Мой отпуск закончился. Я покинул дачу, на которой провел безвылазно целый месяц, вернулся в Москву, и уже на следующий день заступил на круглосуточное дежурство по дурдому. Дел накопилось невпроворот.
На даче я больше месяца не читал газет, не смотрел телевизор и не слушал радио. Все для того, чтобы по выражению главврача, отмыть замыленные очи и свежесть взгляда обрести.
Читая историю болезни нашего пациента – российского фондового рынка, я был в немалой степени удивлен теми метаморфозами, которые с ним произошли за время моего отсутствия. Он здорово прибавил в весе, перестал падать как подкошенный, позеленел и почти каждый день производил на свет методом почкования немалое количество бычков-брокеров. Часть из них дурдом сдавал на соседнюю скотобазу, а наиболее резвых направлял для участия в торгах.
В глубине души я всегда считал, что наш больной не жилец, но он показывал удивительную жажду жизни, да и лечили мы его, видимо, правильно.
-Невероятно, - обратился я к сидящему напротив меня санитару.
Мне захотелось тут же убедиться в том, что я прочитал. Володя положил кроссворд на подоконник, и мы направились в палату к пациенту, чтобы проверить состояние его здоровья.
Больной не спал. Увидев нас, он издал приветственное мычание, и несколько раз постучал по полу зелеными клешнями-биржами. Зелеными были не только клешни. Зелень покрывала всю его бесформенную массу, а также стены и потолок.
- Я же говорил, доктор, полный порядок! Видите, как шерсть отросла. И рога повылезли. Быкует. Не иначе как к зиме собирается с медведями драться, - восторгался санитар.
Я подошел к пациенту поближе и выдернул маленький клок шерсти. Шерсть оказалась плесенью.
- Рановато ему еще. С медведями…, - сказал я, и мы пошли назад.
Но Володя не унимался:
- Как плесень, откуда? А шерсть? А рога? А рост? А прибавка в весе?
- Нет никакой шерсти. Рога – это шишки от былых падений. А вырос и растолстел он оттого, что лечим его правильно, и кормим. И плесень, на наше счастье, пенициллиновая. Да не волнуйся ты так. Рынок, в самом деле, выздоравливает, но общее состояние его пока нестабильно. Еще не раз грохнется, - успокаивал я его по пути.
Вернувшись в ординаторскую, я полез в сейф за коньяком. Рюмочка-другая благородного напитка была просто необходима для того, чтобы успокоить наши растрепанные нервы. В сейфе коньяка не оказалось.
- А где? Ведь всегда должно быть? – растерялся я.
- Мы, это, вчера коллегу Бычинского в отпуск провожали, - замялся санитар. - Вот все и выпили.
Такой оборот меня не устраивал.
- Он же не пьет. Ему нельзя. Он же остановиться не может. Не надо было ему давать.
Я почувствовал, что-то неладное и потребовал немедленного отчета о вчерашнем вечере.
- Так я и не давал. Он сам, по праву старшего по званию. И ключ от сейфа у него. Говорит, семь лет ни разу на службе отпуск не обмывал, потому ни разу и не отдохнул по-человечески. Так и выпил все две бутылки до капельки, а мне только рюмку налил. Я потом пошел Анечку до автобуса провожать, он здесь один хозяйничал. Прихожу, а коллега Бычинский уже мычит как скотина в одном конце здания, а фондовый рынок в другом откликается. Ну, прямо как животные.
- Или братья по разуму. Выходит они оба забыковали. Да и фамилия у коллеги, надо сказать, подходящая для этого случая. Как же он до дома добрался?
Володя подался вперед и перешел на шепот:
- Он потом лег и затих, и на звук перестал реагировать, и на свет. Даже нашатырь не помог. Скорую помощь пришлось вызывать.
Эти слова, едва не вызвали у меня паралич:
- Вы что сдурели, в дурдом - скорую. Что у нас своих экипажей не хватает?
- Поздно уже было. Надо было заявку на дежурную машину оформлять. Бычинского было жалко. Ведь уволят, а у него мама больная, - ответил Володя.
Я почувствовал, что начал покрываться красными пятнами. Сколько лет работаю в дурдоме, всякое конечно бывало, но такого беспредела не было никогда.
- Ну и где теперь, прикажите, его искать, в какой клинике? Вы хотя бы номер машины записали, расписку о сдаче тела у бригадира скорой помощи взяли? Кстати, как его фамилия?
Володя снял с головы пробковый шлем, с которым теперь не расставался, достал из него сложенный пополам лист бумаги, развернул и задумчивым голосом произнес:
- Медведев.
- А клиника где?
- В Скол…
Я попросил его дальше не продолжать и грустно подумал, что в отпуск было лучше не уходить. Потом достал из сейфа бутылку с остатками спирта и наполнил две рюмки. Мы выпили спирт молча, не закусывая, и не чокаясь.
После продолжительной паузы я обратился к санитару как можно более ласковым голосом, но почему-то уже на вы.
- Скажите, молодой человек, а вы со всей уверенностью можете утверждать, что в скорую звонили именно вы, а не коллега Бычинский, что его грузили именно в медицинскую скорую помощь, а не в какой-либо иной экипаж, например, в автозак или иное транспортное средство? И не мог ли наш бывший сослуживец самостоятельно куда-то звонить, находясь под воздействием чрезмерной дозы алкоголя. На слове «бывший», которое я произнес нарочито громко и повторил два раза, санитар вздрогнул.
- Могу подтвердить, приезжала скорая с красными крестами, с обычными санитарами, как я. А вот, насчет Бычинского ничего гарантировать не могу, я же выходил с Анечкой, - горестно вздохнул Володя.
Я понял, что так дело не пойдет, поскольку он путает санитаров из дурдома с обычными медработниками, и взял у него расписку. Когда я ее развернул, то крякнул от удивления. Это был обычный информационный листок с рекламой инновационного центра в Сколково. Крупным шрифтом были выделены фамилия идейного основателя проекта и его название. Все остальное было написано мелким шрифтом. В это время выглянувшее на мгновение из-за облаков сентябрьское солнце, заполнило помещение ординаторской теплым желтым светом и подарило мне внезапное озарение, что все будет хорошо. Что путь в светлое будущее не закрыт никому. И Сколково будет построено и Бычинский не потеряется.
Чуть позже я выяснил, что Володя страдает дальнозоркостью и не носит очки, потому что любит медсестру Анечку и думает, что без них имеет более мужественный вид. Я убедил его, что двухметрового роста и могучих бицепсов вполне достаточно, чтобы почувствовать себя настоящим мачо. Очки же в его случае только добавят ему интеллигентности и помогут быстрее завоевать сердце любимой, поскольку женщины ценят в мужчинах не только грубую силу, но и ум.
Мы выпили по второй, и по третьей рюмке спирта, подковыривая прямо из банки маринованные подосиновики. Потом отправились искать настоящую расписку. Жизнь налаживалась. Мы перерыли все подряд, пока, наконец, не нашли злосчастный листок. Но о том, что там было написано, я никому не расскажу. Я, разумеется, простил молодому санитару его глупую ошибку. А вот коллеге Бычинскому, когда он выйдет из отпуска, обязательно набью морду. С превеликим, надо сказать, удовольствием.