- Роман Григорьевич, вы готовите очередной сюрприз?
– Совершенно верно, в марте на подмостках одного или нескольких театров 18 вечеров будут идти мои самые любимые постановки: «Служанки», «Айседора и Сергей», «Саломея», «Последняя любовь Дон Жуана, или Эшафот любви», «Мастер и Маргарита» и так далее, вплоть до «Масеньких супружеских преступлений» и «Кота в сапогах». Конечно, здесь далеко не все, что мне любо и дорого. Для меня все постановки – это мои первородные грехи, я настаиваю на этом.
– Грехи?
– Да. Потому что все эти зачатия проходили не по плану, но по большой любви, хотя и без законного штампа в паспорте. Это как кого полюбишь, с тем и живешь.
– Правда ли, что вы хотите поставить спектакль, в котором Галкин с Пугачевой будут играть любовников?
– Нет, журналисты все перепутали. Максим Галкин, Фима Шифрин и Верка Сердючка – это один спектакль, который пока только вынашивается в планах. А Алла должна участвовать в другом опусе. И она, кстати, не раз говорила, что мечтает у меня сыграть.
– Как вы к этой ее мечте относитесь?
– Мы с ней в прекрасных отношениях. Как я могу быть против такой мечты? И даже пьеса есть. Алла будет играть с Еленой Образцовой и Алисой Фрейндлих в драме «Страсти по Родомесхо», написанной специально для них итальянцем Альбери Талайем. Это история о трех певицах, которые уже на пенсии... Все происходит в доме для престарелых. Дамы вспоминают и до сих пор не могут поделить человека, которым они увлекались в молодости.
– Как-то вы сказали, что Алла Демидова, Алиса Фрейндлих, Лена Образцова, Марина Неелова, Оля Яковлева, Валентина Талызина – ваши небесные невесты.
– Да, они мои небесные невесты. Это означает, что в наших встречах не было случайности, потому что там, наверху, знали, к кому они должны были прийти. Я верю, что ничего случайного в нашей жизни нет, все запрограмированно. И это не только действие судьбы, но и твоей готовности. И если ты чувствуешь космические ритмы и можешь удержаться на линии своей судьбы, тогда реализуется все то, чего ты не ждал, но уже был способен принять.
– А в политике у вас много друзей?
– Я общаюсь со всеми. У меня один балкон выходит во двор Думы, а второй смотрит на Кремль... Поэтому ОНИ через мой двор часто проезжают. Анатолий Александрович Собчак, когда был депутатом, проезжая с супругой мимо моего дома, всегда сигналил. Я выходил на балкон, и мы общались. Он – из машины, я – с третьего этажа. Так что все нормально!
– Вы ведь живете в квартире Василия Сталина. Дух Сталина не тревожит?
– Нет, не преследует и не тревожит.В квартире сделали капитальный ремонт. Потом был священник, и не один раз. У меня всегда есть святая водичка, которой можно окропить стены.
– Я знаю, что у этой вашей квартиры почти мистическая история.
– Да, длиною почти во всю мою жизнь. Еще раз иллюстрирующая правило, что никакие счастье и успех заранее не спрогнозируешь и не спланируешь. Его мне внушили папа и мама. Когда я в первый раз ехал по Москве на троллейбусе – с Киевского вокзала в ГИТС, то первым, что увидел после голубых елей у красной кремлевской стены, был серый дом номер четыре в самом начале Тверской улицы. И тогда я, семнадцатилетний, сказал себе…
– Что когда-то будете здесь жить?..
– Да нет же, нет. Что я к этому дому не могу иметь никакого отношения. Я даже и мечтать не мог жить в нем. Потом я ставил спектакль во МХАТе и к метро мог проходить через двор этого дома. Но никогда не добирался таким путем, а переходил на другую сторону к телеграфу и спускался в метро. Я всегда намеренно обходил этот дом стороной. И когда Михаил Александрович Ульянов мне сказал, что он пойдет просить для меня квартиру в доме номер 4, то, наверное, ожидал возгласа радости. Я же ответил ему только одно – этого не может быть. Но потом Ульянов поговорил с Лужковым, и этот дом, казавшийся мне таинственным черным пятном, стал моим жилищем.
– А вообще как вы к мистике относитесь?
– Что значит отношусь? Я постоянно живу в мистике. Всегда знаю наперед, что и как надо делать. Уже и артисты шутят... Когда я говорю «НАДО так сделать», они понимают, что действительно надо. Потому что, если не сделают, будет плохо. Если они меня не слушают, то плохое моментально происходит. И не потому, что я такой плохой. Есть еще какие-то вещи... Контакт какой-то. Это не я сказал, а Павел Глоба.
