Там, где живет История

Эта история, как, впрочем, и вообще все истории, у которых конца не видать, началась, видимо, когда Богу стало скучно в его безмерном одиночестве, и он удумал творить. Многое, произошедшее с тех пор, описано в красках и подробностях древними египтянами, греками, евреями, инками и не только ими, но многое навсегда кануло в Лету чаще всего по недоразумению наблюдателей.

Мы же, без зазрения совести оставив историографам задачу регистрации подробностей, проскочим через несколько тысячелетий в Рим второй половины XV века нашей эры, откуда в Россию отправилось посольство - сопровождать предназначенную в жены великому князю Ивану III Васильевичу Софию Палеолог - племянницу последнего императора Византийского Константина, дочь Фомы - деспота Мореи (так тогда называлось государство на легендарном Пелопоннесе).

Про прекрасную принцессу, избранную Папой Римским Павлом II на роль воссоединительницы мира христианского рассказало немало великих и малых историков, а мы с вами княгиню Московскую оставим в стороне, ибо она далеко не главная в нашем сюжете.

Нам важно, что среди свиты Софии был ее земляк Константин из рода византийских императоров Комнинов. Греческий князь, носивший прозвище Мангупский (а это, если вы помните, средневековый город в когда-то греческом Крыму), выполнив свою миссию – доставив Софию в Москву, сам в российской столице не задержался, а отправился дальше по своей новой родине (некоторые историки утверждают, что не добровольно), на северо-восток и дошел до Белозерья – древнего края на юге нынешней Вологодчины, в лесном Заволочье, меж Поморьем и Верхним Поволжьем. Там, где как раз в это время набирал славу Ферапонтов монастырь, насельником которого был старец преподобный Нил Сорский, основатель скитского жития и один из духовных отцов нестяжательства в Русской земле.

Здесь-то греческий князь Константин Мангупский из рода византийских императоров Комнинов стал иноком Кассианом, а приняв постриг, отправился дальше, да не просто по Руси, а по главной русской реке Волге.

Дальше же все происходило так, как это принято в русской истории.

Шел монах Кассиан, плыл по Волге, день, другой, неделю, другую, ночевал, где ночь застанет.

И однажды, а было это как раз накануне Рождества Иоанна Предтечи, застала его ночь там, где в Волгу впадает верткая речка Учемка – примерно посередке между Угличем и Мышкиным. Устроился Кассиан под деревом, заснул сладко и привиделся ему, как это водится на Руси, сам Иоанн, повелевший иноку: «…На сем месте уже поселишься ты, во имя Рождества моего поставишь здесь храм и после трудов твоих получишь вечный покой. Не уходи отсюда. Во все дни жизни твоей я буду помогать тебе и не отступлю от храма твоего во веки».

Конечно же, послушался инок святого, и сразу как проснулся, поставил крест и шалаш, ставшие первыми сооружениями Кассиановой Учемской Пустыни. Постепенно на месте шалаша вырос храм в честь Успения Божия Матери с приделом во имя Рождества Иоанна Предтечи. Деньги и землю на его строительство дал князь Андрей Большой Угличский – старинный друг еще князя Константина Мангупского. Храм оброс монастырем, а вокруг понаселилась целая Учменская слобода.

Но, как это водится на Руси, покровитель Кассиана Андрей Угличский умер скончался и сам монах, а останки его нашли, казалось бы, вечный покой в изножии храма. Монастырь захирел и в конце восемнадцатого века, при Екатерине Великой был упразднен, церкви же его стали обычными приходскими, а Учменская слобода превратилась в село Учма.

Но, как водится на Руси, праведник Кассиан и при жизни восхищавший людей добрыми делами, да мудрыми творениями, после смерти не перестал совершать чудеса, слава о которых бережно хранится в русских летописях.

Хранились бы они и в памяти народной, и в земле учемской, если бы без малого сто лет назад Советская власть не решила устроить поблизости Рыбинское водохранилище.

