Александр Сокуров помянул царя Бориса

 В Москве сенсация - прославленный кинорежиссер Александр Сокуров поставил в Большом театре «Бориса Годунова», знаменитую оперу Модеста Мусоргского.

 ОПЕРА хрестоматийна. Даже в начале прошлого века самые далекие от искусства люди с удовольствием слушали знаменитые арии Бориса Годунова в исполнении, например, Шаляпина. Но и сегодня о муках царя, достигшего высшей власти ценой преступления и терзаемого совестью, наслышаны даже школьники. Что же нового хотел показать зрителю постановщик, известный чутким восприятием исторического момента? И что сумел воплотить?

 Вовсе не странно, что внимание Сокурова привлек царь Борис. Его фильмы про Гитлера («Молох»), Ленина («Телец»), японского императора Хирохито («Солнце») при всем разнообразии прочтения образов героев объединяет пристальный интерес художника к властителям мира сего. К тому, что делает с человеком власть и что человек может делать с властью. Главная идеологическая задача режиссера - лишить власть ее божественной сущности и посмотреть, что же останется в сухом остатке? На примере всех троих Сокуров еще и еще раз выстраивает свой космос, в котором нет места судьбе, а есть место воле и разуму, энергии и безумию. Так что обращение Сокурова к «Борису Годунову» логично.

 И все же давно ожидаемая и состоявшаяся вчера премьера в Большом кажется чем-то необыкновенным. Нет, вовсе не потому, что кинорежиссер и любимец кинофестивалей класса «А» занялся постановкой оперы. А потому, что это произошло именно в Большом, а не в Мариинском, c маэстро Александром Ведерниковым, а не с маэстро Валерием Гергиевым. Надо сказать, что Гергиев, прилетев специально на несколько часов из США на съемки сокуровского «Русского ковчега», одним этим жестом показал степень своего уважения художнику. Но союз пока так и не состоялся.

 Между тем Москва уже имела опыт приобщиться к питерской интерпретации священной оперы. На одном из пасхальных фестивалей В. Гергиев решил продирижировать «Борисом Годуновым» не где-нибудь, а на Соборной площади в Кремле. Зрелище замышлялось грандиозное. Естественные декорации в виде соборов, стен и башен с бойницами создавали ощущение великолепия, но спектакль все не начинался. Моросил мелкий дождик, и публика куталась в пледы, любезно предоставленные завхозами кремлевской охраны. Тем временем, самолеты что-то распыляли в небе, чтобы разогнать облака. Наконец за дирижерским пультом появился маэстро, и неслыханное действие началось.

  Дождь все усиливался, превращался в шторм. Сперва поле сражения со стихией была вынуждена оставить струнная секция, потом унесли клавишные, остались под конец одни духовые, и - о чудо - им на помощь пришли соборные колокола. Такое сражение хаоса и человеческой воли к победе неожиданно придало опере Мусоргского совершенно космическое звучание! Опера была доведена до конца. Мокрые, но счастливые зрители (почти никто не ушел) покидали Кремль. Чем не сокуровский сюжет?

 Однако сам художник предпочел другое послание Москве. В Большом театре нам предстала бережно восстановленная редакция постановки 1871 года. Ничего радикального, все мизансцены выстроены вокруг главных персонажей. Правда, почти всегда продуман второй, а то и третий план. Скажем, в сцене в корчме вводится немой подросток с неправильной пластикой, который живет своей брейгелевской жизнью, привлекая внимание к себе. Да и сын Годунова Федор - реальный мальчик, чтобы, по всей видимости, минимизировать оперную условность отношений «отец - сын». Видно, как тяжело отдавать престол своему наследнику в момент польского вторжения во главе с самозванцем, претендующим на царство. Да еще посреди бояр, которые горазды на заговоры. Борис не мог не понимать, что натворил. Поэтому финальная агония умирающего царя возле вскарабкавшегося на трон обреченного царевича выглядит вполне жутко.

 Зато повеселил художник по костюмам Павел Каплевич. Из 960 нарядов особенно удались боярские кафтаны, шубы и шапки немыслимой красоты. Это у Мэла Гибсона в его «копеечном» «Апокалипсисе» все американские индейцы одеты одинаково. А вот наши бояре чистый гламур, у каждого своя изюминка, свои оттенки цвета, свои вспышки лучей на перстнях и пуговках, свой нарядный воротник.

 Борис Годунов в исполнении н.а. Татарстана Михаила Казакова личность, конечно, по-оперному «архетипическая» для подобной роли. И конфликт он строит на столкновении личной воли с божественным предопределением.

 Теперь, после премьеры, можно говорить о двух «Борисах», которых Гергиев и Сокуров показали в Москве. Но согласитесь - премьера «Бориса Годунова» в Москве всегда событие большее, чем премьера. Да и шторма не было. Светило холодное солнце.