– ТЕАТР для тебя – это прежде всего заработок?
– Нет, это чистое удовольствие.
– Денег не приносит?
– Приносит, конечно. Но я и так нормально зарабатываю и мог бы театром не заниматься. Просто без этого не могу жить. Я в некотором роде вырос в театре. Мои родители были заядлые театралы. По молодости лет даже чуть было не поступил, прошел какие-то туры, но папа мудро сказал: сначала получи специальность. И вот теперь я вернулся обратно…
Совершенно точно могу сказать, есть несколько мест, где мне комфортно – дома, в кабине самолета и на сцене. Это места, где меня никто не может обидеть, обмануть, предать.
– Ты действительно веришь в необъяснимую силу сцены?
– Однажды мне предстояла запись. А ночью заболел зуб. В 4 утра я посмотрел на себя в зеркало и обалдел: у меня был флюс, как вторая голова. Я, идиот, побежал в дежурную стоматологию. Врач был такой пьяный, что не очень понимал происходящее. Он сказал: «Здравствуйте, кого я вижу!» И трясущимися руками вырвал мне два зуба вместо одного. Боль была дикая. Я шел на съемки и просто терял сознание.
Но в ту секунду, когда сказали «мотор!», у меня все прошло. Потом я опять свалился. То же самое было, когда сильно порвал связки на ноге. Пришел на съемки на костылях и забыл, что у меня костыль в руке. Я его выкинул, и мне дали палку. Стоял, держась за палку, и все было замечательно. Это просто какое-то волшебство, магия.
– Ты учился актерскому мастерству?
– Я теперь учусь, слава Богу, с партнерами, в этих антрепризах. Я никогда не забуду, как Валя Смирнитский посоветовал: «Старик, как бы это помягче… Твоя задача сейчас – сделать так, чтобы при твоем появлении не раздавались сразу аплодисменты».
– То есть, чтобы публика не реагировала на тебя как на ведущего «Поля чудес»?
– Это у меня немножко от КВН. Вопрос-ответ – 30 секунд, и я должен слышать сразу реакцию зала, чтобы понимать, насколько я хорош. А здесь огромных два часа…
– С кем сейчас играешь?
– Лида Вележева, Наталья Крачковская, Лариса Голубкина. Это как воздуха глотнуть. За всей этой суетой… Куда мы едем? Зачем эти поезда? Эти самолеты? Гостиницы? Смертельно устал. Но стоит только шелохнуться, сделать один шаг, и все – тебя понесло. Эти два часа стоят всех разъездов и поездов. Клянусь. Это ничем нельзя заменить, абсолютный наркотик.
– Ты дружишь со многими большими российскими чиновниками. За что их так любишь?
– Если кто хороший товарищ – вот и дружу.
– А в чем товарищество выражается? В бане вместе паритесь?
– Дело не в бане. Это система, при которой слово «безотказность» абсолютно двустороннее. Это очень редкое обращение с просьбами. Это милое, приятное времяпрепровождение, при котором понятия нужности или ненужности отсутствует почти совсем. Вот это и есть товарищество.
– Ты часто ездишь в Калининград? К Боосу?
– Я не к нему езжу. У меня там аэроклуб. Клуб развивался очень быстро, там сейчас 12 бортов, базируется авиация МЧС.
– Шойгу, значит, тоже друг?
– Я не могу так сказать. Но уважение, которое вызывает у меня этот человек, — безмерно. Еще один человек, из тех, кого называют сэлф-мейдмэн. Он начал с нуля. Я помню, как они с женой приехали в Москву, на пустое место. Он тогда еще произвел на меня потрясающее впечатление. У него совершенно «металлический» характер. В истинном смысле слова он — мужик. Слово «надежность» — это про Шойгу.
– А с Путиным знаком?
– Я виделся с ним два раза в жизни. Один раз он мне вручал звание Народного артиста, а второй раз, по-моему, его супруга проводила какой-то благотворительный вечер, связанный с учителями.
– Что Путин сказал, когда вручал звание?
– Ничего особенного: «Поздравляю». Я что-то промямлил с трибуны, как положено по этикету. Очень какая-то странная была ситуация. Этот зал и еще люди, которые рядом сидят, – жутко волнительно. Это было в истинном смысле слова незабываемое ощущение.
– Что нового на «Поле чудес»?
– Все новое – старое. Программа существует 15 лет, и у нее нет конкурентов. Это факт тревожный, с точки зрения профессионала. Правда, в Америке эта программа продержалась лет 30.
– Вы делаете еще какие-то выездные розыгрыши?
– С «Полем чудес» мы ездим, это еще Влад Листьев придумал. На сцене барабан – только вертикальный, чтобы было видно.
Кстати, в Интернете уже два года висят цены на ведущих. Причем первым номером стоит Галкин, а я где-то в конце. Но видит Бог, если бы я столько получал, я бы бросил все!
– Помнишь, дал согласие «порулить» телеканалом «Московия»? А потом тебя взяли и отодвинули?
– Это не совсем так. Когда я давал согласие, то сказал: мое дело — собрать группу, которая бы сделала этот канал конкурентоспособным. Я вне борьбы и над схваткой. Были потом предложения ввязаться в драку и отбить канал… У меня никакого такого желания не возникало. Известно: на драку за место уходит столько сил, что потом не остается почти ничего на творчество. И потом с течением времени я понял, что человек, который что-то умеет делать, сам не может быть начальником.
– Скучно?
– Это всегда трагедия, внутренний конфликт, это всегда худо. Потому что тебе надо руководить, а хочется самому снимать, делать, выбирать. Почти всегда творческий человек в роли начальника – это (типун мне на язык) инфаркты и инсульты.
– Здоровье, кстати, у тебя что-то пошаливает в последнее время!
– А что, мне 60 лет – я уже дедушка, у меня и внучка растет, скоро 6 лет.
– А дочке?
– Семь с половиной.
– Леонид Аркадьевич, в чем секрет твоей лукавой улыбки?
– Я никогда не думал, что она лукавая. Как это выглядит со стороны, не знаю. Перед зеркалом стою редко.