Как да зачем – не наша история, для нас важно, что под новостройку нужно было многое по волжским берегам затопить, а чтоб затопленное судоходству не мешало – взорвать. В том числе под уничтожение попал и главный собор Кассиановой Пустыни – Успенский, у изножия которого, если помните, покоились останки уже святого Кассиана.

И взорвали. И Волгу разлили. Но вот ведь чудо: место, где храм стоял, под воду не ушло: островом над Волгой осталось. Да вот только не до храма местным жителям было, как, впрочем, и всей стране.

Колхоз «Дружба», членами которого стали все жители Учмы и окрестностей, молитвами был занят своеобычными, гимн Михалкова в шесть утра слушал уже в поле и по-над Волгой, в поте лица своего рыбу ловил, землю пахал, грибы-ягоды собирал, коров пас, да мало ли надо было делать, чтоб концы с концами сводить. Но и себя, как мог, не забывал: грибы солил, рыбку вялил, женился-плодился, водку пил, да песни пел.

Но хирела Советская власть, а вместе с ней колхоз «Дружба», хирела, хирела, да и кончилась вовсе. И колхоз вместе с ней. Колхозникам колхозную землю раздали, да что с ней делать в такой глухомани? Кто ни свет, ни заря на путину выгонит, кому урожай грибов продавать? Да и вообще, кому она нужна, эта деревня - запущенная да одичавшая? Как ее поднимешь, коли сил мало, а средств – и вовсе никаких за жизнь не накоплено? Или в город беги, или волком вой, да самогон пей.

Так бы и исчезла, как и многие другие села да деревни, Учма, да, видать, праведник Кассиан не дал, Иоанн Креститель не допустил.

Ну, вот. Присказка наша и закончена. Можно к сказке переходить.

В хорошей сказке что важно? Герой. Вот с него и начнем.

В колхозе «Дружба», что в селе Учма Мышкинского района Ярославской области жили-были муж да жена – жили, хотела написать - не тужили, да остановилась: чего уж так врать-то? Тужили, конечно – войну пережили, в голод-холод выжили, трудодни зарабатывали изо всех сил, чтоб сыновей поднять. А сыновья-то у них народились сказочные, под стать краю, льняные. Волосы цвета льняного снопа, глаза, что цветы льна – такие же голубые, с желтой искоркой солнца посередке. Знаете такие? Вроде простенькие, прозрачные, наивные, а вглянешься, коли подпустит, – глубина бездонная, а в ней чего только нет – дух захватывает, какие воля да талант в них прячутся. Такие глаза, я уверена, были у Емели, Ивана-дурака и Алеши Поповича, а еще у Левши Тульского, Левушки Мышкина, да Венички Ерофеева.

Беда, коли их талантам применения не находится… А где в глухой деревне жажду творчества свою приложить, если только не в драках подзаборных… Сколько таких Иванушек в тех драках пьяных сгинули – не мне вам рассказывать.

Но голубоглазый Вася (а именно так зовут нашего героя) – коренной учемец - чудесным образом традицию уничтожения собственных талантов нарушил – лесником работал, молчал, дом строил, драконов для наличников вырезал, да слушал – Волгу, деревья, журавлей, стариков деревенских, а как узнал об основателе своей глухой деревеньки - греческом князе Константине Мангупском из рода императоров византийских, передавших свой герб, между прочим, государству Российскому, так и пошел книжки читать, да краеведов спрашивать. А поскольку к его пытливому уму и беспокойной душе руки прилагались золотые, начал он с того, что поставил на острове на месте храма разрушенного крест, а потом часовню срубил. И стал собирать музей Кассиановой пустыни и исчезающей Учме.

А так как найденные ценности, которые, стоит отметить, их бывшие владельцы за хлам держали, хранить где-то надо, Вася на собственный огород приволок пару брошенных полусгнивших амбаров, собрал из них дом да часовенку.

