Александр Калягин – актёр уровня Чарли Чаплина, не ниже. И вряд ли кто-то станет спорить, услышав признание зрителей, что он воистину Народный артист. Блистательный актёр театра и кино. Диапазон Калягина неисчерпаем, дар перевоплощения помогает ему создавать образы, в которых есть всё: и драматизм, и эксцентрика, вплоть до исповедальной открытости... В кино и театре он создавал исторические образы, играл эксцентриаду, трагифарсы. Все его работы становились эталоном высокого актёрского мастерства. Он играл, казалось бы, незаметную роль, и фильм становился бестселлером. В театре благодаря ему многие спектакли превращались в Событие театральной жизни.
- Вы один из немногих звёздных актёров в нашей стране. Кроме таланта, которым вы обладаете, наверняка у вас есть какой-то профессиональный секрет. Всё вам даётся легко: комедия это, трагедия или фарс. Вы блестящи и достоверны всюду. Что ни роль – то в десятку. Как это получается?
– У меня не так всё просто начиналось. На втором курсе я очень плохо чувствовал себя, в моральном смысле слова. Я не понимал, что от меня хотят педагоги. Наверное, был виноват я, потому что, поступив, был уверен, что всё будет легко. В самодеятельности я был первым, и мне казалось, что и в театральном институте будет так же. Они смотрели на меня, и я читал на их лицах вопрос: куда бы приспособить этого мальчика? Этот недоброжелательный взгляд сковывал меня. Я зажатый, ничего не мог и не хотел. Отчасти были виноваты и педагоги. Я видел, что они просто меня не любят, и это парализовало меня. Я понял, насколько важно, как педагог смотрит на студента. Осознал это я потом, глядя на студентов, когда у меня были уже свои курсы. И действительно, я был тогда абсолютно бездарен, потому что я могу раскрыться лишь тогда, когда на меня смотрят любовно. Это касается и меня нынешнего.
– Глядя на ваши работы в кино, понимаешь, как обожали вас режиссёры, у которых вы снимались. Так ярки и блестящи ваши роли... Может быть, в этом ваш секрет?
– Да, мне просто необходимо, чтобы режиссёр меня любил и уважал. Хотя, с другой стороны, я люблю подчиняться диктаторству, но оно обязательно должно быть любовным. А тогда, на втором курсе института, я ждал приговора кафедры актёрского мастерства. И вдруг объявили вечер самостоятельных работ, и все студенты стали готовиться. Я мог сам выбрать то, что хотел, показать в выбранном мною литературном материале, как я себя вижу в этой профессии. Показать, как я мыслю и могу самостоятельно работать.
– И что же вы выбрали?
– Это был Чехов. Ко мне подошёл мой друг и говорит: «Ты знаешь, я нашёл прекрасный чеховский рассказ, посмотри: мне кажется, он – твой». Назывался он «Свидание, хотя не состоялось, но...».
Представьте себе героя, которому восемнадцать лет и он страшно нервничает в предвкушении свидания. Не зная, как унять волнение, он покупает десять бутылок пива. И каждая выпитая бутылка меняет его на глазах. На свидание он приходит пьяный, его возлюбленная плачет, а он падает со скамейки.
– То есть тогда вы попробовали себя в комедийном амплуа?
– Да, после этого моя судьба была решена. Я был оставлен в институте.
– Значит, вас выручил Чехов?
– У меня с Чеховым определённые отношения, я смотрю на него не как на великого писателя, а как на родственника. В трудные минуты жизни он выводил меня на дорогу и показывал свет впереди. А таких моментов, которые решали мою судьбу, было много. И в самых неожиданных поворотах моей актёрской судьбы Чехов брал меня за руку и выводил. Кто видел фильм Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино», где я играл Платонова, понимает, что значит эта работа в моей жизни.
– Насколько я помню, эта пьеса не самая сильная в творчестве писателя, но зато в кино – это удивительная работа...
– Действительно, Михалков и Адабашьян взяли слабую пьесу Антона Чехова, написанную им в возрасте девятнадцати лет, которая называлась «Платонов» («Пьеса без названия»). Но в экранной версии в этой пьесе появилось множество мотивов из «Дяди Вани», из более позднего Чехова. Роль Платонова меня в общечеловеческом смысле слова действительно перевернула. В своём дневнике я написал одну фразу, которая потом стала пророческой, что эта роль не пройдёт бесследно для меня. Так и случилось. Размышляя над образом, я впервые завёл дневник и в этом дневнике записывал всё. Как Платонов любит, что он говорит, как себя ведёт, какие у него привычки. Когда я снимался, то пришёл к одной мысли, что, если мы провалимся, мы провалимся на Чехове, потому что Чехов – это экзамен и многие актёры проваливались на нём. Но я также понимал, что, если мы победим, мы взлетим.
– Вы сказали, что стали вести дневник. Почему именно тогда?
– Возглас Платонова: «Мне тридцать пять лет! А я в вашей бездарной жизни ничего не сделал. Моцарт уже лежал в могиле...» – был мой вопль. Мне было тогда тридцать пять, и эта роль была сыграна мною биологически. Михалкову тогда был тридцать один год, и мы все хотели определиться, и помог нам в этом Антон Павлович Чехов.
– Платонов – герой-любовник. Вы, говорят, специально худели для этой роли?
– Почему-то многие журналисты акцентируют на этом внимание. Да, мне было поставлено такое условие Михалковым, да, я специально худел и считаю, что это нормально. Тогда это было дико. Но в мировой практике кинематографа такие условия зачастую входят в контракт, который подписывается с актёром. Вспомните «Бешеного быка» с Де Ниро.
– Потом была «Раба любви». Скажите, а признание вашего героя из этого фильма: «Есть хочется, худеть хочется» тоже принадлежит вам лично?
– Да, мне по-прежнему всё хочется.
– Ну а как насчёт вашей героини из фильма «Здравствуйте, я ваша тётя», которая произнесла сакраментальное: «В Бразилии много обезьян». Вы с нею согласны?
– Да, только вот никак не получается съездить туда и посмотреть, так ли это.