По Америке с русской красавицей

(Продолжение. Начало здесь)

Это был важный для Риты день, нам назначил встречу американский лингвист и переводчик Ричард Колберт. Он прочитал повесть Риты «Легкое дыхание любви» и обещал поделиться впечатлениями. Рита максималистка, - её не устраивала публикация «Дыхания» в России, отдельной книгой или в журнале. Она мечтала о другом: Ричард придет в тихий восторг от её произведения и возьмется за перевод на английский. А дальше накатанная дорога – издание книги, шумный успех, огромные тиражи. 

Наконец, главное - голливудская экранизация. И опять: шум в газетах, автографы, поклонники… Дальше Рита взлетает на золотом лифте на вершину жизненного успеха. Особняк в Лос-Анджелесе, миллионы в банке, а первые женихи выстраиваются в очередь, чтобы бросить взгляд на русскую диву. Почему бы и нет? Ведь каждому человеку еще в момент рождения достается лотерейный билет. Жаль, что не все билеты выигрышные. Далеко не все. Но Рита очень надеялась, что в её сумочке лежит именно тот билет, что сорвет фантастический джек пот.

Я не стал её разочаровывать раньше времени, я болел за неё.

Рита надела строгое черное платье и серый пиджак, скрывавший все достоинства её фигуры, и не прикоснулась к косметике. В то утро она немного волновалась, была молчалива, сосредоточена и выглядела, как студентка-отличница перед экзаменом.     

Профессор Вашингтонского университета Ричард Колберт одевается с нарочитой небрежностью свободного художника. Он носит темно-коричневый бархатный пиджак с заплатками из светлой замши на локтях, бордовую рубашку навыпуск, потертые джинсы с дырками на коленях и замшевые мокасины на босу ногу. На вид ему шестьдесят с небольшим: седая бородка клинышком придает лицу строгое и печальное выражение. Портрет дополняет грива пегих волос, стоявших дыбом, очки с толстыми стеклами в массивной пластмассовой оправе и медальон, на груди позолоченная бляха с красной стекляшкой вместо рубина. Карие глаза живые и внимательные. 

Ричард встретил нас на пороге своей весьма скромной квартиры, провел на кухню и угостил газировкой. Он только что вернулся с заседания ученого совета и еще не успел переодеться. Рита с сомнением поглядывала на дешевую застиранную рубашку Колберта и дырки на коленях его джинсов. Переводила взгляд на меня. В её глазах я читал вопрос: «Этот оборванец действительно тот самый профессор?» Я молча киваю головой.  

Жена Ричарда была в отъезде, поэтому на кухне царил художественный беспорядок. От бутербродов мы отказались, зная, что свободного времени у хозяина немного. Тогда Ричард провел нас в кабинет, комнату три на четыре метра. Света здесь немного, даже днем. Единственное окно, узкое давно немытое, выходит на тихую улицу. Мы сели в продавленные кресла, хозяин занял место за письменным столом, заваленным бумагами и папками со студенческими рефератами.   

Рита продолжала поглядывать на Колберта так, будто перед ней был самозванец. И напрасно. С такой внешностью человек может сойти за своего не только в обществе свободных художников, - в любой компании. Нередко так одеваются юристы на отдыхе, музыканты и даже государственные служащие. 

В Америке я встречал людей, которые называли себя специалистами по России только на том основании, что умели отличить самовар от балалайки. Колберт не из таких. Он лингвист, неутомимый переводчик, знаток русской литературы девятнадцатого и двадцатого века. 

Если сложить стопкой его переводы, научные труды и статьи в академических журналах, то эта стопка будет повыше самого высокого американского баскетболиста. Любимый русский писатель Ричарда, разумеется, - Достоевский. Так уж издавна повелось, что любят именно Федора Михайловича, но проверить, искренняя это любовь или дань вечной не уходящей моде на Достоевского, - не представляется возможным. 

Мнению Колберта я доверяю, поэтому именно ему отправил повесть Риты «Легкое дыхание любви». Мне лично показалось, что эта вещица написана хорошим языком, но излишне сентиментальна, слишком много эмоций, которые, пожалуй, выжмут слезу у неподготовленного читателя, воспитанного на чувственных латиноамериканских сериалах. Честно говоря, повесть была полна разных недостатков, тем не менее, она не казалась мне безнадежной.

*    *    * 

Колберт открыл папку и перелистал страницы. Для начала Ричард похвалил повесть, затем сделал паузу, протер очки. Если американец хочет сказать вам неприятную правду, он сделает это без всяких сомнений и лирических предисловий, - напрямик. Скажет именно то, что думает, и за словом в карман не полезет. Прямота без всяких сантиментов – черта всех знакомых мне американцев. 

