Подписывайтесь на «АН»:

Telegram

Дзен

Новости

Также мы в соцсетях:

ВКонтакте

Одноклассники

Twitter

Аргументы Недели Иркутск → Культура № 10(805) 16–22 марта 2022 13+

Писатель Светлана Михеева о литературе, книжном бизнесе и графомании

, 08:34

Писатель Светлана Михеева о литературе, книжном бизнесе и графомании
В этом году книга стихотворений Светланы Михеевой «Воображая лес» стала победителем конкурса «Лучшая книга года – 2021».

Право называться писателем в эпоху Распутина надо было заслужить. А кто издаётся сегодня? Разговор о современной литературе, в том числе творчестве региональных авторов, иркутская редакция «АН» инициировала после знакомства с образчиком отменной пошлости с полки местной библиотеки.

Возмущение, смешанное со стыдом, привело в редакцию «Аргументов недели» интеллигентного владельца абонемента одной из иркутских библиотек. История такая. Исследуя библиотечные полки, увидел книгу с пометкой «Выпущено при поддержке министерства культуры и архивов Иркутской области» (2018 год), ей и доверился. Анонсировался этот опус как историческая литература. Однако после прочтения буквально нескольких страниц приятное предвкушение сменилось отвращением и брезгливостью. История оказалась чрезмерно нашпигована матом и сценами, более уместными в порнофильмах. Кстати, в интернет-магазине «Озон» мы нашли эту книгу с предостерегающими пометками «16+» и «Содержит нецензурную брань!».

Неужели в регионе, когда-то прославленном Валентином Распутиным и Александром Вампиловым, иссякли таланты и достойных, не озабоченных пиратскими страстями кандидатов на бюджетную поддержку больше не нашлось?

Уважаемое писательское сообщество не согласно. Говорят, есть отличные авторы — и маститые, и молодые. Творят в разной стилистике. Вот только система распределения государственных денег, видимо, дала сбой. Дело в том, что был период (искренне надеемся, что бдительность чиновников с тех пор повысилась), когда для получения гранта даже авторитетная рецензия на произведение толком была не нужна. Обходились формальностями, деньги раздавали, можно сказать, «на доверии»: содержание сильно не проверяли, было достаточно анонса автора, и подразумевалось, что под обложкой «всё прилично». Если что, несложно было заручиться поддержкой друзей (или коллег) из Союза писателей. Таких творческих объединений, кстати, в России два основных.

Наша собеседница — руководитель регионального представительства Союза российских писателей, удивительный автор и профессиональный журналист Светлана Михеева. Её имя — на обложках сборников рассказов, детских книг, на афишах поэтических вечеров. Она сторонница свободного, не зажатого рамками творчества. И в то же время, как оказалось, профессиональной цензуры — цензуры на качество текста.

— Ситуация, которая сложилась в постсоветский период, когда единый Союз писателей развалился вместе с государственным строем, была проста: патриоты, они же почвенники, тогда встали в оппозицию к западникам, либералам. Но это противостояние уже не так актуально, а единения в творческих кругах, кажется, по-прежнему нет?

— Славянофилы и западники для России традиционны со времён Пушкина. Это разный взгляд на пути развития страны. Разные взгляды — это не только нормально, но и хорошо. В СССР был один творческий союз, по идее, предъявлявший высокий профессиональный ценз к своим членам. И там, в общем-то, были и те и другие: понятно, что писатели-«деревенщики» — это почвенническое направление, а Евтушенко с Вознесенским скорее западники. И во времена Распутина и Вампилова попасть в Союз писателей было очень непросто. По свидетельству старшего поколения писателей, нужно было обладать и талантом, и профессиональными навыками. Да, там были другие проблемы — недаром поэт Борис Чичибабин написал своё стихотворение «Нехорошо быть профессионалом…»; была политическая цензура. Но прошло три десятка лет автономного существования после распада общего Союза — и к чему мы пришли? К тому, с чего, в общем-то, начинали. Напомню, что в 1990-х общий Союз распался на две части — Союз писателей России и Союз российских писателей. Свою роль сыграли и разница политических взглядов, идеологические расхождения, и личные амбиции лидеров. Раскол затронул и региональные творческие объединения. И всё, что мы имеем сейчас, — производные упомянутых двух больших осколков. Изначально считалось, что Союз писателей России — это славянофилы, почвенники. А Союз, который сегодня представляю я, — западники. И вот в прошлом году эти два союза вошли в Ассоциацию союзов писателей и издателей. Ассоциация была создана по инициативе пяти крупнейших объединений: Союза писателей России, Союза российских писателей, Союза писателей Москвы, Союза писателей Санкт-Петербурга и Российского книжного союза. Это говорит о том, что для целей искусства все эти битвы несущественны, хотя совершенно понятны и объяснимы — литературу делают люди.

