Его узнают повсюду в бывшем Советском Союзе. И для этого ему надо было только сыграть в 1966 году в дебютном для него фильме Жалакявичуса «Никто не хотел умирать». Потом будут годы работы в Каунасском драматическом театре, съёмки в фильмах и в сериалах.
Приход на дипломатическую службу и 15 лет работы в Москве с 1996 по 2011 год в качестве Атташе по культуре Литовского посольства. В Минске Юозас Будрайтис в ноябре этого года поработал в роли судьи в главном жюри ХХ юбилейного кинофестиваля «Листопад».
-Вас помнят и любят в России. Но не все знают, что очень часто в советском кино, да и сейчас в российском, вы говорили на экране голосами других актёров: Смоктуновского, Нахапетова, Филозова, Кайдановского, Шакурова. Вам не было обидно, что брали вас, вашу фактуру, а голос давали чужой?
-Такого комплекса у меня никогда не было. Обиды или зависти. Мне даже это отчасти помогало. Потому что чужие голоса позволяли мне отделиться от меня самого на экране. Получалось какое-то существо, которое как будто бы было и не мной самим. И даже я в какой-то мере я был этим доволен, потому что мне самому мой собственный голос слушать было всегда противно.
-Но ведь у вас прекрасный голос!
-Я даже был заинтересован, чтобы меня кто-то озвучивал, так как я не выносил собственного голоса. Поэтому я никогда не читал никаких стихов на сцене. До поры до времени, правда. Потом стал привыкать, конечно. И постепенно уже стал себя озвучивать. Ко всему можно привыкнуть.
Потом позже я даже как-то умудрился почитать стихи. А когда услышал запись, то не мог понять, что это я сам и читаю. Потому что уже появились навыки сценической речи, театральные и актёрские. И я себя сам не узнавал в этом голосе.
-А постоянное желание вас переозвучивать как-то было связано с вашим акцентом?
-Понимаете, ну как мог быть русский персонаж с акцентом говорить? А потом был госстандарт в то время, редактура. Говорить надо было правильно, чётко, ясно, артикулированно. Поэтому даже если я играл иностранцев. То меня всё равно переозвучивали
-Тяжело ли вам, человеку другой культуры, литовсктй культуры, было работать, скажем так, в советской многонациональной культуре, а теперь и в российской?
-Здесь я не чувствую никакой разницы. Если бы я снимался и в Африке, и в Индии, или где-нибудь в Канаде или в России. Абсолютно никакого значения не имеет, где ты существуешь. Планета одна и мы на ней живём. Просто может быть жарко или холодно. Конечно, определённая окружающая среда, люди определённые, может быть цвет кожи другой, но человеческие отношения — они такие же остаются. Или это говорится о любви, или это рассказывается о грусти — люди в этом смысле одинаковые. И нет никакой разницы: все чувствуют любовь, боль, слёзы. Это коды, которые всем понятны. Не надо даже объяснять, что такое слёзы.
Другой вопрос, что есть древние обычаи. Траурный цвет, например, у кого-то чёрный, а у кого-то белый. Это такие специфические вещи, которые должны помнить и соблюдать режиссёры. А актёр, он психологически идёт по рефлексу от себя, от того, что он именно чувствует, какого партнёра он встретил на своём пути, который способствует ему раскрыться или не способствует. Я буду с ним говорить или я не буду говорить, мне интересно с ним говорить или неинтересно. Я буду раскрепощаться, я буду откровенен с ним до конца или я буду замкнутым и буду чуть-чуть что-то бормотать. Только такая проблема может быть у актёра — чисто психологическая.
-Уже более 20 лет наши страны идут каждая по своему пути. У вас нет ностальгии по тому времени, когда мы все жили вместе в одной стране, которая называлась Советским Союзом?
-Тут мы касаемся политической сферы, но я скажу откровенно, в тот момент перехода от одной экономической формации к другой, у меня был какой-то определённый момент замешательства. Но чтобы что-то для меня изменилось, не могу сказать. Я только рад, что Литва приобрела независимость. Мы имеем то, что хотели. Мы хотели жить самостоятельно и достигли этого. Хуже мы сейчас живём или лучше, это уже другой вопрос.
(Но все проблемы, которые появляются сейчас, это мои проблемы, это наши проблемы)
И каких-то ностальгических чувств по этому советскому прошлому у меня совершенно нет. Есть ностальгические чувства, и то иногда, это, конечно, молодость. Потому что главное, что у меня было тогда — это молодость. А в молодости хочется каких-то впечатлений, каких-то путешествий, что для нас в ту эпоху было закрыто. Я завидую теперь своим детям и внукам., которые могут ездить, смотреть, глядеть в разные стороны, рассматривать мир, существовать в этом мире, быть в поиске в этом мире.
А для нас это всё было закрыто. И какое у меня может быть ностальгическое чувство по эпохе, когда у нас всё было закрыто, когда мы жили в каком-то замкнутом пространстве, на замкнутом кусочке земли. И не могли общаться со всем миром и делиться впечатлениями, делиться какими-то чувствами, в конце концов. Я бы очень хотел побывать тогда в то время в экзотических странах.