Сейчас Колберт немного смущен, ему понравилась Рита, говорить неприятные вещи не хочется, но ведь Рита не просто красивая женщина, - она автор, начинающий литератор. И пришла сюда не за комплиментами. 

- Там, где написано про любовь, – все хорошо, - говорит Колберт. – А дальше – все плохо. Потому что непонятно для американского читателя. Героиня вашей повести – Елена, женщина сорока трех лет. Она несчастна и одинока. Пережила два неудачных брака. Воспитывает двадцатилетнего сына Игоря. И вдруг она, уже давно перестав надеяться на счастье, встречает любовь. Это интересный сюжет. И ваша героиня интересный персонаж. Женщина с трудной судьбой, которая не разучилась видеть в жизни хорошие стороны. Но всё же…

Рита выпрямила спину, напряглась.

- Но все по порядку. По книге сын героини Игорь – студент. Он покупает где-то на рынке программное обеспечение для своего компьютера. Диски, как он сам говорит, палёные. То есть контрафактные. Это нехорошо… 

- Мелочь, - говорю я. – Можно исправить. Он придет в магазин и купит лицензионный диск. 

- Ну, ладно… Этот Игорь закачивает из интернета чужой реферат, а потом рассказывает матери, что он этот реферат украл в интернете. А та говорит: «Молодец, сынок, какой ты у меня сообразительный». Но ведь Игорь украл реферат, а мать хвалит его за воровство. Я этого не понимаю… И читатель не поймёт. Выходит, что молодой человек настолько испорчен, что совершает кражу и даже не понимает того, что пошел на преступление. Может быть, он потому и не понимает, что его мать поощряет воровство. Это ужасно. 

- В России украсть реферат – не  преступление. 

Я стараюсь объяснить Ричарду, что многие студенты срисовывают рефераты и даже дипломные работы из интернета, это, как бы помягче сказать, общепринятая практика. Это не кража, здесь нет пострадавшей стороны. Но Ричард опять не понимает.

- Он зачем пришел в колледж, чтобы научиться воровать? – Ричард пылает гневом. – Воровству нет оправданий. Затем парень сдал работу преподавателю. Учитель знает, что реферат ворованный, но почему-то ставит положительную отметку. Он же учитель. Почему? Читатель этого не поймёт. 

Я пытаюсь вяло протестовать:

- Ну, если каждому студенту за списанный реферат ставить двойку, студентов не останется. А вузы коммерческие. Каждый студент платит деньги за учебу. Чем больше студентов, тем лучше живет преподаватель. Теперь понимаешь?   

- Нет, - Ричард нервно протирает очки. – Если цель колледжа – тянуть деньги со студентов и ничему их не учить, даже человеческой порядочности, - значит, такой колледж необходимо немедленно закрыть. Преподаватель обязан служить примером для студентов. Должен оставаться честным человеком, а он такой же вор, как этот студент. Даже хуже. Этот преподаватель занимается растлением молодежи, - поощряет вора. А он обязан пойти к начальству и обо всем доложить. Игоря надо отчислить из колледжа и занести информацию в его досье. Сделать так, чтобы он никогда не смог поступить ни в один приличный вуз. И в неприличный тоже. Этот мальчик еще совсем молод, но уже испорчен. А его мать, товарищи и учителя развивают в нем преступные наклонности. Рано или поздно парень окажется в тюрьме.            

- Слушай, ну что ты прицепился к этому реферату? Это же ерунда. Она исправит. Мальчик будет днем и ночью грызть гранит науки. Подрабатывать в «Макдональдсе», а лишние деньги отдавать на благотворительность.   

- Ну, хорошо… А почему Игорь нигде не работает и живет с матерью, хотя ему двадцать лет? К тому же еще просит у матери деньги на ресторан, почему? А Елена деньги даёт, хотя сама едва перебивается. Что-то тут не так. 

- Все так, - говорю я. – Мальчишка учится. Ему некогда работать. Иногда попросит у матери денег. Ну, что тут такого?

- Он должен учиться и работать. Зарабатывать на жизнь. На питание, жилье, машину… Или в России принято сидеть на шее родителей до седых волос? Неужели дети такие инфантильные, что в них нет никакой ответственности за себя, за мать? И почему он живет в квартире матери, а не снимает себе комнату? Ведь у матери своя личная жизнь. Неудобно, когда сын все время рядом.   

Я кручусь на кресле, как на сковородке. Рита не решается возражать знаменитому профессору, она, способная заткнуть за пояс кого угодно, сейчас теряет дар речи. 

- В России обычно если учатся, то не работают. А снять квартиру в Москве – слишком дорого. Вот они так сказать и… Ну, ютятся под одной крышей, мать и сын. 