Время прошло, и теперь эти союзные разногласия становятся всё более условны: поколения сменяются, и для нынешних молодых тревоги девяностых — история и не более того. О полном единении пока речь не идёт, но это, возможно, дело времени. Но от этой рассогласованности мы получили в наследство кое-что не очень хорошее — девальвацию слова, обесценивание профессионализма. И самое главное — мы получили возможность не ценить талант.

— Ностальгируете по советскому подходу? В сравнении с ним сегодняшние реалии — деградация?

— Я его не застала, так что просто стараюсь понять, что в нём было, кроме всего прочего, полезного и хорошего. Кое-что было. Нужно было пройти определённую школу, чтобы заслужить право называться писателем, поэтом. Почётно было иметь хорошее образование, разбираться в литературе, уметь рассуждать о предмете. В конце концов, нужно было написать что-то стоящее, чтобы тебя признали в сообществе. После девяностых какое-то время ещё сохранялась эта инерция: заинтересованные внимательно и придирчиво читали друг друга, высказывали мнения, брали под опеку талантливую молодёжь. Но вскоре писательство превратилось во что-то необязательное. Творческие профессиональные союзы стали перенимать обычаи «кружка по интересам», где каждый может справедливо возразить на любую критику: «А я так вижу!» Критика уходит из жизни писателя, в регионах её вообще нет. В погоне за численностью в творческое профессиональное объединение сейчас могут принять людей, балующихся писательством, случайных, далёких от литературы. Я считаю литературу, как и любое искусство, в большой степени служением, у которого наши личные амбиции всего лишь на побегушках. Поэтому в какой-то степени реалии свидетельствуют о деградации — во всяком случае, о деградации критериев, подходов и, собственно, привычных социальных и культурных институтов. Это нормально — всё должно дойти «до ручки», чтобы потом измениться.

— Многие до сих пор клянут цензуру, которая в СССР прямо-таки гнобила таланты. Но есть и другой взгляд — в том числе и благодаря запретам страна родила столько громких имён. Так цензура — зло или благо?

— Ругали цензуру политическую, которая протянула свои щупальца куда не надо. Заглянув в словарь, можно увидеть, что у латинского слова censura есть такие смыслы — «строгое суждение» и «взыскательная критика». Так вот я за взыскательную критику и строгое суждение. Должна быть, условно говоря, культурная цензура, цензура во имя русского языка и художественного вкуса. Читая детские книги, изданные в регионе, я, откровенно говоря, прихожу в ужас: они содержат элементарные ошибки, а о художественной ценности вообще говорить не приходится. Случается, такие книги издаются на деньги регионального бюджета, увы. Нужна ли здесь «взыскательная критика»? Полагаю, что нужна.

— Основополагающий вопрос — «А судьи кто?» Есть из кого формировать круг экспертов для оценки качества литературы?

— Когда-то с этой функцией отлично справлялось Восточно-Сибирское книжное издательство, где трудились высококлассные, грамотные редакторы. На сегодняшний день институт редакторов в регионе, можно сказать, уничтожен. Кто-то пытается работать в газетах, кто-то в издательствах. Но литературных редакторов по пальцам одной руки можно пересчитать. Хотя специалисты, которые могут оценить качество литературного произведения, есть, например, среди филологов.

— Масштаб проблемы ведь не узкий, региональный? Общероссийский?

— Да, система издательств утрачена практически повсеместно в регионах — мы ведь помним, что во многих были свои издательства. Да и на уровне крупного книгоиздания есть смысл менять подходы. Понимаете, всё со временем приходит в негодность, нужны новые подходы, инструменты. Систему нужно перестроить.

Для региона это более чем актуально. Чиновники привыкли отвлечённо мыслить цифрами, загоняя их в привычные таблички привычных распределений: есть грант, и нужно его кому-то дать, получив от кандидата какие-то гарантии в виде массы бумажек. Средства на литературные проекты выделяются. Вопрос в том, насколько эффективно они тратятся. Ведь очевидно: если регион (или в целом государство) хочет иметь сильную литературу, оно должно понимать, что для начала нужно возродить авторитетные экспертные площадки и выстроить механизмы учёта их мнений и оценок при распределении поддержки, выстроить систему поддержки, учесть проблемы издательств, торговых сетей и пр. Нужно понимать литпроцесс и книгоиздательский процесс, чтобы определиться, какова будет стратегия развития литературы и книгоиздательства.