-А какие страны для вас являются экзотическими, Африка, Новая Зеландия, Австралия?
-Меня лично очень интересовал Южный Вьетнам. Когда я там впервые побывал, кстати, вместе с Озеровым, то на меня произвёл очень большое впечатление Хошимин, бывший Сайгон. И я сожалел, что я не смог этого увидеть в то время. Я хотел пройти по следам Гогена. Но это было всё закрыто для нас.
Приходилось существовать, находить радости в том...
-Пространстве?
-Я этого слова «пространство» очень всегда боюсь. Оно какое-то неживое и уже затюканное. Общее пространство, наше пространство, бывшее, будущее.
Я живу сегодняшним днём. То, что было в прошлом, пускай это было как сон, который проходил, он был, может быть его не было. Я в нём существовал каким-то образом. Но меня сегодня это абсолютно не волнует. И не очень забочусь о том, что будет. Для меня главное сейчас - находить интересные для себя мнгновения, которыми я живу в данный момент. Мнгновения познания одного или другого человека, встречи с каким-то новым человеком, общения с ним, неважно, где он живёт и откуда он родом, или какого он цвета кожи, абсолютно меня это не интересует. Главное, если я нахожу соучастника, собеседника для разговора. Бывают люди, к которым не подойдёшь, а есть люди, к которым тянет.
-Вам пришлось долгие годы находиться на дипломатической службе. В этой работе вам помогала ваша актёрская суть, ведь несмотря на кажущуюся отдалённость одной работы от другой, у них есть общее - на дипработе, как и на сцене надо перевоплощаться и уметь быть другим?
-Естественно, есть определённая специфика в этой работе, которую ты должен соблюдать. Надо было познакомиться с историей дипломатии, с протоколом. И в этой работе есть много моментов, которые надо соблюдать, находясь на такой должности.
И опять же, как посмотреть. Если ты открыт людям, коммуникабелен, благожелателен, то всегда находишь друзей, которые интересны тебе и с которыми можно наладить контакт. Всё это облегчало работу, когда я приезжал в регионы России или приходил в какие-то структуры. Я занимался чисто культурой и политика меня не интересовала. Для понимания того, где ты находишься и что ты делаешь, я, конечно, интересовался политикой, но всегда проводил черту, что на первом плане — культура, а политикой я не занимаюсь.
-Чем вы можете гордиться, как человек проработавший в Москве 15 лет на посту Атташе по культуре посольства Литвы?
-У меня было огромное желание показать России мою родную Литву. Россия — огромная страна и Литва для неё такая маленькая, еле заметная, пройдёшь — не заметишь. Хотелось каким-то образом показать, что мы существуем, что моя страна красивая, что она богата человеческими ресурсами, умом, культурой. И для этого находил разные способы. Была создана программа «Окно в Литву», когда проводились выезды в российские регионы, в ходе которых мы представляли нашу культуру. Была организована издательская программа «Балтрус», по которой переводам с литовского оказывалась поддержка в печати, а изданные книги направлялись в библиотеки и дарились людям. Оказывалась поддержка литовским театральным труппам по привозу спектаклей в Россию. А сейчас в Москве двумя важнейшими театрами руководят литовские режиссёры.
-Может отчасти это тоже результат работы отдела культуры Литовского посольства?
-Мы много работали над тем, чтобы установился тёплый климат в наших взаимотношениях. Хотя надо сказать откровенно, что есть определённые трудности. Когда наш Президент приехал с визитом в Россию, то он с удивлением узнал, что 41% россиян считает Ливу недружественной страной. Поэтому надо было много работать, чтобы показать, что эти люди наверное ошибаются, они или не были в Литве или они получили не совсем верную информацию про нас. Кто-то просто обижается: не получил визу и обиделся. А с третьим ещё что-то приключилось.
Мы попытались и через литовскую общину в России показывать Литву в хорошем свете. Но не только в хорошем. Плохие качества тоже показывали, которые мы хотели бы изжить. Я в связи с этой работой ездил в Иркутск и в Красноярск, туда, где после войны проживало огромное количество депортированных литовцев.
Раздаётся звонок мобильного телефона. И Юозас погружается в разговор. Потом он извиняется передо мной, что отвлёкся от нашего разговора и голос его теплеет: «Жёнушка моя звонила. Соскучилась. И я по ней тоже. Переживает, как я тут, не голодный ли, заботятся ли обо мне — Юозас смеётся.
-То есть вы остаётесь по-прежнему близки с вашей супругой?
-Мы уже 45 лет вместе живём, как бы то ни было. Мы очень тесно связаны. Я её люблю, как любил. И она мне всегда представляется молодой, как когда я её увидел в первый раз.
-У вас двое детей. Они как-то связаны с искусством?
-Мой сын- генеральный директор Национального театра драмы. А дочь живёт с мужем в Лондоне. Она там закончила факультет психологии в университете. А её муж занимается инвестициями.