Стас НАМИН стал звездой в начале семидесятых, создав один из первых в стране рок-ансамблей – «Цветы». В начале перестройки им был создан первый в стране независимый продюсерский центр, в который вошли первая российская фирма грамзаписи, радиостанция, телекомпания и многое другое, что положило начало отечественному шоу-бизнесу. В 1999 году Намин создал новый театр, который первой же своей премьерой привлёк внимание московской публики и занял своё уникальное место в театральном сообществе страны. Неожиданное, но вместе с тем органичное сочетание стиля мирового мюзикла с традицией русского драматического искусства стало визитной карточкой театра на долгие годы. Однако, не останавливаясь на достигнутом, театр постоянно идёт вперёд, удивляя новыми формами современной музыкальной драматургии. Об этом корреспонденту «АН» рассказывает основатель и руководитель театра Стас Намин.
- Ваш театр, официально – Московский театр музыки и драмы, по сути, – первый в России театр мюзиклов. В 2014-м ему исполнилось 15 лет, он родился в Зелёном театре парка Горького, у вас, в Центре Стаса Намина – месте, которое и само уже за последнюю четверть века стало историческим, культовым. Может, с создания вашего Центра и начнём сегодняшнюю беседу?
– Наша история в Зелёном театре началась ровно тридцать лет назад. Тогда, в 1985-м, когда группа «Цветы» ещё подвергалась гонениям властей и после выступления на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве на коллегии Министерства культуры СССР нам предъявили очередное обвинение – на этот раз в «антисоветской деятельности». После этого, естественно, нас моментально отовсюду изгнали, и негде было даже репетировать.
И как раз в то же время я случайно встретил своего старого знакомого, очень достойного человека, Павла Юрьевича Киселёва, которого знал ещё с семидесятых, он был тогда директором ДК Бауманского института – одного из немногих мест в Москве, где проводились концерты «подпольных» советских музыкантов – наши, Высоцкого и других. А в восьмидесятых Киселёв был директором парка Горького. Узнав, что мы оказались бездомными, он предложил нам маленькую комнатку для репетиций в Зелёном театре, и с 1986-го группа здесь обосновалась. Потом мы постепенно расширялись, создав студию звукозаписи, студию дизайна и даже рок-кафе. А примерно через год, в 1987-м, мы, предоставив своё оборудование и студию молодым музыкантам, организовали здесь продюсерский центр и взяли здание Зелёного театра в аренду.
– Центр Стаса Намина ведь стал одной из первых в стране негосударственных организаций, которая стала заниматься развитием нового российского искусства, собрала подпольных и полуподпольных музыкантов, поэтов, художников. Это целая историческая эпоха в отечественной культуре – первые концерты, фестивали, выставки, показы мод, авангардные перформансы, фильмы… Расскажите о нём поподробнее.
– Тогда, в начале перестройки, наш Центр, сокращённо Эс‑Эн‑Си/SNC, следуя известному высказыванию Горбачёва: «Что не запрещено, то разрешено», не имея полноценных юридических документов, собрал под своей крышей более тридцати ранее запрещённых молодых рок-команд: «Бригада С», «Николай Коперник», «Нюанс», «Ночной проспект», «Калинов мост», «Рондо», «Коррозия металла», «Моральный кодекс», «Альянс», «Лига Блюза», «Мегаполис» и другие. С центром работали группы «Аукцыон», «Центр», делали первые шаги «Сплин», там я придумал и собрал группу «Парк Горького». Это было созданное без контроля властей место, где образовывались и без цензуры развивались новые музыкальные группы. Все разные, но интересные. Центр безвозмездно предоставлял им оборудование и инструменты, репетиционные помещения и студию звукозаписи, организовывал их первые «официальные» концерты. В 1987-м мы провели рок-фестиваль молодых групп в зале ЦСКА, а уже в 88-м – два международных фестиваля: «Музыканты за мир», куда впервые без Госконцерта мы пригласили Мелани (США) и Ховард Джонс (Великобритания), и московский международный фестиваль альтернативной музыки, куда пригласили группу «Биг Кантри» (Великобритания).
