Неопубликованное интервью Михаила Пуговкина

Говорить о том, кто такой Михаил Пуговкин, излишне: его знают, ценят и любят люди не только моего поколения, но и нынешняя молодежь, и представители глубоко преклонного возраста.

В своё время мне удалось взять у Михаила Ивановича несколько интервью, но в сутолоке папку с ними куда-то затерял. Сильно переживал. 

Но тут случилось чудо: при переезде  на новую квартиру папка нашлась. Радости автора не было предела: Михаил Иванович  настолько интересный, содержательный, комичный, информированный и открытый собеседник, что не поделиться с читателем услышанным было бы для автора большим грехом.

И так, как это было: 

- Бери две бутылки белого сухого вина, и начнем вспоминать, - категорически условился метр.

 Я, конечно, не спорил.

- Михаил Иванович, даже не знаю с чего начать: столь насыщенно Ваша мирская и творческая жизнь. Может, Вы подскажете? Ведь Вы не раз говорили, что получаете от нас, зрителей, огромный заряд энергии. Давайте с этого и начнем? Не против?

- Только за. Я из крестьян в прямом смысле. В деревне Рамешки, Ярославской области, где я родился, родители никогда бы не поверили, что их Минька (так меня звали дома. – М.С.) когда-нибудь станет народным артистом, о котором узнает вся страна.

Хотя друзья и односельчане на сенокосах когда во время перекуров я строил им всякие смешные рожицы, прочили мне: «Быть тебе, Минька, артистом!». Те слова оказались пророческими, меня приглашали на деревенские праздники, свадьбы, где я охотно смешил гостей, плясал цыганочку, барыню, читал басни и т.д.

Все это я считаю самой начальной зрительской энергетической подпиткой своей будущей профессии. Так было до самого начала войны. 

- А как встретили войну?

- В июле 1941 года, добавив себе год, ушел на фронт. В 1942 году, в августе под Ворошиловградом, был тяжело ранен в ногу. Началась гангрена. 

В полевом госпитале консилиум принял решение: «Ампутировать!».

Я взмолился перед главным хирургом: «Доктор, отрежьте, что хотите, но сохраните ногу, мне иначе никак нельзя: я ведь в мирной жизни… артист!»

И случилось чудо: главный хирург меня услышал, и началось терапевтическое лечение, долгое, мучительное, болезненное, но ампутации я избежал.

Был готов терпеть любую боль, но лишь бы исцелиться на двух ногах.

Когда стало возможно, меня отправили из полевого госпиталя в Москву. Добирался долго, более двух месяцев. Тяжело было, больно.

Сейчас во все это трудно поверить, но мне через все довелось пройти. Видно, Господь в момент моего рождения, положил свою ладонь на мою макушку. Или все токмо волею  главного хирурга. 

- Что бы ни было, но главное, что судьба сохранила для поколений великого актера. Как Вас приняла военная творческая столица?

- Сразу, без всякого блата пошел, хоть и с тросточкой, в Московский Драматический театр (сейчас театр им. Маяковского. – М.С.). Там уже работали такие звезды как Валентина Серова, Ростислав Плятт, главным режиссером служил народный артист России Николай Горчаков и т.д.

Вот так я из окопов внезапно оказался на одном из самых ярких творческих небосклонов театральной столицы.

В театре тогда репетировали пьесу «Москвичка». Сюжет простой: парень возвращается с войны, а его девушка заявляет ему: «Душа у тебя, Петька, ничего, благородная, но лицо, определенно, не то».

Главного героя репетировал красавец Николай Литвинов, которого неудачно пытались загримировать под курносого. 

Увидев это, председатель по делам искусств Храпченко буркнул: «Зачем из красивого артиста делать Квазимоду? У вас же есть уже один… его и гримировать не надо!»

Так я получил роль в театре, а заодно первую творческую характеристику. Затем их было много, но даже сейчас мне трудно сказать – что ближе  сердцу: театр или кино, где я вскоре начал сниматься… Кино, по-моему, пересилило.

- Уверен, что подавляющее большинство зрителей знают Вас и любят как раз по киноролям. Давайте и о кино.

- В 1943 году я снимался  в фильме «Фельдмаршал Кутузов», играл молодого солдата Федю, который погибает во время Бородинского сражения.

Умирая, Федя говорил другу: «Семен, отпиши матушке моей, что сын ее не Богу душу отдал, а живот свой положил за Отечество…»

Фильм посмотрел Сталин и сказал режиссеру Петрову, поставившему «Петра Первого»: «Эпизод с умирающим солдатом будет вызывать у народа сострадание. А сейчас времена трудные. Не надо это показывать». Так и не показали: эпизод вырезали, зато дали грамоту. Вот так я «лично пообщался» с великим вождем.