Иногда слышу о том, что сложно автору сегодня найти средства на издание книги. Я же, к сожалению, могу привести массу примеров, когда государственное или частное финансирование находит не книга даже, а какое-то недоразумение, которое не должно бы вообще попасть читателю в руки.

— Практика показывает — нездоровый графоман или упёртый посредственный автор редко сомневается в своей гениальности, а вот пробивать стены в охоте за финансированием умеет. Это один момент. Другой — те же коммерческие издательства (если посмотреть на эту альтернативу госфинансированию) не всегда заинтересованы в качестве произведений, поддержке талантов. «Оседлают» одного автора и отжимают его по полной. В итоге свежих имён раскручивают не так много. На память приходят разве что Григорий Служитель, Гузель Яхина… Да и маститые авторы типа Дины Рубиной тоже начинают сваливаться чуть ли не в графоманию, топчутся на месте. Согласны?

— Для меня между понятиями «литература» и «книгоиздательский бизнес» проходит очень чёткая граница, которая, впрочем, проницаема. К бизнесу (он в основном в столицах) я отношения не имею, но понимаю, как он работает: бизнес вкладывает деньги в раскрутку, в пиар, а ты, автор, будь добр, вкалывай, выдавай рукописи романов согласно договору. Дальше дело продажников, и при хорошем пиаре продать можно всё, что угодно. Мне ближе иметь дело с литературой, которая, конечно, может попасть в руки умного издателя — а может и не попасть. Это отдельный и часто мучительный для писателя разговор, ибо встаёт вопрос: а писатель ли ты вообще, если тебя не продают крупными тиражами?

Тем более что профессии писателя у нас не существует. Окончивший Литературный институт им. Горького у нас «литературный работник». И вот он работает — пишет что-то в свободное время от той деятельности, которая может его прокормить. Для меня это журналистика. И подозреваю, что это очень даже неплохо, если иметь в виду свободу выбора.

Я уверена, что литература как искусство живёт, совершенно не учитывая пожеланий книгоиздателей. Ей на них совершенно плевать. Бываю в разных городах, встречаюсь с авторами: интересные писатели (а они есть! ) творят вне коммерческого успеха, сами по себе, потому что это их высокая потребность. Как-то печатаются. И вот этих людей с высокой потребностью и талантом нужно поддерживать в регионах.

— Но ведь случается, когда сходятся коммерческий интерес и талант автора?

— Наверное, и такое бывает... Надеюсь, что бывает. Хотя всё меньше надежды, во всяком случае, в отношении художественной литературы. Когда читаешь откровенно плохое произведение и откровенно похвальные рецензии на него, убеждаешься в том, что всё очень сильно запущено. Не так давно я с карандашиком — для рецензии, читала новый роман «Смерти.net» Татьяны Замировской. Его называли чуть ли не философским прорывом. В реальности это оказался текст предельно плохого качества, стилистическая катастрофа. Как будто кто-то поюморил и составил роман из отрывков рубрики «Из школьных сочинений». О попытках философствования, об идее можно даже не говорить… Однако в медийном пространстве с помощью «авторитетов» вокруг романа создан ореол восторженных отзывов. Понятно: книгу напечатали, и её надо продать.

(Редакция параллельно заглянула в интернет-отзывы на упомянутое издание. «Идея хорошая, исполнение плохое. Местами язык интересен, местами ужасен. Хочется вычистить текст от всего лишнего, хотя бы от бесконечных скобок». «Каждый раз, когда начинаешь читать новую книгу, думаешь: вот сейчас, наконец-то, я получу удовольствие от высококлассной литературы. Ага… Невозможно читать товарища Замировскую — вялый сюжет, притянутые за уши якобы философские измышления, пустая болтовня ни о чём… Я честно старалась — искала высокий смысл во всём этом бреде, но на 25% прочитанного объёма сдалась».)

— Сразу вспомнилось, выражение «пипл схавает». Так когда-то поп-исполнитель Богдан Титомир ответил Владимиру Познеру о музыке — объяснился, почему «неглупый человек, образованный» исполняет «песни заурядные». Массовую культуру (и литература не исключение) характеризует довольно невзыскательный вкус. И миссия творческих объединений в том числе — воспитывать, развивать вкус. У начинающих авторов, у читателя… Заинтересованную публику сложно на них собрать? Бытует мнение, что люди стали меньше читать.