Наш центр приютил тогда не только музыкантов, у нас собрался практически весь московский андеграунд: художники, дизайнеры, фотографы, литераторы, – мы проводили поэтические вечера с участием Лёши Чуланского и других поэтов, перформансы Кати Рыжиковой, Германа Виноградова, Саши Петлюры с пани Броней. С Борей Юханановым мы сняли ТВ‑фильм о московском андеграунде на исчезающей Тишинке, а с Виктором Гинзбургом сняли фильм у нас в парке – «Нескучный сад». Позже Виктор Пелевин стал проводить у нас много времени. Кстати, оформление первого издания его «Generation П» создал Саша Холоденко, в тот момент главный художник нашей дизайн-студии «Эс-Эн-Си Дизайн».
– Примерно тогда же, во второй половине 80-х, к вам стали приезжать и знаменитые гости со всего мира: Арнольд Шварценеггер, Квинси Джонс, Анна Леннокс, музыканты U2 и другие.
– Да, у нас бывали и Питер Гэбриэл, с которым я подружился ещё во время тура по США, и Билли Джоэл, и музыканты Pink Floyd и ZZ Top, и многие другие. Они все общались с нашими молодыми музыкантами, играли джемы и т.п. А когда мы организовали международный рок-фестиваль мира в Лужниках в 1989-м, все звёзды, принимавшие в нём участие, и наши тусовались – обедали и ужинали – в нашем рок-кафе. Оно, кстати, тоже стало первым в Москве частным рестораном, открывшись в 1987 году. В нём начинал свою карьеру знаменитый ресторатор Аркадий Новиков. Именно его едой восхищались все – от Шварценеггера, Оззи Осборна и Джона Бон Джови со своей группой до Motley Crue и Pink Floyd. Фрэнк Заппа, который был моим близким другом, приезжал много раз, общался с нашими музыкантами и даже снял фильм про Центр. Он сравнивал здешнюю атмосферу тех лет со студией Энди Уорхола в Нью-Йорке. У нас в Центре Заппа познакомился с Альфредом Шнитке, и мы просидели много часов, обсуждая последние веяния в мировой музыкальной культуре. А группа Scorpions, с которой меня связывает многолетняя дружба, написала свой хит Wind of Change, вдохновившись духом творческой свободы, царившей в Центре.
– Теперь понятны слова Александра Калягина: «Вы во многом стали первыми в нашей стране, никогда не останавливаясь на достигнутом. Я точно знаю, что впереди вас ещё ждут открытия и яркие победы, рождение новых идей и их реализация». Одной из таких ярких побед стало рождение здесь, в Центре, нового театра в 1999-м. Какова история его появления?
– Хотя в 70-х я и был, что называется, заядлым театралом и старался не пропустить ни одной премьеры у Любимова на Таганке, у Гали Волчек в «Современнике», в товстоноговском БДТ и у Анатолия Васильева. Но где-то к середине 80-х мой интерес к театру начал таять. Возникло ощущение искусственности, заштампованности, в театре мне стало скучно. В начале восьмидесятых, когда будущее «Цветов» из-за постоянных запретов и гонений было весьма туманно, я решил попробовать себя в кино и закончил Высшие курсы сценаристов и режиссёров при Госкино в мастерской Александра Митты (моими учителями там были такие гениальные личности, как Паола Волкова и Лев Гумилёв). Но и тогда о своём театре я ещё не задумывался.
