Представлял ли себе 29-летний, амбициозный, романтичный, тонкокожий Олег Ефремов, придумывая в 1956 году имя новорожденному театру, каково будет товариществу актеров нести звание «Современника» через шестьдесят лет?
Вряд ли. Тогда выпускника и педагога Школы-студии Московского художественного академического театра больше всего беспокоила невидимая, но глухая стена мумифицированного наследия Станиславского, стоящая между сценой и зрителем.
Зрителем и актером, пережившими фашизм и сталинизм и вдруг обнаружившими, что в жизни есть место не только подвигу и высоким чувствам, но и простым желаниям, обычным радостям и горестям, делающим человека человеком, а не мифологическим героем-полубогом, о подвигах которого рассказывал Малый театр, а о чувствах – МХАТ.
Современниками именно этого зрителя собиралась стать труппа первого рожденного в послевоенные годы советского, российского театра-студии, созданного художественный вдохновителем – Олегом Ефремовым и его командой – учениками и единомышленниками – Галиной Волчек, Игорем Квашой, Лилией Толмачевой, Евгением Евстигнеевым, Олегом Табаковым…
Тема уникальности, важности, значимости обычной человеческой жизни тогда, во второй половине пятидесятых витала в воздухе: люди, наконец, сняли военную форму, казалось, сгинул навсегда дамоклов меч вездесущих репрессий. Александр Солженицын писал «Один день Ивана Денисовича», Виктор Розов – «В поисках радости», Александр Володин – «Фабричную девчонку», вышел первый сборник стихов Булата Окуджавы, Александр Иванов снимал фильм по повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», в котором первую большую роль сыграл Иннокентий Смоктуновский.
Все эти авторы, как и компания Ефремова, обладали одним общим качеством – чрезвычайно тонкой кожей, только-только закрывшей ожоги войны и раны репрессий. Кожа эта была так чувствительна, что требовала исключительно легких прикосновений, малейшее усилие, намек на пафос лишал ее обладателя чувствительности.
Розовская пьеса «Вечно живые» и стала первой премьерой, манифестом новорожденного товарищества актеров. Спектакль прогремел на всю Москву – казалось бы, что нового в спектакле о любви, верности и предательстве, да еще на фоне войны и смерти. Но розовская история, камерная, тихая, не обобщала происходящее до масштабов мифа, а сосредотачивалась на мелочах – игрушечной белочке, детском стишке, забавном комментарии к тосту «За Победу!» хлеборезки Нюры: «Э, если бы от выпитой водки война скорее окончилась, я бы одна ведро выпила». Эти-то трогательные, мелко-бытовые детали и покоряли публику, уставшую от пафоса советского ампира.
Чуть позже фильм по этой пьесе покорил Канны, но открыл публике Розова «Современник».
Не менее важным откровением молодого театра стала постановка «Голого короля» Евгения Шварца, героем которой стал исполнитель заглавной роли Евгений Евстигнеев. И опять спектакль попал в яблочко: зрителю не хватало именно этой, детской, наивной, а потому такой бесстрашной правды воробья, проглотившего Тараканище.
Тонкая кожа, чуть прикрывающая нерв, заставляющая говорить тихо, двигаться осторожно, смотреть внимательно, замечать важные пустяки – вот объединяющая черта таких разных современниковцев – Ефремова, Евстигнеева, Олега Даля, Юрия Богатырева, Лилии Толмачевой, Татьяны Лавровой, Марины Нееловой, Чулпан Хаматовой… и многих других, чьи имена не позволяет перечислить размер газетной страницы.
Но вернемся к истории. К началу шестидесятых театр поселился в самом центре Москвы, у изножия памятника Маяковскому, где гремела на всю страну лихая, социальная, полная любовных страстей лирика Евтушенко, Рождественского, Вознесенского, Ахмадулиной. Это соседство было одновременно творческой дуэлью и унисоном, делавшими культурную жизнь не только столицы, но и всей страны полнокровно искренней.
Время шло, за шестидесятые «Современник» возмужал, вырос в полноценный художественным организм, с собственным уникальным голосом.
Театр много ездил по стране, и везде его ждал аншлаг.
В афише пьесы современников труппы – Розова, Шварца, Володина, Тендрякова, Аксенова - дополнили классики русские – «Обыкновенная история» по Ивану Гончарову (ах, как хорош в ней был дуэт Табакова и Михаила Козакова), «На дне» Максима Горького (с неподражаемым Квашой) – и мировые – «Двое на качелях» Уильяма Гибсона (с завораживающими Лавровой и Казаковым)…
Каждый спектакль достоин отдельной не статьи, книги, одна беда – непросто в те времена было записать спектакль на видеопленку – любой рассказ о них будет несравненно беднее.
