Начнем с того, что ни о какой любви в этом спектакле нет и речи.
А есть вот что: один господин, смолоду нагулявшись, затеял организовать семью. С юной чистой девушкой. Чтобы, значит, и себя самого переписать заново. С чистого листа.
Но вот какая незадача: юная, чистая, неопытная девушка неожиданно начала взрослеть. И появились проблемы...
Казалось бы, к чему режиссеру браться за историю, которая кажется абсурдной? И если видел Лев Толстой в вопросах пола «сосуд греха», а ты с ним, с автором, не согласен, так и иди себе мимо. Не нравится - не ставь.
Нет, охота, видно, Льву Николаевичу доказать, что он был, извините, дурак. А я - умный. А всего-то для этого и требуется усекновение философии, психологии, мучительной переоценки собственной прожитой жизни, трагического разочарования.
Собственно, именно так и сложилась инсценировка толстовской «Крейцеровой сонаты» у режиссера Антона Яковлева. Все, что составляло суть и смысл вещи, отсечено, трагедия ревности упразднена - и что мы получаем в сухом остатке?
Да фактически анекдот про то, как герой, патологически себялюбивый эгоист, сильно огорчился от того, что супруга его не вписалась в вымышленный им образ идеальной семьи. Да так, что грохнул ее, чтобы сама не мучилась и его не мучила.
Собственно, на этом и можно было бы закончить рассказ о спектакле МХТ по Толстому, даже не вдаваясь в подробности про скудную режиссуру... Но!
Режиссер спектакля сделал ход конем, который в результате поставил всякому злобному рецензенту шах и мат. Потому что главным художественным решением этого спектакля, вне всяких сомнений, стало приглашение на роль Познышева Михаила Пореченкова.
Того самого, которого стар и млад знают как агента национальной безопасности Леху и ведущего телепрограммы «Кулинарный поединок». Чуть меньше - как злодея «академика» из сериала «Ликвидация», еще меньше как Мышлаевского из «Белой гвардии» и Полония из «Гамлета» в МХТ. И уж совсем немногие - в основном петербуржцы - как очень хорошего характерного актера из театра имени Ленсовета.
Но, собственно, какие работы Пореченкова ни вспоминай, - в театре ли, в кино ли, - нет ничего, что хоть намеком дало бы основания предположить в нем героя «Крейцеровой сонаты».
Словом - это именно режиссерское решение. Смелое, неожиданное, талантливое.
Именно Пореченков - и главная «приманка» этого спектакля, и его фундаментальное достоинство, и его концепция. Потому что даже его вполне выразительные партнерши - Наташа Швец (Лиза) и Ксения Лаврова-Глинка (Полина) - погоды в этом спектакле не делают.
Познышев-Пореченков внешне - типичный сангвиник. И потому, когда он начинает свое повествование, кажется, что это обыкновенный вагонный разговор для времяпрепровождения из серии «а вот с моим другом какой казус приключился». Приятные манеры, ровный голос, милая деликатная улыбка. Этакий интеллигентный провинциальный земский врач.
Какое-то время человеку, незнакомому с толстовским сюжетом, действительно может показаться, что все это Познышев не о себе рассказывает, - настолько «объективно» звучит его рассказ о человеке, который с юных лет как начал вести «дурную жизнь», так и вел до лет вполне зрелых.
Но постепенно повествование приобретает лихорадочное звучание. Лихорадочное, возбужденное состояние рассказчика отражается и в беспричинно экзальтированной манере поведения юной Лизы, и в бурных эмоциональных проявлениях ее сестры Полины. Да и сам влюбленный и новобрачный Познышев - уже и не влюбленный (да и был ли), и не новобрачный. Он уже все загодя знает, и оценки все заранее уже выставил. И главное, он себя давно уже и оправдал, и простил. Поскольку бывшая невеста, а ныне ненавистная жена жестоко разочаровала этого господина.
И не надо сказок про ревность, про Отелло и обманутое доверие. Не было никакого доверия. Как не было никакого Отелло. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» - вот что было.
Пореченков играет весь спектакль как самооправдание своего героя. Видимо, что-то все же угрызает его, если ему снова и снова обязательно надо повторять рассказ о том, как он был прав, как благородны были его помыслы. И как эта подлая все испортила и растоптала.
Для Льва Толстого всерьез стоял вопрос о ревности и об измене. писатель, маниакально озабоченный нравственной догмой, убедил себя (и пытался убедить весь мир), что сексуальное желание и жизнь пола могут быть оправданны исключительно задачами деторождения. Для Познышева-Пореченкова все куда более однозначно: «Она обязана быть такой, какой я себе ее назначил».
И то, что оказалась (или стала) другой, равнозначно преступлению. Настолько ужасному, что наказание может быть только одно: казнь. Да-да, именно казнь, а не убийство в состоянии аффекта, из ревности, по страсти.
И все его россказни о виновности жены - как теперь принято говорить - «отмазы».
Познышев в этом спектакле - палач. И как любой палач жаждет оправдания: «работа у меня такая», «кто-то же должен»...
И именно благодаря этой феноменальной актерской работе спектакль все же получился. Получился про то, чего в сегодняшней нашей жизни навалом. Про людей, для которых вообще не стоит вопрос «тварь ли они дрожащая?». Зато четко, раз и навсегда определено, что «право имеют». Преспокойно отказывая в этом праве кому-либо, кроме себя.
В самом деле, ничего общего с Толстым.
Но все равно страшно.