У меня есть старинный товарищ Андрей Россинский, у него ещё с начала 70-х была театральная лаборатория, впоследствии ставшая театром «Лаборатория» при Главном управлении культуры. Он-то и предложил мне в первый раз идею создания собственного театра на базе его коллектива. Было это в самом конце 1998-го. В тот момент я отказался, потому что при том количестве проектов, которыми я тогда уже занимался или ещё только задумывал, взять на себя ещё и этот, с необходимостью решения массы бюрократических и организационных вопросов, было просто нереально. А чуть больше чем через полгода, в августе 1999-го, я оказался в Лос-Анджелесе, и мой друг Майкл Батлер – продюсер легендарной бродвейской постановки мюзикла и фильма Милоша Формана Hair («Волосы») пригласил меня на свою голливудскую постановку этого спектакля. После двенадцатичасового перелёта я, честно говоря, собирался поспать часок-полтора в тёмном зале, пока на сцене будет продолжаться действие, – в Москве именно так частенько и бывало. Но в результате то, что я увидел, заставило меня забыть и про сон, и про усталость – это был совершенно другой театральный мир, другая культура, ничего подобного я до тех пор не видел. Режиссура, хореография, актёрская игра – в общем, именно в тот момент мне захотелось самому сделать что-то подобное на московской сцене. Сразу же после спектакля я поделился своими мыслями с Майклом, он одобрил идею и согласился помочь с постановкой. Буквально через пару недель, вернувшись в Москву, я позвонил Россинскому и сказал, что согласен.
– И работа закипела?
– Труппу мы начали собирать буквально сразу же, с сентября 99-го. Желающих прослушаться было огромное количество, но я понимал, что актёры с образованием и тем более с опытом работы в советском театре уже «испорчены» системой и их придётся переучивать. Хотелось начать, что называется, с чистого листа, поэтому я выбирал в основном непрофессионалов, молодых талантливых ребят, искренних, с желанием работать и хорошими вокальными, пластическими и актёрскими данными. Параллельно переводили пьесу на русский язык, придумывали сценографию. Тогда же, в августе-сентябре, из Америки в Москву по моему приглашению приехали и сам Майкл Батлер, и режиссёр-балетмейстер лос-анджелесской постановки Бо Кроуэлл, и аранжировщик Кристиан Несмит, и несколько американских актёров – с тем, чтобы помочь нашей труппе проникнуться духом спектакля, раскрепоститься, научиться по-новому чувствовать и вести себя на сцене. Это были потрясающие два месяца, а опыт, полученный всеми нами за это время, не сравнить с несколькими годами в любом высшем театральном учебном заведении. Сейчас мне самому трудно в это поверить, но мы успели – 15 ноября 1999-го, как и было заявлено, состоялась премьера нового спектакля – русской версии рок-мюзикла «Волосы» в исполнении российско-американской труппы нового московского театра, который мы неслучайно назвали Театром музыки и драмы.
Поскольку своей сцены у нас не было, премьерные спектакли отыграли в Театре эстрады. Реакция была неоднозначной, мнения публики и прессы разнились порой диаметрально. Кто-то не мог сдержать восторга, а кто-то, как это обычно бывает, ударился в критику. Более того, поскольку премьера спектакля совпала по времени с вводом российских войск в Чечню, естественно, нашлись те, кто провёл параллель между двумя этими событиями, и нас обвинили в пацифизме, отсутствии патриотизма, противостоянии общегосударственному политическому настрою… В общем, буквально повторилась история оригинальной бродвейской постановки «Волос» 1969 года, Америка тогда отправляла своих ребят на войну во Вьетнам. Но все эти отзывы прессы и критики нисколько не остудили нашего пыла и желания работать дальше. Скорее напротив, мы тогда поняли, что идём в верном направлении. Сегодня, когда мы признаны не только здесь, но и после гастролей, в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, где нашу версию назвали одной из лучших в мире, понятно, что труд стольких людей не прошёл даром.
– Творчество – это прекрасно, а как удавалось решать организационные и бытовые проблемы?