- Американский читатель это не поймет, - повторяет Ричард. - Придется писать огромное предисловие, которое будет больше, чем сама повесть, давать сноски. Объяснять, что в России так принято. Чтобы здоровый малый сидел на шее бедной женщины и воровал. И всё равно люди не поймут. Здесь дети начинают с двенадцати лет подрабатывать. У моего подъезда по воскресеньям стоит девятилетний мальчик, у которого нет отца. Он торгует домашним лимонадом, который делает сам. Доллар – стакан. Половину денег отдает матери. А Игорь бездельник, который тянет с матери деньги.

- Хорошо. Я подумал, что Игорь тоже может торговать домашним лимонадом у подъезда. И выручку отдавать матери. Есть еще замечания?  

- Целое море. Елена приезжает на автосервис, ей меняют масло в машине. Там же на автосервисе она залезает под капот и видит, что масло не поменяли. В старое масло долили немного нового. Деньги взяли, а работу не сделали. Она идет к хозяину сервиса. А он говорит, что все в порядке. Масло поменяли. Как такое может быть? Если масло не поменяли, ей должны вернуть деньги. Или поменять масло. Одно из двух. Или я опять чего-то не понимаю? 

Я стараюсь объяснить Ричарду, что на некоторых сервисах жульничают. Не везде, конечно, но такое изредка кое-где ещё случается. Но он непреклонен:

- Хозяин должен тут же уволить человека, который обманул женщину. А он почему-то ничего не делает, врет в глаза. Это жульничество. Героиня должна обратиться в полицию. Если хозяин сервиса – вор, бизнес закроют, его лишат лицензии, он выплатит Елене большой штраф. Но женщина садится в машину и уезжает. Почему? Совершенно непонятно. 

- Хорошо. Рита перепишет эту сцену. Рабочий поменяет масло и подарит клиентке букет цветов.

- Далее… Елена приезжает за покупками в крупный универмаг. На стоянке нет свободных мест. И ставит машину на место, где паркуются инвалиды. У меня возникает мысль: эта Елена, она положительный персонаж или отрицательный? Если положительный, она не может так поступать. А если отрицательный… 

- Далась тебе эта стоянка, - говорю я. – И в Америке такое бывает.

- Если есть лишняя тысяча долларов, и ты можешь так поступить, - пожимает плечами Ричард. – Елена нарушает правила дорожного движения. И, чтобы избежать наказания, дает полицейскому деньги. Это уже совсем ни в одни ворота. Как может порядочная женщина такое сделать? 

- Ну, она очень спешит. Ей некогда ждать, когда составят протокол. Все мы живые люди, нельзя осуждать человека за небольшой проступок.

- И почему полицейский берет деньги? Ведь если он попадется, то лишится всего: хорошей пенсии, социального и медицинского страхования. Информация будет занесена в его досье. Он больше никогда не найдет приличной работы. Хорошо, если устроится мыть туалеты где-нибудь на автобусной станции. И то вряд ли возьмут. Получив взятку, он окажется на самом дне жизни. Среди человеческих отбросов. Наверняка, и жена не захочет делить судьбу с преступником, с безответственным человеком. Жена уйдет от него, - это уж точно. А суд не разрешит бывшему полицейскому видеться с детьми. Его жизнь будет кончена.

Я понимаю, что объяснить некоторые вещи Ричарду невозможно, но по инерции продолжаю спорить. 

- Господи, да ничего ему не будет. И жена никуда не денется. Может, поругает, что мало денег в этот день принес. Если он попадется на взятке, - поставят на вид. Это значит, выговор объявят. Или премии лишат. Никто его не уволит и не разжалует. Будет и дальше, так сказать… Служить обществу. А сцену можно переписать. Совершив нарушение, героиня повести платит штраф. Или так: она вообще не совершает нарушений. Ездит только по правилам.  

- Это уже лучше, - смягчается Ричард. – Борис, человек, в которого влюбляется Елена – горький пьяница. Это неплохо. В этом есть русский колорит, национальная черта характера, которая объединяет людей. Как бы превращает их в единое целое, в народ. Борис пьет, играет на гитаре и поет песни Окуджавы. Елена жалеет его. Это понятно. Человек страдает алкоголизмом. Но дальше написано, что Борис пьянствовал целую неделю, не выходил на работу. А потом вышел – и хоть бы что. Его должны уволить, а его не увольняют. Почему?

- Ну, он же принес справку.

- Которую купил в поликлинике? Он совершил преступление. Его работодатель подозревает, что справка получена незаконно. Но ничего не предпринимает, чтобы прояснить ситуацию и наказать Бориса. 

