В год 40-летия знаменитой рок-оперы «Юнона и Авось» еженедельник «Аргументы недели» поговорил об известной постановке с Александрой ВОЛКОВОЙ, одной из исполнительниц роли Кончитты.
– Александра, какое место в вашем творчестве занимает роль Кончитты в рок-опере «Юнона и Авось»?
– Пожалуй, центральное. Я 12 лет имею честь играть эту роль, и она для меня очень ценная, родная, любимая. Я расту вместе с ней, она вместе со мной. У актёра очень многое зависит от опыта. И естественно, что моя Кончитта, когда я начала её играть в 2009 году, сейчас совершенно другая, нежели тогда. По крайней мере внутренне – точно.
– Сложно ли исполнять подобную роль после работы в спектакле таких звёздных актёров, которые были в ней до вас?
– Когда меня вводили на эту роль, то многие коллеги очень помогли. И первая исполнительница роли Елена Юрьевна Шанина, и моя предшественница Аллочка Юганова. Они буквально взяли меня за ручку, всё мне рассказали, всё объяснили, были со мной с начала до конца. Поделились секретами и вообще очень поддержали. Наш театр славится хорошим отношением актёров друг к другу и трепетным отношением к своим ролям. О сложности, если честно, – не думала. Я актриса, это моя работа.
– Постановка 1981 года и сегодняшнее звучание – это два абсолютно разных спектакля или же различия несущественны? Они вообще есть?
– Я думаю, что, конечно, различие есть. В первую очередь, наверное, ритм поменялся. Мне кажется, мы стали играть быстрее, стремительнее, что ли... Другая энергетика. Спектакль так долго существует ещё и потому, что с постоянным обновлением актёрского состава в спектакль вдыхается и новая жизнь и он становится иным и, как мне кажется, не устаревает.
– Есть ли разница в восприятии спектакля зрителем 1980–2000-х годов и сегодняшним поколением?
– Да, думаю, что есть. Вообще, когда этот спектакль выходил, это были большая удача и счастье, что он вообще вышел, потому что в те советские времена религиозная тема была если не под запретом, то по крайней мере очень сложной. Было очень трудно выносить такое на сцену московского театра. Поэтому то, что это вообще произошло, является большим чудом. Я думаю, что для тех времён для зрителей это было что-то ошеломляющее, беспрецедентное.
Настоящее потрясение как для москвичей, так и для всей страны в целом.
– Чью работу из тех людей, которые не находятся на сцене, могли бы выделить сегодня, когда спектакль подошёл к своему сорокалетнему юбилею?
– Выделить никого не могу. Все очень важны. Театр – это такой механизм, который работает исключительно тогда, когда работают все его составляющие. С одними артистами ничего не получится. Театр не родится без художественной, постановочной и музыкальной частей. Все эти люди проделывают огромную работу, чтобы спектакль состоялся. И все они невероятные профессионалы и мастера своего дела.
– Почему «Юнона и Авось» до сих пор остаётся современной оперой?
– История любви всегда, во все времена является современной. А потом мы такие закостенелые современные люди, у нас много дел, много проблем. Мы все в телефонах, в делах, в работе. Мне кажется, что у нас немножечко огрубели все органы чувств. Когда приходишь на такой спектакль, как «Юнона и Авось», тебя каждый раз пробирает до мурашек. Я очень люблю смотреть эту постановку, когда сама в ней не играю, и такое происходит со мной каждый раз.
– «Музыкальная составляющая «Юноны и Авось» необыкновенно велика, и она была, есть и будет равновеликой величиной наряду с работой звёзд Ленкома». Согласны с этим мнением Алексея Рыбникова?
– Безусловно. Я считаю, что если убрать эту невероятно важную составляющую, то и спектакля не будет. Это в первую очередь музыкальный спектакль, рок-опера. А наша группа «Аракс» – на них весь спектакль держится. Сергей Рудницкий, Олег Зарипов, Николай Парфенюк, Анатолий Абрамов, Александр Садо, они настолько точные, настолько неповторимые, блестящие музыканты, что если кого-то из них заменить, то и спектакль зазвучит по-другому.
– Марк Анатольевич Захаров говорил, что за Резановым скрывается наша вечная история о невозможности счастливой любви. Вы также считаете, что счастливая любовь невозможна?
– Считаю, что возможна. Я сама счастлива в любви, поэтому как я могу сказать, что это невозможно? Возможна, очень даже возможна, я в это верю всем сердцем.
– Марк Анатольевич также говорил, что Вознесенскому удалось написать хорошую поэму, а Рыбникову – замечательную музыку: «он создал синтез традиционных православных песнопений, русского романса и достижений современной рок-культуры». Что для вас из этого синтеза ближе всего в спектакле?
– Знаете, я никогда не отделяла ничего в этом спектакле для того, чтобы определить, что мне ближе. Мне сам по себе спектакль очень дорог и близок. Это действительно родное, и от меня что-то уже неотделимое. У меня есть удивительная история: когда-то, очень давно, моя семья каждое лето снимала дачу на Клязьме. Это была большая дача, которая разделялась на две половины. Мы снимали одну половину, а другую снимала семья Николая Петровича Караченцова. Когда они там жили, я была совсем маленькой. Мне, наверное, было лет 6–7. Кто бы мог подумать, что я, когда вырасту, буду играть Кончитту? Что вообще поступлю в Ленком? Наверное, если бы Николаю Петровичу тогда кто-нибудь сказал, что эта девчушка когда-нибудь будет играть Кончитту, он никогда бы в жизни в это не поверил. А так случилось. И это судьба.
– Александра, что пожелаете вашему зрителю в год 40-летия оперы «Юнона и Авось»?
– Хочу пожелать, чтобы так же продолжали ходить к нам на спектакль и делиться с актёрами своей энергией. Это так здорово, когда зрители себя отпускают! Когда в финале спектакля зрители начинают петь вместе с нами, вскакивают с мест, пританцовывают, когда я вижу горящие взгляды, слёзы и улыбки, – это такое счастье! Ради этого стоит вообще жить и работать. Ради этих глаз прекрасных. Я желаю, чтобы эмоции, которые зрители испытывают, я надеюсь, на нашем спектакле, жили и приумножались. В общем, приходите к нам, и мы будем вас радовать. А вы нас. А ещё желаю всем здоровья и сил! И конечно, аллилуйя любви!