– Да, с помещением была серьёзная проблема. В Зелёном театре ведь была изначально только большая открытая сцена, предназначенная для летних мероприятий, да и то все коммуникации, перекрытия, стены – всё находилось в запущенном состоянии, капремонт не проводился фактически с момента постройки, с 1957 года. С самого начала, как только Центр здесь обосновался, мы непрестанно всё ремонтировали, поддерживали в рабочем состоянии, заменяли трубы, проводки, коммуникации, реставрировали фасады, чинили кровлю. Всё за свой счёт, никто не помогал. И из аварийного состояния привели его в рабочее. Уже тогда мы разрабатывали планы реконструкции Зелёного театра в современный мультифункциональный комплекс, чтоб и современный театральный зал здесь был, и студии, и мастерские и т.п. В 2000‑м нашему Центру удалось за собственные средства построить и оборудовать уютный театральный зал в одном из карманов открытой сцены. И тогда началась полноценная жизнь с репетициями и новыми постановками.
– Вы всё ещё арендуете Зелёный театр?
– У Центра была аренда на 49 лет, но, когда был создан Театр музыки и драмы, Центр добровольно отказался от прав аренды Зелёного театра в пользу передачи его в оперативное управление театру. В 2002-м наш Театр при Главном управлении культуры Москвы получил и переоформил на себя все помещения.
– Правда ли, что при Лужкове Зелёный театр у вас хотели отнять?
– Да, время от времени такие попытки случались. Вот и недавно была очередная. К сожалению, внешняя среда ведь всегда агрессивна.
– Как можно пытаться закрыть то, что со времён перестройки является символом свободной российской культуры!
– Наверное, сегодня свирепствуют иные символы. У отдельных чиновников-нуворишей личные амбиции и интересы оказываются важнее всего, тем более культуры, которая служит им как прикрытие. Слава богу, в результате всех перипетий коллектив театра не пострадал, и его многолетний труд не выброшен на улицу. Хотя должен признаться, в какой-то момент у меня были мысли, что если действительно властям города сегодня не нужно то, чем я занимаюсь, – ни театр, ни музыка, ни фестивали и другие культурные проекты, – то мне-то что нужно? Может, я бы и уехал куда-нибудь подальше от этих деятелей культуры... К примеру, в Урюпинск. И там работал бы спокойно – писал музыку, рисовал, фотографировал… у меня столько несделанного! Времени всё нет, а тут бы оно и появилось.
– Ну, слава богу, всё сохранилось! За эти пятнадцать лет театр достойно показал себя в разных жанрах, а в музыкальных спектаклях, судя по всему, вам равных нет! Ведь много стоят слова классика отечественного мюзикла Геннадия Гладкова: «Бог привёл меня в этот театр, и теперь театр Стаса Намина – мой любимый в Москве. Все свои существующие и новые проекты я с радостью воплощаю именно там».
– Пятнадцать лет назад мы начали с создания мюзиклов, и нам удалось собрать и воспитать уникальную труппу. Все наши актёры «мультифункциональны» – они профессионально поют, причём в разных стилях – это и мировая рок-классика (те же «Волосы», «Иисус Христос – суперзвезда», «Битломания»), и авангард («Портрет Дориана Грея», «Жилец вершин»), и классический водевиль («Пенелопа, или 2+2» Геннадия Гладкова), и советская классика («Солдат Иван Чонкин»), и русский фольклор («Космос», по рассказам В. Шукшина); прекрасно танцуют – также в разных жанрах – от вполне традиционной хореографии «Дориана Грея» и «Свадьбы Фигаро» до суперсовременной в «Жильце вершин». При этом все исполнители – высокопрофессиональные драматические актёры. Скажем, Олег Лицкевич, Валерий Задонский, Костя Муранов, Юля Григорьева, Яна Куц, Вера Зудина да и многие другие работают на высшем профессиональном уровне. Совсем молодые – что называется, «на вырост». Все они невероятно талантливы... У нас в репертуаре – спектакли не только всевозможных музыкальных жанров, но и трагедии, комедии, драмы, перформансы и т.п.