— Не уверена в этом. Думаю, что читать стали больше. Весь вопрос в том, что читают и, главное, как читают. Боюсь, что мы теряем навык глубокого чтения — когда за «кратким содержанием», за собственно текстом мы видим целый мир, можем оценить тонкости стиля, понимаем, с кем спорит или соглашается автор. Суть настоящей книги, книги как явления, — не развлечь, хотя и это не возбраняется. Настоящая книга — как зеркало, в ней мы видим себя. Я часто замечаю, что люди откликаются на хорошую книгу безошибочно — если она, конечно, попадает к ним в руки. Вот этим надо заниматься, делать так, чтобы хорошие книги попадали к читателю.

— Иркутск, надо сказать, стремится позиционировать себя как читающий город. В этом году проводим первый Распутинский фестиваль. С 2019 года регулярным для нас стал фестиваль «КнигаМарт». Организаторы заявляют, что цель — не просто сбывать литературные новинки и развлекать аудиторию перформансами, но и инициировать «серьёзный и осмысленный разговор о культуре и жизни в целом». Вы тоже вовлечены в фестивальную программу. Как, на ваш взгляд, со временем меняется повестка?

— Повестка устойчива. Но, думаю, организаторы в этом году сделали большой шаг и устроили обсуждение проблем книжного иллюстрирования и представили иркутской публике несколько выставок книжной графики, в том числе и региональной, что страшно радует — в Иркутске всё ещё работают замечательные художники. Наш проект «Поэты в городе», например, представил такую выставку, собранную из иллюстраций к книгам иркутских авторов. Но, собственно, «КнигаМарт» делает большое дело — он сталкивает читателя и писателя помимо всего прочего. А ещё создаёт моду на литературу. Большие перемены часто начинаются как раз незамысловато, с моды.

Кто есть кто

Поэт, прозаик, эссеист Светлана Михеева

Родилась в 1975 г. в Иркутске. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Соорганизатор творческого проекта «Поэты в городе». Соведущая литературной студии «Слово» в областной библиотеке им. И. И. Молчанова-Сибирского. Редактор поэтической серии «Скрепка» и серии «Переплёт» в которых публикуются писатели, живущие (или жившие) в Иркутской области.

Автор 11 книг, в том числе нескольких книг прозы («Тело», «Открытое море», «Роза, играй!»), двух сборников эссеистики — «Стеклянная звезда» (Москва, ЛитГОСТ) и «Некто творящий» (Москва, «Белый ветер»), а также 4 поэтических книг: «Происхождение зеркала» (Иркутск, 2009), «Отблески на холме» (М.: «Воймега», 2014), «Яблоко-тишина» (М.: «Воймега», 2015), «На зимние квартиры» (М.: «Водолей», 2018), «Воображая лес», (Иркутск, Востсибкнига) Публиковалась в журналах «Дружба народов», «Интерпоэзия», «Сибирские огни», «Октябрь», «Журнал поэтов», «Юность», «Волга», «Урал», «Плавучий мост», «Грани», «ФормаСлов», «Текстура» и др., в «Литературной газете», в антологиях (напр., «Крымские страницы русской поэзии. Антология современной поэзии о Крыме»). Участница ряда литературных фестивалей, участница Форума молодых писателей в Липках. Лауреат премии им. Сергея Иоффе, лауреат Волошинского литературного конкурса, лауреат Ежегодной литературной премии им. Сергея Аксакова (Оренбург), трижды лауреат регионального конкурса «Книга года», проводимого областной библиотекой им. И. И. Молчанова-Сибирского и др. Член Союза российских писателей, руководит Иркутским региональным представительством СРП. Член Союза журналистов, обладатель знака «За заслуги» Союза журналистов России. Живёт в Иркутске.

Позиция

«Какое определение дают другие, не так уж и важно. Да, слушать мнения о себе порой забавно. Прозаики говорят: «Михеева — наш человек, прозаик!» Поэты вступают в спор: «Да вы что, она же поэт!» Я не в обиде, а даже наоборот. Авторская задача — правильным способом выразить то, что хочешь сказать. Так что никаких ярлыков на себя не вешала — к чему такое добровольное творческое самоограничение?»

«Больше всего не люблю сознавать, что делаю что-либо вопреки себе. Соответственно предпочитаю без особой надобности не попадать в ситуации, где нужно искать какой-то тяжёлый для сердца компромисс. Наверное, если по гамбургскому счёту рассуждать, компромиссы губят искусство. В условиях компромисса оно не выживает… Книга, потеряв достоинство, становится товаром…»

Из интервью Светланы Михеевой журналу «Сибирские огни» («Искусство должно оставаться чистым», 2019 г.)

Подписывайтесь на Аргументы недели: Новости | Дзен | Telegram