Спектакль «Братья Карамазовы» в театре «Мастерская» смело мог бы претендовать на номинацию «Соответствие букве автора» в любой из отечественных театральных премий. Если бы такая номинация существовала хоть в одной из них...
Внутренняя география нового «долгоиграющего» (пять с лишним часов действия) спектакля Григория Козлова – проще не придумаешь. Трёхчастное разделение сцены на условные сферы карамазовских добра, зла и территории их пересечения с миром отнюдь не «суживает человека», как того желал Митя Карамазов. «Добрая» и «злая» половины (правая и левая части сцены соответственно), отграниченные от «каменистого» центра чёрными занавесями, словно противостоят друг другу, по очереди являя сцены романа, а точнее, сцены чужой, противоречивой в своих проявлениях жизни, которая, если присмотреться, имеет так много общего с жизнью каждого из сидящих в зрительских креслах.
Достоевский тут не упрощается, а, напротив, подробно раскрывается для публики, которая в большинстве своём, увы, романа не читала. Последнее заключение следует из порой неоправданных действием и текстом смешков в зале, впрочем, Козлов со товарищи смешки эти не порицают, а скорее даже провоцируют утрированными портретами героев. Ведь смеясь, мы больше можем принять, простить и понять…
Митя (Антон Момот) здесь излишне громогласен и порывист, Иван (Кирилл Кузнецов) избыточно сух и сдержан, Катерина Ивановна (Софья Карабулина) – трещотка из трещоток, Грушенька (Есения Раевская) – провокатор из провокаторов, Лизонька Хохлакова (Наталья Шулина) – наивна до оскорбительного неприличия, Смердяков (Андрей Горбатый) – неприятен в своей «себе на уме» угодливости… Но от этого режиссёрского преувеличения характерности и актёрская игра здесь идёт «на разрыв аорты», и в первую очередь удивляют возрастные роли.
Глубок и неспешен старец Зосима в исполнении Андрея Аладьина (в спектакле за ним числятся ещё несколько удачных ролей). И хотя молодому актёру отведены на создание образа мудрого провидца лишь считаные сцены, он великолепно справляется с задачей, оставляя в памяти зрителей целостный характер и зримый образ дряхлеющего величия.
Несомненен старший Карамазов, сыгранный Георгием Ворониным (так же точно он играет и поляка, былого возлюбленного Грушеньки) – со всеми подробностями и страхами, свойственными сильному полу на излёте мужского века. Фёдор Павлович показательно буен и своенравен, роль хозяина жизни, властителя судеб своих сыновей привычна ему, и расставаться с ней он не собирается. Ёрничая, издеваясь, постоянно перегибая палку в почти подростковом самоутверждении за счёт живых душ, Воронин сжигает не только душу Фёдора: он убивает в нём ту подлинную любовь к жизни, которой свыше так щедро одарены все Карамазовы. И лишь холодный луч софита порой заставляет отца семейства застыть в животном ужасе перед собственным будущим.
Вдовушка Хохлакова сотворена Ольгой Афанасьевой как откровенно глупая, суетливая, никчёмная и эгоистичная наседка, которая слышит только себя, заботится только о себе любимой (а вовсе не о дочери-инвалиде) да о соблюдении внешнего приличия. А вот сама с собой наедине может и трубочку для удовольствия раскурить…
Старый камердинер Григорий, который «ещё в корыте Дмитрия Федырыча купал», – удача Игоря Клычкова, сумевшего найти внешние проявления верности, достоинства и старости, неумолимой даже к самым честным людям.
Подробно описать игру каждого из актёров, занятых в «Карамазовых», – задача в одной статье невыполнимая: в постановке более тридцати героев, каждый из которых врезается в память. Однако без связующего этих добрых и дурных, сильных и слабых людей звена, без Алексея Карамазова – Фёдора Климова – сценическое полотно было бы незавершённым. Алёша, точно тростинка на ветру: тонок, подвижен, скор на сочувствие да на слезу, он поначалу кажется подвластным чужой воле. Но тот, чья юность ещё чувствительна к чужим страданиям, не лишён карамазовского жизнелюбия. И оттого завет Зосимы «в великом горе радость ищи» ложится в благодатную почву: финал спектакля, когда уже известна судьба Мити, когда хоронят маленького Илюшу, становится чуть ли не «Одой к радости», небесным светом, дарующим надежду и спокойствие, и за самого Алёшу, и за то, что ещё произойдёт с героями где-то вне подмостков.