- Легко отделались. Не скрою, Михаил Иванович, мне не терпится  задать Вам вопрос о фильме «Свадьба», который, на мой взгляд,  навсегда останется Олимпом Советской и российской комедии. Как Вы считаете?

- Фильм снимался в 1943 году и оказался для меня сложным, хотя роль моя была бессловесной, заключалась в нескольких эпизодах, состоящих лишь из танцев.

На фоне таких корифеев как Алексей Грибов, Эраст Гарин, Сергей Мартинсон, Зоя Федорова, Вера Марецкая, Фаина Раневская, Михаил Яншин, какой-то Пуговкин малоизвестный смотрелся даже нелепо. Тем более, мне было всего-то двадцать лет.

Да, фильм очень популярен, но мало кто знает, что на съемки я приехал еще с открытой раной на ноге. Так с ней и плясал: уж очень хотелось сниматься.

Во время съемок оператор остановил съемку, т.к. заметил на моей штанине кровавое пятно: дала знать о себе рана во время пляски.

Отказываться от съемок я категорически отказался. Вызвали медиков. Рану обработали, вновь перебинтовали и я, сцепив зубы, еще более азартно доиграл сцену. Такое может только сделать человек в 20 лет …

Эраст Гарин в своих мемуарах даже положительно отметил и этот эпизод, и меня, молодого актера Михаила Пуговкина. Я был наверху счастья …

После этого меня стали приглашать на съемки. Как-то снимали мы в Лиховом переулке. Была зима, холодно. Ко мне подходит Михаил Яншин и говорит: «Миша, вот тебе портфель, ночной пропуск по Москве, моя шуба, давай беги в буфет ВТО, он до 3-х ночи работает».

Приходилось мчаться в буфет ВТО, набирать водки, тащить ее на съемочную площадку коллегам, на что Яншин мне как-то сказал: «Слушай, Пуговкин, не знаю, каким ты станешь артистом, но гонец ты уже гениальный!»

Из уст самого Яншина и такая похвала для меня была как правительственная награда.

- А как Вы попали в Школу-студию при МХАТе?

- Взял и пришел. Открыл дверь и… очумел: в приемной комиссией на меня смотрели народные артисты Качалов, Тарасова, Прудкин, Грибов, Москвин, Хмелев и т.д.

Москвин глянул мои документы и изумился: «У вас, батенька, всего три класса сельской школы!». Я сбиваясь, краснея и тушуясь кратко рассказал свою биографию. Мне предложили что-нибудь прочесть. Прочел басню «Кот и повар». В комиссии захохотали. «Я еще могу…», - серьезно начал было я. Захохотали еще громче. В общем, меня приняли.

Иван Михайлович Москвин очень тепло ко мне относился, я же его обожал. Это имело и внешние признаки, например, поддевку Москвина, в которой выступал только он, костюмерам было позволено выдавать кроме него лишь мне. Это было верхом доверия. 

- Теперь несколько слов о вашей работе в одном из первых сериалов про Ивана Бровкина…

- Роль Захара Силыча, бывшего моряка (я, кстати, всю жизнь тоже страстно мечтал быть моряком) писалась для Бориса Андреева. 

Но предложили мне. Я тут же позвонил Андрееву и говорю: «Тут роль для Вас в «Бровкине» написана, а предлагают ее мне…»

«Ну, Миша, для меня это не роль, я такие уже давно переиграл. Бери себе, дарю», - пробасил тот.

Снимались в Оренбургских степях. В свободное время помогали целинникам, за что меня наградили медалью «За освоение целинных земель», а Леонид Харитонов после «Бровкина» стал невероятно популярен. Так мы с Леней стали еще и целинниками.

- Михаил Иванович, тут можно поспорить, кто из вас двоих стал суперпопулярным. Впрочем, я отвлек Вас, простите.

- Фильм «Штрафной удар» тридцать лет пролежал на полке. Я играл там спортивного проходимца Кукушкина. Но никто не знал, что в одной высокой инстанции реально имеется такой начальник с такой же фамилией. Вот и вся причина столь длительного запрета. Фильму попасть на полку – это все равно, что зайцу в капкан. А фильм-то был смешной. Смеяться стали лишь через 30 лет.

Именно в «Штрафном ударе» аферист Кукушкин, обращаясь к местным телезрителям, от волнения выдал знаменитую фразу: «Здравствуйте, дорогие товарищи, телевизоры!». Пустяк, импровизация, оговорка – это не важно, главное, что было очень смешно.

- Спасибо, Михаил Иванович, что-то хотите сказать на прощание нашим читателям и зрителям?

- До свидания, дорогие товарищи, телевизоры! Желаю всем лишь хорошего настроения и не корысти ради!