- Борис - мастер золотые руки. Делает мебель на заказ. Его уволишь, а где потом найдёшь другого мастера? 

- Его профессиональная квалификация не имеет значения. Человека, прогулявшего работу, должны уволить. Иначе все сотрудники начнут пить и гулять. Почему одному можно, а другим нельзя? Ни один хозяин не станет держать на работе пьяницу и прогульщика.       

Я снова иду на уступки:

- В новой редакции книги Борис превратится в трезвенника. Он будет пить только кефир, да и то по праздникам. Можно даже сделать его активистом общества трезвости. В свободное время Борис будет выступать перед горькими пьяницами. Воспитывать их на своем примере и так далее. Играть он будет на балалайке. Петь не Окуджаву, а частушки, это как-то по-русски.

- Ну, хорошо… Дальше выясняется, что Борис состоит в интимных отношениях сразу с несколькими женщинами. Елена узнает горькую правду, но не бросает его. Мало того, она хочет связать свою судьбу с Борисом. Почему? Это непонятно. 

- Что тут непонятного? Женщин больше, чем мужчин. В России мужчины живут мало. Меньше шестидесяти лет. Хорошо, что Лена хоть Бориса нашла. А могла бы…

- Лучше никого не иметь, чем такого Бориса. Ведь у Елены сын, а у парня большие проблемы. Нужен человек, способный направить мальчика на путь истинный. А чему может научить Борис? Только пить водку и бренчать на своей балалайке. Зачем проблемному ребенку нужен такой отец? 

Ответа нет, я молчу.

- И что это за машина, на которой ездит Борис? И которая все время ломается? 

- Обычная «лада». На таких машинах полстраны катается.

- А почему правительство разрешает выпускать машины без подушек безопасности и других опций? Это же машина-убийца! Может быть «лады» дешевые… Но за эту дешевизну тысячи людей платит своими жизнями. Необходимо немедленно запретить выпуск этого барахла. На дорогах России, насколько я знаю, людей гибнет больше, чем в Америке, гораздо больше. Хотя машин там в несколько раз меньше. Теперь я понимаю почему.    

- Это детали. Несущественные. Мы пересадим Бориса на «Кадиллак».

- А почему он ездит пьяным?

Рита смотрит на меня просительно: скажи что-нибудь, помоги. А мне уже нечем крыть.

- Слушай, мы ведь уже договорились, что Борис человек непьющий. И некурящий. Все его любовные связи на стороне мы выкинем. Он будет любить Елену и только её. Об изменах даже не подумает. Он честный порядочный парень. Его ценят на работе. И даже прибавляют зарплату. Он покупает «Кадиллак» и ездит в столярную мастерскую, совершенно трезвый ездит. Выступает с лекциями о здоровом образе жизни. Увлекается физкультурой. Он дружит с сыном Елены, ходит с ним в ботанический сад и в планетарий.

Ричард надолго задумывается. Он теребит бородку, протирает очки и рассеяно смотрит куда-то в угол.

- Вот в этом вся сегодняшняя русская литература, - вздыхает он. – Её можно перевести на английский. Но все равно - она недоступна пониманию американца. Действия литературных героев, образ их жизни, – всё это американцы не понимают и не принимают. Ладно… Предположим Рита внесет изменения в повесть. Но тогда пропадает весь смысл повествования. Оно становится пресным, как святая вода. В чем, спрашивается, конфликт книги? Где столкновение характеров? Если все так хорошо, зачем вообще нужна эта повесть? Непонятно.

*    *    *

Ричард закрывает папку, давая понять, что разговор на эту тему окончен. В свое время он хотел перевести на английский мою повесть «Капкан на честного лоха», долго думал, но отложил это дело до лучших времен. Я спрашиваю, не начал ли он работу. Пока еще думает, в повести есть подробности быта заключённых в колонии, которые местные читатели могут не понять. До сих пор  Ричард пребывает в уверенности, что я, автор текста, некоторое время провел за решеткой. Отсюда неплохое знание тюремного быта.

- Андрей, в тюрьме очень тяжело? – спрашивает он.

- Наверное, нелегко. Но я не сидел.

- Моя жена прочитала твою повесть. Она сказала: Андрей хлебнул лиха в тюрьме.

- Чтобы писать о тюрьме необязательно в ней сидеть. Чтобы писать об убийстве, необязательно убивать.

- Понимаю, - Ричард смотрит на меня с хитрым прищуром. – А ты убивал людей?

- Очень редко. Только в крайних случаях.    

Он воспринимает мою остроту серьезно и тяжело вздыхает. Вскоре мы уходим от Ричарда. Каждый из нас остается при своем мнении.      

(Продолжение следует)