– Наверное, знаки судьбы «раскиданы» по вашей биографии?
– Да, и они проявляли себя не раз. Например, первый театр, который приехал к нам во Львов буквально по следам танков, освободивших город от немцев, – это был театр Моссовета. И целый месяц их гастролей я дневал и ночевал в этом театре. Общался с Марецкой, Пляттом, был у Раневской в том доме, где она жила, знал почти всех артистов театра. Так вот, первый драматический театр, приехавший в город моей юности, оказался затем первым театром в Москве, на сцене которого я ставил спектакли. Был тогда и вот такой забавный эпизод. В юности я был уверен, что все советские артисты – коммунисты, верные идеям марксизма. В магазине «Военная книга» я купил штук пятнадцать книжек «50 лет в строю» и вручил своим друзьям из театра. Только теперь я понимаю, как им было неприятно держать эту книгу в руках.
– А вещие сны вам доводилось видеть?
– Самый главный сон приснился мне в 13 с чем-то лет. Будто бы я приезжаю в некий город, вижу три колонны, маски... И приоткрытую дверь справа. Меня назначают главным режиссером. Вот и все. Прошло время, и я приезжаю в Вильнюс, иду по главной улице Ленина, поворачиваю направо и замираю... Дом из моего сна! Приоткрытая дверь, колонны. Все, все так же, как в том сне. Я сначала решил, что это плохой знак, пытался улететь, но билетов на самолет не было. И мне пришлось остаться! Я четыре года руководил в Вильнюсе театром. И меня там любили...
– Жизнь не только дает, но и многое забирает. Как вам кажется, что же вам помогло выстоять во всех жизненных бурях и вихрях, какое самое главное качество вам удалось в себе сохранить?
– Серьезное искусство – это искусство неприсоединения. Неприсоединения прежде всего к победной армаде тех, которые шеренгой идут вместе. Это противостояние власти партии, власти денег, власти толпы и даже самым главным достижениям цивилизации. У кого хватит сил удержаться против этого мощного воздействия на человека? Думаю, только у святого. Но у нас ангельского чина не так уж много. Значит остаются ненормальные и дураки. Но в возвышенном и романтичном смысле. Как Иван-дурак из сказки. И вот этот дурак мне дорог. Может быть, даже так я мог бы назвать программу: «Роман дурака с любовью».
– В наше время «не присоединяться» проще. А в советские годы вам это удавалось?
– Я не поставил ни одного спектакля для партии и ее толпы. Хотя я ставил во всех главных театрах. Например, к 100летию со дня рождения Ленина я ставлю «Коварство и любовь» Шиллера, а во МХАТе к 50летию образования СССР – «Украденное счастье» Франко. Представьте себе, как выглядела афиша: «50 лет образования СССР «Украденное счастье». Вечером, когда политбюро приехало на премьеру, слова «К 50летию образования СССР» заклеили. Это для меня было неким мерилом успеха, который заключался в том, чтобы не присоединяться к самой главной силе.
– С какими «свинскими» проявлениями этого года вам довелось столкнуться?
– К сожалению, да. Наш театр располагается в интересном конструктивистском здании, настоящем памятнике архитектуры в Сокольниках. И определенные черные силы уже довольно давно пытаются его захватить, чтобы устроить там очередное казино. Их даже не пугает то, что принят закон, выводящий все подобные заведения за пределы города. И вот, не так давно, поздним вечером около своего дома был жестоко избит директор театра – Игорь Краснопольский. Я тут же выступил на НТВ, «Эхо Москвы» и других каналах и рассказал об этом. Хотя меня предупреждали, что нужно молчать. Но я решил: если буду молчать, значит, они решат, что мы боимся.
– А вам самому сейчас не страшно?
– Если честно, то и мне тоже страшно. Хотя, когда они мне звонят, пока еще не позволяют себе открытого хамства. Они настроены по-деловому: говорят, что если я захочу, то Юрий Лужков даст мне любое помещение, которое выберу. Они мне даже называли театры, где не было главрежей. Например, театр на Малой Бронной. Мне сказали, что вся моя труппа может перейти и полноценно работать там. Если надо, я буквально цитирую их слова, то и директора, который там служит, не будет. Они очень подготовленно со мной общались, но это все равно угроза. А такой путь – выселять сложившийся коллектив и занимать его место – не для меня. На чужом горе своего счастья я строить не желаю.
– Но ведь ваше здание пока не функционирует, ему требуется ремонт.
– В этом-то вся проблема. Те люди, от которых зависит начало этого ремонта, его не начинают. Отчасти потому, что здесь есть ресторан «Бакинский дворик», который хочет завладеть этим помещением. Все просто.