснул.
Проснулся он от того, что на его голову упал с потолка большой кусок штукатурки. По стене пробежала трещина. Ветхий дом, в котором они жили с матушкой начал разваливаться. Ну и что, пусть всё рушится, зато я теперь с властью на короткой ноге, - подумал Смердюков, ощупывая пробитую голову, и перевернулся на другой бок.