Исходные цели евроинтеграции были значительно более приземленными, чем говорят нам сейчас. Благосостояние, социальная защита, демократия были лишь второстепенными бонусами после двух разрушительных мировых войн. Изначально европейцы объединялись лишь для того, чтобы перестать убивать друг друга.
Но был и скрытый двигатель, - как обычно, экономический интерес: евроинтеграция создавала для корпораций зону ориентированного на них спроса, - то есть зону гарантированной прибыли.
Поэтому разговоры о «наказании» той или иной слабой страны путем «исключения» из Евросоюза или еврозоны не имеют смысла (вне гипотезы о диверсии США против евроконкурентов). Для главного выгодоприобретателя евроинтеграции, крупного европейского бизнеса, это потеря хоть и ограниченного, но рынка, - ценность которого из-за дефицита спроса возросла неимоверно.
Для изгоняемых стран это будет означать катастрофу: их свеженапечатанные валюты вступят в состояние свободного падения (в том числе из-за утраты навыков управления денежным обращениием). Кредиторы потеряют все, - а ведь реструктуризация долга несет им лишь незначительные убытки.
Это не тот случай, когда девиз распада СССР «лучше ужасный конец, чем ужас без конца» имеет отношение к реальности.
Главная задача кризисного регулирования - минимизация ущерба для экономического локомотива еврозоны: финансового бизнеса «старой Европы».
Страны Южной Европы в тупике: у них нет рынков, которые могут обеспечить им привычный уровень жизни, - но это общая специфика Евросоюза. При его создании крупный бизнес развитых стран скупал все нужное в присоединяемых странах и закрывал все, что могло создать угрозу конкуренции. Поэтому интеграция была колониальной, - но Восточная Европа не получала ни социальных гарантий, ни финансовых возможностей (в виде выхода на рынки капитала). Страны же Южной Европы и Ирландия, присоединявшиеся первыми, получили слишком высокие для своего уровня развития социальные гарантии и кредитные рейтинги, противоречие которых их возможностям и корежит Европу.
Задача кризисного регулирования предопределяет его метод: реструктурирование и рефинансирование безнадежных долгов в части, непосильной для должников (эта часть будет определяться в мучительных переговорах). Долг будут урегулировать для спасения не слабых стран, но банков-кредиторов. Некоторым из них все равно не обойтись без поддержки государства (по итогам стресс-тестов это, вероятно, «Коммерцбанк» и «Юникредит»), некоторых не удастся спасти, - но потери развитых стран будут сведены к возможному минимуму. Поэтому должники не получат ничего, кроме реструкту-ризации долга, - если не возникнет угроза социальной революции.
Это завершит разделение Евросоюза на страны 4 сортов: круп-ные доноры; развитые страны, обеспечивающие себя, но не являющиеся значимыми донорами; политически значимые получатели помощи и, наконец, не имеющие политического веса «слабаки».
Слабые участники еврозоны лишатся возможности участвовать в управлении, – но ее и так не было из-за незначительности экономики (примеры - Португалия, Греция, Ирландия) или погруженности во внутреннюю политику (как Италия). Поэтому реальных изменений не будет, - а отмены формальной демократии и введения внешнего управления кредиторов в виде назначения никем не из-бранных премьеров почти никто и не заметил.
Это не будет провозглашаться явно: бюрократия боится ответственности. Еврокризис будет разрешаться стихийно, путем неконтролируемой череды мелких шагов для решения локальных проблем. Но силовое поле фундаментальных интересов с железной последовательностью будет выстраивать эти управленческие судороги в указанном направлении.
Для России это важно, потому что неопределенность перспектив еврозоны, ограничив межбанковский кредит, создала в ней нехватку ликвидности, - которая вот уже три месяца, как пылесосом, выкачивает валюту из нашей страны. Результат - ослабление рубля, подрыв фондового рынка, проблемы с ликвидностью в банках.
Пришло время для подготовки ограничения движения спекулятивных капиталов. Не стоит забывать, что максимально отличающиеся друг от друга по экономическому устройству неразвитые страны – предельно либеральная Чили и предельно авторитарная Малайзия – одинаково спаслись от разрушительной девальвации в кризис 1997-1999 годов именно за счет этой меры.