Время менялось, менялся театр – семидесятые начались с ухода Ефремова – руководить МХАТом, труппа переехала с шумной Маяковки на тихие Чистые пруды, оттепель, замороженная холодной войной медленно, но верно скатывалась в застой, но «Современник» все так же оставался тонкокож, внимателен к нюансам дня – совсем юный Валерий Фокин ставил Рощина и Володина, ставшая худруком театра Галина Волчек работала над «Восхождением на Фудзияму» Чингиза Айтматова. На смену сказочнику Шварцу пришел великий сатирик Михаил Салтыков-Щедрин. Его «Современная идиллия», переписанная для театра (вы удивитесь!) Сергеем Михалковым стараниями легендарного ленинградца Георгия Товстоногова превратилась в искрометную, ироничную, злую и тонкую комедию «Балалайкин и Ко» главные герои которой (Кваша и Валентин Гафт) учатся годить – либерально, демократично, интеллигентно демонстрировать властям свою благонадежность.
По счастью этот спектакль лежит в Сети, и если вы его паче чаяния не видели – самое время это сделать: актуальность увиденного заставит вас обо многом задуматься.
Время шло, театр ставил Шекспира и Симонова, Вампилова и Чехова, каждый раз расставляя даже в самых известных классических пьесах акценты так, что зал ощущал себя соучастником происходившего на сцене.
А тем временем Табаков затеял делать собственный театр, набрал в ГИТИСе курс, который привел в театр. И театр, и Волчек молодежь приняли: студенты не просто поселились в театре, их выпустили на сцену. Их силами старый современниковский утренник – «Белоснежка и семь гномов» стряхнул пыль времени, зажил новой жизнью.
В репетиционном зале на пятом этаже Фокин репетировал с Константином Райкиным «Гамлета»; исследуя опыт польского концептуалиста «бедного театра» Ежи Гротовского, преобразовывал для сцены самого психологичного русского классика – Федора Достоевского. Спектакль «И пойду! И пойду!» - инсценировка Юрия Карякина «Записок из подполья» (Райкин) «Сна смешного человека» (Авангард Леонтьев) - была одним из сильнейших откровений советского театра середины семидесятых. Оказалось, что театр может легко говорить со зрителем о самых важных и тонких вещах не только и не столько словами, позами, и сценографией, но и актерским телом, пластичным до гуттаперчивости, умным до мудрости, духовным до божественности.
Но все эксперименты рано или поздно заканчиваются: Табаков ушел в Табакерку, Фокин занялся созданием Центра Мейерхольда, а «Современник» двинулся своим путем.
И вот тут имеет смысл сказать, что тонкокожесть, так оберегаемая театром, позволила ему, гостеприимно принимающему юных пришельцев и так же добродушно отпускающему их в свободное плавание, наверное, слышать сиюминутность, ощущать происходящее здесь и сейчас.
Табаковцы, Фокин, Райкин, «Современник-2» Михаила Ефремова учились у театра профессии, но и театр благодарно и внимательно учился у них чувству нового, вечно меняющегося времени.
Это чувство и позволило, нет, заставило «Современник» инсценировать в 1989 году книгу трагических воспоминаний Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» (инсценировка Александра Гетмана, постановка Галины Волчек). Тогда, да и сейчас, четверть века спустя, история женщин, прошедших сталинские лагеря, рассказанная Мариной Нееловой, Аллой Покровской, Людмилой Крыловой, Лией Ахеджаковой, Мариной Хазовой, Людмилой Ивановой, Тамарой Дегтяревой, Ниной Дорошиной, заставляет зал замереть, задуматься, осознать могучую хрупкость банальной человеческой натуры, если только в ней есть хотя бы кроха, простите, божественной любви.
Галина Волчек, стоя у руля театра более сорока лет, с 1972 года, не боялась и не боится приглашать в «Современник» уникальных, стилистически далеких и мощных режиссеров. Сюда приходили и приходят ставить спектакли Евгений Каменькович и Павел Каплевич, Николай Коляда и Кирилл Серебренников, Гарик Сукачев и Римас Туминас, Роман Виктюк и Анджей Вайда. Каждый из них приносил и приносит театру живое дыхание жизни – такой разной, трудной, трагической, но бесконечно интересной.
Театр всю эту жизнь впитывает, усваивает, ею живет и 60 лет, вы только вдумайтесь, шестьдесят лет умудряется идти в ногу со временем, выдерживая неуловимый баланс между холодной мудростью и истерично трепещущей душевностью.
Как ему это удается? Думаю, ни Волчек, ни Неелова, ни Хаматова, ни Никита Ефремов – внук основателя «Современника», работающий артистом, - на этот вопрос не ответят. Да и не надо, пусть своим делом занимаются: слушают время и рассказывают нам о нем. Мы же такие: нам лицом к лицу лица не увидать. А «Современник», как бинокль, меняет расстоянье, и тайное, невидимое, невыразимое становится внятным.