В.М.: Андрей, когда кончился период твоего самообучения, подражания, школы? Когда ты ощутил свое собственное творческое клеймо?
А.М.: Думаю, году в 77-м. Хотя мы учиться не перестаем. И периодически, совершенно осознанно, делаем какую-то песенку в известном стиле. Пусть все ее услышат, понимая, что это сделано специально...
В.М.: Я там слышал - у вас по звуку будто версия Фила Спектора. Сделано специально, как с «Let it be»...
А.М.: Нет. Но мы «Битлами» были настолько пропитаны... Я до сих пор в голове могу проиграть любую песню - с точностью до ноты и последнего слога!
Ю.В: Конечно, «Битлз» - это нечто феноменальное! Пожалуй, никто к ним близко не подошел.
В.М.: Как ты прокомментируешь фразу, которой часто грешат музыканты, вышедшие из рок-н-ролла: «Он предал рок-н-ролл?»
А.М.: Это все совок, какое-то желание идти «на баррикады».
Ю.В.: Большевизм?
А.М.: Абсолютно точно!
Ю.В.: Большевизм, собственно, выражается в отказе понять и принять что-то другое. Это нетерпимость ко всему иному.
А.М.: Я помню, какой визг был, когда мы попали в Росконцерт в 1979 году! Заявляли - «Машина времени» продалась! А я никак не мог этого вопля понять. Одно дело - если бы мы попали туда с песнями советских композиторов. Тогда, наверное, еще можно было бы так говорить. Но ведь мы оказались там со своим же материалом! То есть просто сменили подпольные и клубные площадки на дворцы спорта и стадионы.
Ю.В.: Предвзятое «по определению» отношение ко всему советско-официальному было типичным для определенной части населения. Я, например, «терпеть ненавидел» советские газеты читать.
В.М.: Жаль, конечно, - мы не смогли определить, что же такое «рок-н-ролл»...
А.М.: А сам ты как думаешь?
В.М.: Это музыка, которая появилась в 50-60-е годы, на волне протеста против истеблишмента и официальной музыки того времени. Это музыка молодежи.
А.М.: Там не было официальной и неофициальной музыки! Это все наши понятия. Для меня рок-н-ролл - прежде всего наличие какогото очень высокого драйва. В эстрадной музыке его гораздо меньше.
В.М.: Прости, конечно, - но «Болеро» Равеля - драйв сумасшедший, «Как во городе было во Казани» - тоже сумасшедший, Эмерсон Лэйк и Палмер тоже...
А.М.: Если сейчас это послушать - все очень наивно.
В.М.: Что - наивно?
А.М.: Эмерсон, например. Поразительно: какие-то вещи безнадежно устарели, а какие-то записаны, словно сегодня. Вот, к примеру, «Лед Зеппелин». Их музыка просто не стареет. А вот «Дип Перпл» теперь как-то не воспринимается.
Ю.В.: Не знаю, не знаю. Когда слышу «Дип Перпл», мне вспоминается надпись, сделанная фломастером от руки на картонке, которую я видел в самом крупном гитарном магазине в Лос-Анджелесе. Это была просьба доведенных до отчаяния продавцов к покупателям: Please, no Smoke on the water!!! («Играйте что угодно, только не «Дым над водой», пожалуйста!!!»). Их, видимо, просто достали - так как каждый подросток, пробовавший гитару, играл именно этот риф из суперхита «Дип Перпл».
В.М.: В московских ВИА была страшная текучка кадров. Человек 70 музыкантов перебегали из одного ВИА в другой. А какова была «генеральная линия партии» «Машины времени»? Как тебе удалось удержать состав?
А.М.: Первые года три существования, начиная со школьных лет, народу менялось очень много. Потому что то, чем мы занимались, нельзя было назвать музыкой. Это было скорее какое-то религиозное действо по извлечению звуков из электрогитар и барабанов. При этом никто ничего не умел. И как только появлялся человек, который умел чуть больше - его, конечно, брали в команду сразу. Потом появлялся кто-то, кто был еще чуть лучше. Тогда брали его. Когда к нам пришел Макс Капитановский - он по тем временам играл уже технично. У него и установка имелась. А мы были просто дети. Мы за ним тянулись, учились, фактически - аккомпанировали ему. А потом на протяжении последних пятнадцати лет у нас только один человек и поменялся.
В.М.: На мой взгляд, после того как к тебе пришел Андрей Державин, у которого совершенно сумасшедший мелодический дар (пусть и попсятина со словами, но песни он писал классные)... Так вот, у меня было ощущение, что он принес себя в жертву (как Андрей и сам мне говорил) своей мальчишеской мечте - «играть в «Машине»... Ради воплощения этой мечты он зарыл себя как композитора!
А.М.: Мы, между прочим, это очень высоко оценили! Он у нас абсолютно на месте, очень хорошо чувствует, что нужно. И он замечательный музыкант!
В.М.: Нет ощущения, что он энергетически «подсел»?
А.М.: Андрей пишет довольно много музыки для кино. Бывает, предлагают сделать мне - но я советую обратиться к нему. Поскольку я могу написать песню к фильму, а вот музыку вам замечательно сделает Андрюша. И Андрюша никогда не подводил. Он замечательно к нам вписался. Кстати, мы ведь были знакомы задолго до того, как его взяли.
В.М.: Все равно его приход к вам был достаточно неожиданным.
А.М.: А я люблю ломать стереотипы! Мне очень не нравится, очень противно, когда музыкант становится рабом собственного образа. Ходят лысеющие, седые люди в проклепанных куртках, которые давно пора отдать детям и внукам. И очень боятся уйти из того, в чем их любят. А мне, наоборот, всегда было тесно, когда меня хотели привязать к чему-то, что за меня придумали. И тем самым пытались лишить собственной свободы.
В.М.: Когда ты устраивал выставки своих картин - вспоминал опыты Джона Леннона с его съемками фильмов и написанием книг?
А.М.: Нет. Я не буду в качестве режиссера снимать кино - как бы мне ни казалось, что у меня это может хорошо получиться.
В.М.: Ну а почему нет? Ведь Пол Маккартни снял для себя убыточный фильм.
А.М.: Во-первых, мне просто некогда: жизнь коротка и времени мало. Во-вторых, я стараюсь делать лишь то, за что отвечаю на сто процентов. А относительно графики - меня этому очень хорошо научили! Это, в конце концов, моя профессия!
Ю.В.: Я однажды видел фильм о том, как вы в Лондоне, в студии Эбби Роуд, записывали свой диск. Там, где писались битлы. И у меня было ощущение кайфа - дескать, наши и туда прорвались, клево!
А.М.: Когда мы с «Машиной» там появились, у самих дыхалку так захватывало! А вот когда спустя девять месяцев я туда же приехал с Оркестром креольского танго - то уже как к себе домой. Мы за 9 дней записали альбом, и у меня ощущение было совершенно другое. Просто это очень удобное место для работы.
В.М.: Просто второй раз ты ездил туда с джазистами, а для них это место не так «свято», как для Маргулиса и Кутикова!
А.М.: Не скажи! Они тоже все это знают и росли на битлах...