И пошло-поехало. Старушки-односельчанки, сначала на героя нашего с подозрением смотревшие, заинтересовались, товаркам своим из соседних деревень рассказали, те тоже Васю привечать стали: рассказы про свою жизнь долгую да нелегкую рассказывали, на чердаки, где за жизнь накопленное, да никому не нужное, хранилось, пускали. И пошел слух о чудесном леснике-краеведе, вперед него побежал. От старушек до местных, мышкинских музейщиков добрался, от них в Углич, облюбованный ценителями старины русской, попал, а оттуда прямым ходом в Москву колобком покатился.

Не кажется ли вам, что самое время пришло появиться героине? Без нее, что за сказка…

Так вот в той самой Москве жила да была, училась да работала… ну, угадайте, как ее звали? Василисой она быть не может – уж больно рифма простая. А значит… Ну, Алена, конечно.

Эта самая вполне, добавим, благополучная Алена со смоляными кудрявыми волосами и глазами речной русалки, уставшими от столичной суеты бестолковой, узнав о чуде чудном, в глухомани ярославской происходящих, взяла, да и отправилась на маленьком Жуке-фольксвагене слухи проверять. И так, доложу вам, проверила, что там, в Учме-то и осталась.

Конечно, не только музей создавать, но и жизнь свою строить, ту самую, на которой обычные сказки заканчиваются, когда «жили они вместе…».

Вот и я вам рассказывать про нее не буду, я другое вам расскажу.

В Учме Мышкинского района Ярославской области на престольный праздник Иоанна Крестителя (помните, почему это их престольный праздник?) всем селом отмечали пятнадцатилетие аж двух музеев - Истории Кассиановой Пустыни и Судьбы русской деревни.

Про первый я вам рассказала совсем чуть-чуть – подробно-то с ним или по библиотекам серьезным или месте знакомиться надо, а теперь про второй послушайте немного.

Алена да Вася, исследуя окрестные свалки да ушедшие в небытие деревни, слушая сказки стариков местных о житье-бытье, столько всего узнали-наслушались про жизнь про крестьянскую при власти-то при советской, что поняли – спасать надо историю свою: уйдут в небытие последние свидетели того, как Мологу взрывали-затапливали, как бабы в лихие времена на себе неводы, полные рыбы из Волги вытаскивали, как колоски в поле собирали, как свадьбы комсомольские играли, да детей крестили, как дома строили, да в походы ходили, как… жили, в общем. Эвона теперь какие легенды про прошлую жизнь радио да телевизор рассказывают – красота неземная, да кошмары адские, а правды-то ни на грош.

И собрал Вася еще один амбар из бревен старых, жизнь ушедшею не понаслышке помнящим, и устроили в нем герои наши Музей, в котором о жизни крестьянской не экскурсоводы рассказывают, а вещи, да сами участники ее: Алена да Вася успели записать на диктофон рассказы стариков. Даже последний председатель колхоза им зачитал в радиорубке колхозной задание на день каждому колхознику, как делал это не один год, пока жил колхоз.

И ведь, знаете, что в нашей истории самое чудесное? Вроде бы, консервируют наши герои историю, а консервированное – оно как бабочка на булавке – красиво, да мертво. А тут ведь что случилось? Народился в умирающей Учме Музей Кассиановой Пустыни, да Судьбы русской деревни, зажили в нем хозяйством Вася да Алена, завели коня Буяна, собак да гусей, а вслед за ними и деревня оживать стала: дома крепкие появились, церковь выстроилась, людей поприбавилось и даже дачники сады-огороды развели: пионы да землянику выращивают, огурцы солят на зиму, да пироги пекут на престольный сельский праздник Иоанна Крестителя да святого преподобного Кассиана Учменского.

Не верите? А вы проверьте – дорога не долгая – от Москвы, через Сергиев Посад, мимо Калязина, а там в 20-ти километрах за Угличем указатель на дороге стоит.

А это герб, который Софья Палеолог России из Византии привезла, с веками в двуглавого орла превратившийся