Актриса Нина КУРПЯКОВА родилась в Москве, окончила ГИТИС и снялась в 49 фильмах, 9 ролей из них – главные: «Небо в огне», «Военная разведка. Северный фронт», «Власик» и др. На выходе фильм «Семейные обстоятельства», где Нина сыграла несчастную Настю, которая неожиданно для мужа возвращается из командировки...
- Нина, вас часто узнают на улице?
– Периодами. Когда показывали «Маргошу», невозможно было по улице пройти. Девушки улыбались, а мужчины подходили, панибратски брали за плечо и говорили: «Привет! Как дела? Давай сфотографируемся». К узнаваемости я хорошо отношусь, когда иду в компании друзей. Что ни говори, а хочется перед кем-нибудь похвастаться. А когда идёшь в своих заботах и делах, излишнее внимание мешает.
– В фильме «Власик» вы сыграли Евгению Аллилуеву – жену брата Надежды Аллилуевой. С одной стороны, реальный персонаж, но с другой – малоизвестный. Характер героини – ваша выдумка?
– Мы с режиссёром опирались на внешние факторы, размышляли: какой бы Евгения могла быть исходя из её семьи и окружения. В фильме у неё достаточно сильный характер: муж под каблуком, с «хозяином» Иосифом Виссарионовичем она пытается вести уважительно-родственные отношения. Но Евгения глубоко несчастна, как и все члены семьи Сталина.
– Как вы считаете, актёр несёт ответственность перед историей, когда играет роли исторических персонажей?
– Хотелось бы, чтобы это было так, но, видя современные тенденции в кинематографе, я думаю, что зрителям это не нужно. Большей популярностью пользуются исторические персонажи, сыгранные во времени с современными символами. Например, когда в старину человек умирал, то женщины выли на похоронах, ползли за гробом, рвали одежду и волосы. В современном же мире женщина страдает сдержанно. Это называется символикой. Соответственно, играть исторического персонажа приходится с тем эмоциональным символизмом, который будет понятен современному зрителю.
– В фильме «Военная разведка. Северный фронт» вы сыграли снайпера Риту Брусникину, да так, что Гильдия каскадёров выдала вам диплом. Что было самым тяжёлым при съёмках?
– Я училась стрелять, метала ножи в мишень, занималась сценбоем... Но самым сложным было не исполнение трюков, а съёмка в метель. Снимали под Питером при минус 30, нагребли огромные сугробы и поставили гигантский вентилятор. Помню, лежим мы с Александром Кудренко на снегу, собираемся произнести огромный диалог о том, как он меня отправляет в логово к врагу и как наградит за выполненное задание командирскими часами. Огромный текст, а говорить невозможно! Потому что снег летит в рот. После большого количества дублей мы пришли в вагончик, и наши гримёры за голову схватились: «Что с вами сделали?! Как мы это будем исправлять?» У нас были отмороженные красные лица, а нам ещё сниматься и сниматься. Выходили из положения с помощью питательных масок и специального зелёного тонального крема.
– Действие фильма разворачивается в 1939 году во время конфликта с Финляндией. Вас не смущало, что женщины-снайперы появились на фронте только в 1942 году?
– А кто может с уверенностью сказать, что в 1939 году не было хотя бы одной женщины-снайпера? Существует же множество реальных историй, когда женщин на фронт не брали, а они туда всё же проникали. Отрезали волосы, перематывали грудь и шли на фронт мстить за брата, за мужа.
– Вы занимаетесь благотворительными вечерами в поддержку фондов, в частности, фонда Гоши Куценко «Шаг вместе». Детям с ДЦП живётся несладко?
– Отвергнутые социумом, они живут в абсолютном вакууме. Их жизнь проходит в четырёх стенах – либо квартиры, либо больницы. Максимальный круг общения – 20 человек за всю жизнь! Ни о какой коммуникации со здоровыми детьми не может быть и речи. Как только ребёнок с особенностями попадает в детский сад, то родители здоровых детей начинают бить тревогу: «Не нужно нашим детям видеть такое!» Их дети подражают родителям и могут ребёнка с особенностями сильно обидеть. К сожалению, в нашей стране это абсолютно замкнутая история, общество не готово принять таких детей. Кстати, многие дети с особенностями способны учиться наравне с другими детьми. Более того, им очень полезно общение, и они к нему стремятся всей душой! Почему они должны ходить в коррекционный класс, где три человека?
– Что в таком случае вам хотелось бы изменить?
– Отношение людей друг к другу. Отсюда, возможно, пойдут и все остальные изменения. Толкнули на улице и не извинились! Неловко паркуетесь, а из соседнего джипа уже мат-перемат! Не понимаю таких гипертрофированных эмоций и такой злости! Если улыбаемся, то на заказ, показушно, дескать, у нас всё хорошо. С размахом устраиваем Олимпиаду, готовимся к чемпионату по футболу, пытаемся показать всему миру, как у нас богато. И при этом детские дома похожи на концлагеря и частенько горят, пенсионеры нищие, на периферии упадничество... Вместо дорогой показухи не пустить ли сначала деньги на решение внутренних проблем. Что бы нам ни говорили об олимпийских победах, пока в стране существуют детские дома, гордиться нечем.