Классический случай: я провинциал, в Москве на три дня. Куда бы пойти? Рассматриваю театральную афишу. Может быть, театр и начинается с вешалки, но театральный зритель начинается с чтения афиши. Однако загадочная это вещь – московская театральная афиша! К ней проводник нужен, по-старинному выражаясь – толмач, чтобы объяснял написанное.
ЧМИТАЮ: в театре имени Вахтангова премьера. «А.Н. Островский. «Всюду деньги, деньги, деньги…» Вот беда-то какая – Островского я люблю страстно, писала о нем и все пьесы драматурга читала по многу раз. Нет у него такой пьесы –
«Всюду деньги, деньги, деньги…» Не мог он взять для названия разухабистую строчку неизвестного ему шансона («всюду деньги, деньги, господа, а без денег жизнь плохая, не годится никуда»). В пьесах Островского как раз не «всюду деньги», а деньги находятся на строго положенном месте. Есть у его заветных героев и более важные вещи – Бог, совесть, любовь, ответственность за семью. Поэтому пьесы Островского и собирают полные залы сто двадцать лет спустя после смерти автора (Островский умер в 1886 году)…
Позвонила в театр. Оказывается, это они так замаскировали комедию Островского «Тяжелые дни». Великолепную классическую комедию из жизни Замоскворечья. Придумать такую «клюкву» – «Всюду деньги…» Нет, не пойду. Ничего хорошего явно не увижу.
Вот реклама во всю стенку: «Вольный стрелок Кречинский». Какой-то продюсерский центр. Понятно, у каждого продюсера свои представления о прекрасном. Это, значит, «Свадьбу Кречинского» А.В. Сухово-Кобылина маленько улучшили. Интересно, почему – если автор умер и таким образом лишен возможности дать в глаз, его пьесы можно кромсать и переименовывать, как кому-то в голову взбрело? Почему люди, утверждающие, что они режиссеры, имеют право на все, а автор – ни на что?
В театре имени Станиславского – тоже премьера. «А.Н. Островский. Любовь и карты». И такой пьесы мы у драматурга не знаем. Это, наверное, «Последняя жертва», которая идет в Москве повсеместно, но под своим именем только в Малом театре. В театре «Ленком» – как «Ва-банк», в театре Станиславского – как «Любовь и карты». В бессмысленно-энергичном названии неудачного спектакля Марка Захарова хотя бы нет пошлости. Но уж за название «Любовь и карты» надо если не убивать, то сильно ранить. Неужели ухо не режет столь вопиющая дешевка?
Любовь – одно из ключевых слов Бытия, именно поэтому с ним следует обращаться осторожно и не допускать профанации, обесценки от употребления всуе. Сам Островский, сколько бы ни писал о любви, взял это слово в название только ОДИН РАЗ («Поздняя любовь», 1873 год).
Поехали дальше. В театре «Сатирикон» – «Страна любви». Это всего-навсего вполне приличная «Снегурочка», поставленная К. Райкиным хоть и в стиле MTV, но с сохранением всего текста Островского, почти без купюр. Зачем же тогда переименовывать пьесу? Боитесь, что зритель на «Снегурочку» не пойдет, а на «Страну любви» побежит сломя голову? Все это ужасно наивно. Выдает отчаянные психозы театральных людей, которые уж не знают, что и придумать, чтоб заманить зрителя.
А не надо нас заманивать. Мы битые-перебитые, отравленные-перекормленные театральной продукцией низкого качества, и нас этикеткой не возьмешь. Нас можно удивить только хорошей работой. Вот не грех и у Островского поучиться. Человек написал сорок девять пьес. Большинство из них шли при его жизни и после его смерти, во все времена, всегда. Более 150 лет это самый популярный драматург. Ясный и понятный, как солнце, – и при этом никогда не подстраивавшийся под сиюминутные вкусы своего времени. Мало ли какая мода была на дворе – Островский на это не реагировал вообще. И что же? Кормит театр до сих пор – вы посмотрите афишу хотя бы московскую, подсчитайте и ахнете.
Островский дает работу актерам, материал для издевательства – режиссерам, пищу для ума и сердца – зрителю, деньги – казне. Но он умер, наследников нет, и защитить его, выходит, что некому. Поэтому любой бойкий малограмотный проходимец может его пьесу переименовать, переделать, вписать туда свое, может обессмыслить текст своими постановочными «находками». И никто не смей и возразить – иначе ты душитель свободы, ретроград, мракобес!
Какие-то странные нравы воцарились в театре. Например, в искусстве исполнения музыки есть сейчас авторитетное и популярное направление, называется – «аутентичность». Это означает: произведение автора мало того, что исполняется точно так, как написано, но еще и на тех же инструментах, что были при жизни автора! Не допускается никаких позднейших изобретений! Играете Моцарта – так извольте ровно на тех инструментах, что были при Моцарте… А теперь представьте себе, что вы приходите на концерт в филармонию, а к вам выходит полуголая дама, говорит: «Моцарт. Симфония тара-ра, та-ра-ра-рум», и затем оркестр из трех электрогитар и баяна начинает играть симфонию №40, выпуская такты и целые музыкальные фразы. Представили? Не может быть, говорите? Но это происходит – только не с композиторами, а с драматургами – каждый день в драматическом театре, причем на самых прославленных сценах, некоторые даже называются «академические». Ну, если «академия» – это другое имя «борделя», спорить не буду…
Автор на современной сцене абсолютно бесправен, и нет ему защиты. А почему, собственно? Почему Островского, «Боженьку» русского театра, чье имя – гарантия хорошей работы для десятка поколений зрителей, некому защитить? А почему бы, собственно, какому-нибудь зрителю не подать в суд на театр, который вводит в заблуждение потребителей, переименовывает, извращает классические пьесы? Может, это отрезвило бы одуревших от «свободы» театральных деятелей, и вместо жалкой коммерции они занялись бы чем-нибудь хоть отдаленно похожим на древнее и прекрасное искусство театра.