Никита ТАРАСОВ учился у Олега Павловича Табакова в Школе-студии МХАТ. Сниматься начал в небольших ролях, но в известных фильмах и сериалах: «Московская сага», «Есенин», «Последний бой майора Пугачёва», «Остров», «Жизнь и приключения Мишки Япончика» и др. Известность к Никите пришла после сериала «Кухня». Роли в картинах «Интимные места» и «Битва за Севастополь» закрепили успех молодого актёра. На канале СТС начался показ шестого, заключительного сезона сериала «Кухня», где Никита Тарасов, как и прежде, играет французского повара-кондитера Луи.
- Вы родились в Риге и долгое время там прожили. Не этот ли биографический факт дал возможность сыграть заграничного повара?
– Что интересно, московские полицейские и гаишники действительно воспринимают меня исключительно как иностранца. А все таможенники и пограничники в российских аэропортах начинают разговор со мной на английском языке. Видимо, это связано с моей внешностью, хотя мама у меня русская, дедушка с 13 лет на тракторе пахал целину в Волгоградской области, а бабушка рожала маму в нашей исконной Тверской губернии. Во мне нет ни капли латышской крови! Мои предки оказались в 1946 году в советской Латвии по распределению – надо было восстанавливать республику после войны… Что касается попадания в «Кухню», изначально на роль Луи рассматривались исключительно французы, живущие в Москве. Я же просто шёл по коридору киностудии и буквально напросился, чтобы меня посмотрели. Как ни странно, несмотря на мою «иностранную» внешность, мне на пробах многие говорили – ну какой ты француз, какой из тебя кондитер, посмотри на себя в зеркало?!
– Что же вы сделали, чтобы стать «настоящим французским кондитером»?
– По сценарной легенде, кондитер Луи родом с юга Франции, работал в «Золотой голубке» в Сен-Поль-де-Ванс. Этому знаменитому отелю и «мишленовскому» ресторану больше ста лет. Там висят прекрасные картины – в «Золотой голубке» жили известные импрессионисты и за постой расплачивались своими работами. Так вот перед съёмками в «Кухне» я первым делом махнул на юг Франции. Взял машину в аренду и проехал всё побережье – от Марселя до Монте-Карло. Ходил по ресторанам и кондитерским, общался с поварами, подглядывал, слушал язык.
Наконец попал в «Золотую голубку». Пришёл туда и прямо сказал: я русский актёр, играю французского кондитера из вашего ресторана, пустите на кухню! Но вышколенная официантка с абсолютно хладнокровным лицом ответила: «Всё, что вы будете здесь есть, мы делаем сами: вино, овощи, мясо. Единственное, что закупаем, это кондитерские изделия. Потому что с 2009 года у нас нет своего кондитера». Тут я издал «крик простреленной навылет волчицы», как написано в «Двенадцати стульях». Однако потом спокойно отужинал, сфотографировал меню и запротоколировал всё что можно. Чуть позже я прочёл в путеводителе, что в 2009 году ресторан «Золотая голубка» был ограблен и все ценности, которые там были, – скульптуры, графика, живопись – исчезли безвозвратно. И тут в моей голове случился кульбит. Дело в том, что история сериала «Кухня» начинается с 2009 года. Именно с этого года мой герой, французский кондитер Луи, оказывается в московском ресторане. И у меня всё связалось: Луи ограбил родной ресторан и сбежал в Москву! И теперь притворяется скромным кондитером. А где-нибудь в съёмной «однушке» в Новогиреево спрятан под кроватью настоящий мини-Лувр! Для работы над ролью такая версия мне очень помогла.
– Во время съёмок одного из сезонов «Кухни» вы параллельно снимались в картине «Битва за Севастополь». Тяжело было совмещать два таких разных проекта?
– Действительно, съёмочный период «Битвы за Севастополь» совпал с пятым сезоном «Кухни». Один день я был в колпаке, второй – в фуражке. Съёмки проходили в Киеве, Каменец-Подольском, Одессе. И конечно же, в Севастополе. Начинали мы снимать в украинском Севастополе, а заканчивали уже в российском. Физически тяжело было скорее Юле Пересильд, игравшей снайпера Людмилу Павличенко. Она ползала в окопной грязи, таскала на себе Женю Цыганова. Я же отвечал за лирическую линию, ведь Людмила была первой любовью моего героя, военврача Бориса Чопака. И, несмотря на то что он всеми фибрами души ненавидел войну, он слепо пошёл за любимой. Совершил настоящий мужской поступок – подарил Людмиле жизнь, отдав пропуск в эвакуацию, а сам погиб. Сцена расставания на пирсе была самая сложная. Мы её репетировали практически весь съёмочный период, ночами, с Юлей и режиссёром Сергеем Мокрицким. Сложно сосчитать, сколько раз. Когда пришло время её снимать, у нас было всего 20 минут. Потому что всходило солнце, и именно столько длился определённый световой режим. Сцену расставания мы играли на фоне предрассветного неба в нежно-розово-голубых тонах. Это было как прыжок в бездну. Мы даже не успели понять, получилось у нас или нет. Но, кажется, получилось. Так, по крайней мере, люди говорят…