Роберт де Ниро в театре
Мы постоянно экспериментируем, ищем новые театральные формы, новый язык, синтезируем разные жанры. Один из ярких примеров – спектакль «Космос», в котором органично сплелись щемящий и надрывный литературный текст Шукшина, русские деревенские песни, собранные известным фольклористом Сергеем Старостиным, и «наивная» живопись художника Кати Медведевой. Ещё одна «экспериментальная» постановка – «Безумный день в замке Альмавивы, или Свадьба Фигаро». Здесь мы «скрестили» две истории – вернее, история одна, но рассказана она двумя разными авторами в разных жанрах, – словом, классический водевиль «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Бомарше и классическую оперу «Свадьба Фигаро» Моцарта мы смешали, так сказать, «в одном флаконе» и назвали это «… плюс опера».
Совместно с Русским музеем театр воссоздал легендарную русскую футуристическую оперу начала XX века «Победа над Солнцем» на «заумь» Кручёных, музыку Матюшина со сценографией Малевича и прологом Велимира Хлебникова. Кстати, знаменитый малевичевский «Чёрный квадрат» впервые появился именно в этой постановке 1913 года как элемент декорации. Малевич же придумал и костюмы для этого спектакля, которые мы скрупулёзно воссоздали по его эскизам. Это особенный проект, который, по мнению критиков, может оказаться историческим в смысле оживлённого супрематизма, дух которого нам удалось воплотить.
Спектакль «Космос» по рассказам Василия Шукшина
Ещё одним событием стала совсем недавняя наша постановка, планы которой я вынашивал уже последние года два-три. Это «Жилец вершин», вокально-хореографическая композиция на стихи Велимира Хлебникова и музыку группы «Аукцыон» и Алексея Хвостенко. Тут сам по себе непростой поэтический и музыкальный материал мы совместили со сложнейшей хореографической партитурой, придуманной нашим молодым хореографом Катей Горячевой.
Ну и самая свежая наша работа – сейчас идут последние репетиции – это, по нашему определению, «гротесковая история с музыкой» «В горах моё сердце» по одноимённому рассказу Уильяма Сарояна. Это один из моих любимых писателей, ещё сорок лет назад я защищал по нему диплом на филфаке МГУ.
– Ну вижу, нашим читателям можно не беспокоиться о том, «что бы посмотреть». И наконец, традиционный вопрос о планах. Перефразируя Немировича-Данченко, «чем будете удивлять»?
– Когда-то Михаил Ромм одну из глав своей книги назвал так: «Я иду в неизвестное». Вот и мы сейчас отправляемся туда же. Куда приведёт эта неизведанная тропа – кто же знает? Может получиться хит, может – «кино не для всех». Одно могу сказать, скучно не будет! Правда, наши новые спектакли надо скорее чувствовать кожей и воспринимать на подсознании. Хотя и голова не помешает, пищи для неё тоже хватает! В следующем году мы планируем, как минимум, две или три премьеры. Работа идёт ежедневно по многу часов, что-то придумываем, обсуждаем, пробуем. Один из проектов, о которых уже могу сказать, – это совместная работа с Михаилом Шемякиным, рабочее название которой «Нью-Йорк, 80-е. Мы». В этой работе всемирно известный мастер предстаёт в весьма неожиданном ракурсе. Михаил планирует выступить не только в качестве художника, но главным образом в качестве мемуариста, по воспоминаниям которого пишется пьеса при его же участии. А ещё один манок в том, что в этой постановке Михаил впервые в жизни выйдет на сцену как актёр... впервые в жизни. Интригует?
А следующей будет постановка по роману Виктора Ерофеева «Акимуды» в постановке неоднократного обладателя «Золотой маски» украинско-германского режиссёра Андрея Жолдака... Там тоже есть своя «сумасшедшинка»!
Но не буду пока раскрывать больше никаких тайн нашей театральной кухни. Надеюсь, нашим планам удастся осуществиться.