Продолжение. Начало здесь
«Солярис» Станислава Лема — это в полной мере обнаженная как нерв нравственность, чувственность и, конечно же, спасительная тоска по Родине.
А в одноименном фильме Тарковского это усиливает еще и музыка Эдуарда Артемьева. «Звуковую массу» картины представляют природные шумы нашей прекрасной Земли и полифония космического мира. И нам очень интересно, как это все будет представлено в новом спектакле талантливого челябинского режиссера-новатора Тамаза Гачечиладзе. Режиссера и его неизменную приму — Аллу Точилкину мы пригласили в нашу редакцию.
Скромный творец
— Тамаз Малхазович, с нетерпением ждем премьеры вашего нового спектакля…
— Не могу сказать, что он прямо уже скоро выходит, но процесс запущен, и я специально даю это интервью, чтобы у меня не было возможности спрыгнуть с этой темы. Мой новый спектакль — это, как бы поскромнее сказать…
— Говорите, не скромничайте…
— Это трактовка «Соляриса» Станислава Лема.
— Где неизменная Алла Точилкина — Хари. Возлюбленная Криса Кельвина.
— Да всё так. И очень важно для меня, а я уже полтора года вожусь с этим материалом. Теоретически я отчетливо представляю, как это все могло бы быть. Но в этот раз принципиально не могу никак себе позволить договориться с собой относительно того, что этот проект должен быть маленьким. Он должен быть большим.
— Конечно. Резать тексты Лема грешно…
— Да. Но тут даже вопрос не в том, чтобы урезать Лема. А вопрос в том, как мне видится этот спектакль — конкретными выразительными средствами. Я представляю, как это должно быть…. Там немножко идет смещение относительно очевидного понимания «Соляриса» Станислава Лема. Мне хочется эту историю сделать не про другую планету, а про Землю. Про тот Океан, который мы чем дальше, тем больше игнорируем. Про Океан, который есть у нас у всех, и мы его пользуем очень активно. Пользуемся им. Но ему с нами становится все тяжелее и тяжелее.
Мир — похожий на наш
— Ты, какой-то все же нескромный парень, Тамаз. Не стесняешься это все после великого Андрея Тарковского делать. Создавать спектакль о «зоне обостренной нравственности» — Солярисе. Ведь зрители невольно будут сравнивать фильм отечественного классика и твой спектакль. Книжку-то мало кто, я думаю, прочитал...
— Нет, я не стесняюсь этого. Во-первых, Станиславу Лему очень не понравилась трактовка Андрея Тарковского. Они на этом деле даже поссорились. Лем так и не пришел на премьеру этого фильма. И еще гневное письмо написал, в котором сказал, что если Тарковский хотел поставить «Преступление и наказание», то ему надо было брать Достоевского, а не Лема…
— Так ведь неплохой же фильм получился?
— Фильм шикарный. И актеры прекрасные. Но дело в том, что наша история будет совсем про другое. Подача будет совсем другая. Изобразительные средства будут совсем другие.
— И кого Хари Точилкина в спектакле будет любить? Кто он?
— Так вам я сейчас сразу все и расскажу…
— Нет, Тамаз Малхазович, актрису Вы, конечно, подобрали классную. Это бесспорно. Но партнер ей должен соответствовать по уровню. А меня интересует…
— Кто будет он? Пусть это будет пока тайной.
— Скажите тогда пока хотя бы: соответствует или не соответствует...
— Он будет, конечно, соответствовать. Куда он денется?
— Наш местный актер? Не из Бразилии…
— Да, местный. И там будет очень много интересностей. Например, Океан будет решен в драматическом спектакле как современная хореография….
Этот странный мир
— Не переиграете? Там же главное заключено в общении двух человек. Смоделированная Океаном Хари под влиянием любви постепенно очеловечивается…. А вовсе не половецкие пляски.
— Тут очень важно будет сочетание всех этих форм. Искусств. Ведь театр — это слияние самых разных выразительных форм.
— Так все-таки Тамаз, очень интересно, спектакль ты подбирал под Аллу или актрису подобрал под произведение.
— Я вам скажу, что «Солярис» — давняя моя мечта. А если говорить про Аллу Сергеевну, то на самом деле на сопротивлении ее роль будет. По ее природе… Она идеальна. Но вот это мне и нужно будет там убрать, с этим мы и будем биться, бороться. И в этом будет основной кайф этой роли. В том, что напор и характер Аллы Сергеевны, который в ней есть, природный, ей придется все время сдерживать, все время подчинять. Я не могу вам рассказать пока всё... Просто это будет такая трактовка, что самоубийство — это как самоубийство. Его даже и не будет.
— Сильно переделали книгу Лема?
— У меня был потрясающий абсолютно педагог Тенгиз Махарадзе. И у Аллы Сергеевны он же…. Он нам говорил так: «Если ты берешь автора, то пожалуйста с ним договорись, спроси у него разрешения».
— Это прямо какая-то красивая грузинская притча получается. А все-таки, Вы сильно изменили сюжет. Мы узнаем старого доброго Лема?
— Я не поменял ни одного слова. Другой вопрос, что у меня вообще нет двух героев. Ну, вы помните их…. У меня драматически в спектакле существуют только Хари и Крис Кельвин. Вообще спектакль рассчитан на трех персонажей. Он, она и Океан. Но учитывая, что Океан решен как современная хореография, драматическая коммуникация будет между двумя актерами. Если мы будем рассматривать данный спектакль с точки зрения драматического существования, это действие на двоих. А если рассматривать этот спектакль как общую такую историю, то здесь будет десять участников. Потому что мне очень хочется. Вот, к примеру, после Вас я иду встречаться с одной прекрасной художницей, зовут ее Александра. Абсолютно потрясающая девочка. Она рисовала все наши плакаты. «Алиби», «Контрабас»... И мне очень хочется, чтобы во время спектакля художник писал настроение спектакля. Прямо во время действия она будет создавать картины для зрительного зала.
— Алла, а не страшно Вам после Хари Натальи Бондарчук выходить на сцену в ее роли. Тем более, что Тамаз все ломает (смеюсь).
— Всегда страшно. И дело в том, что Тамаз всегда все ломает и делает по-своему. Но всегда очень тактично, приятно и аккуратно. За это я его и люблю.
Окончание следует