В год 250-летия русского профессионального театра отдел культуры решил провести инспекцию всех прославленных театров: в каждом из них мы будем смотреть самые знаменитые классические пьесы, чтобы выяснить – а что же, собственно, происходит у нас на русской сцене? Чем кормят зрителя? Каков уровень нынешнего профессионализма? Наш первый «ревизор» отправился в Московский Художественный театр.
КОГДА режиссер берет классическую пьесу, он может рассчитывать, что какой-то части зала сюжет знаком. Но всегда найдутся и те, кому про Гамлета известно лишь, что автор – Шекспир (а может, и то неведомо). Незнающий пьесы имеет право, чтобы ему объяснили, кто на ком женился и кто кого убил. Знающего, предполагается, должно заинтересовать сегодняшнее ее прочтение.
Увы, Юрий Бутусов, ставя «Гамлета», игнорирует интересы и тех, и других. По стройной архитектуре трагедии били чугунным шаром, какой используют при сносе зданий. Какие-то сцены и персонажи (в том числе важнейший — Горацио) выброшены вовсе, какой-то текст передан другим лицам. Стражники пять минут спустя оказываются Гамлетом, Клавдием и Полонием. Полоний, будучи убит, предстает Первым матросом. Уплывшие в Англию Гильденстерн и Розенкранц вскорости обнаруживаются в качестве могильщиков. И т.д.
Конечно, классику можно и нужно ставить по-новому, иначе ее следовало бы сдать в архив. Но браться за нее имеет право лишь тот, у кого есть личная необходимость бессмертными словами автора рассказать о своем индивидуальном земном и духовном опыте. Тогда любые операции над текстом будут обусловлены художественными нуждами. А не вопиющим произволом – как в случае с «Гамлетом».
Зачем Бутусову пришла нужда ставить именно эту пьесу? На этот вопрос спектакль дает только один ответ – захотелось пошалить в приятной компании. В середине 90-х режиссер сделал со свежеиспеченными выпускниками петербургской Театральной академии Константином Хабенским, Михаилом Пореченковым и Михаилом Трухиным чудесный спектакль «В ожидании Годо». Он шел на сцене Театра Ленсовета, имел громкий успех, ребята играли так точно, свежо и ярко, что сериальные ассистенты по актерам быстренько вцепились в них мертвой хваткой – и началась их телевизионная, а потом кинематографическая слава. Следствием которой стало приглашение в Москву, в МХТ Хабенского с Пореченковым. Режиссера также позвали в Москву, и вот для «Гамлета» он на заглавную роль выписал Трухина.
Московские спектакли Бутусова, включая «Гамлета», исполнены в одной манере. Пьеса для него – вроде елки, на которую он вешает свои игрушки. Спору нет, порой игрушки блестящи, забавны, изобретательны – но ничего, кроме способности режиссера сочинять приемчики, несколько оживляющие вялотекущее действие, они не демонстрируют. Смысл? – ну какого вам еще смысла, когда Михаил Пореченков, зная любовь публики к себе, утоляет ее во всю мощь обаяния и умения выдумывать уморительные ужимки и прыжки? А Константин Хабенский в очередной раз демонстрирует поклонницам свой невротический демонизм, давно ставший его штампом.
Хуже всех Михаилу Трухину – его Гамлет попросту не сделан. Весь огромный массив текста не присвоен и не обжит актером, часто он попросту не понимает смысла произносимых слов. Остается кричать до срыва связок, бегать, строить трагические гримасы, биться в истерике и рыдать натуральными слезами – все впустую. Как говаривали в старину, гарниру много, зайца нет.
Конечно, желание режиссера и актеров снова собраться вместе – недостаточное основание, чтобы изувечить пьесу «Гамлет». Но все-таки это желание не преступное. А вот Нина Чусова, постановщик «Тартюфа» Ж.-Б. Мольера, совершила настоящее художественное преступление. Она не просто не знает, что делать с пьесой – она ее ненавидит. Ее цель – доказать, что Мольер написал отъявленную дрянь.
Здесь тоже абсолютно непонятно, что происходит. (У артистов МХТ, кстати, полная каша во рту.) В этом «Тартюфе» смысл один: герои – и патологически необаятельный Оргон (Александр Семчев), и манерная изломанная глупая кукла Мариана (Дарья Мороз), и вульгарная Дорина (Марина Голуб), и дегенеративный Дамис (Роман Хардиков), и все остальные — идиоты, омерзительные ублюдки, которые не могут ничего, кроме как гадко кривляться.
Вполне внятная у автора сцена объяснения влюбленных стилизована под рэп – этот дешевый капустник затеян оттого, что режиссер просто не умеет разобрать с актерами и поставить простой диалог, и ей надо все время чем-то прикрывать профессиональную срамоту. Впрочем, срам не столько прикрывают, сколько подчеркивают еще и аляповато-вычурные фантастически безвкусные костюмы Павла Каплевича. Выдержать это в течение почти трех часов стоит немалых физических усилий.
«Тартюф» Олега Табакова – самостоятельная работа. Однако Табаков – еще и художественный руководитель театра, так что на нем лежит двойная ответственность: не только за великую роль мирового репертуара, но и за происходящее в целом.
В МХТ сейчас любую пьесу воспринимают как подсобный материал для режиссерских экзерсисов. К совершенным произведениям, чья ценность проверена веками, относятся как к врагу, с которым надо бороться, не разбирая средств, и желательно его вовсе укокошить.
Получается, вроде… знаете, бывает, кусаешь сочное душистое яблоко – и вдруг чувствуешь, что во рту что-то не то. Выплевываешь – и видишь: ты, оказывается, надкусил гусеницу плодожорки, из нее течет какая-то мерзкая жижа, а позади – прогрызенный ход, полный ее испражнениями.
В помойку, скорее в помойку!
Наша инспекция того, как играют классику в известных театрах, будет продолжена в ближайшее время. О дне и месте визита «театрального ревизора», а также о том, кто им окажется в следующий раз, отдел культуры «АН» заранее никому сообщать не намерен. Ждите! Наш ревизор уже в пути.