Вы можете представить себе, что сладкоголосому певцу бабьего лета, изящному французу американско-еврейского происхождения Джо Дассену восемьдесят лет? Не можете? Но это именно так.
Потому что родился он 5 ноября 1938 года в таком типично-американском Бруклине в семье скрипачки и кинорежиссёра, отец которого, как водится, приехал на эту землю обетованную из тогда еще русской Одессы.
Кинорежиссер, понятное дело, перебрался в Лос-Анджелес, а оттуда, заподозренный приспешниками сенатора Маккарти в симпатии к Москве, в 1950-м увез семью в гостеприимную Францию, где 12-летний Джо очень быстро стал своим человеком.
Поклонник одновременно таких разных Элвиса Пресли и Жоржа Брассенса, Джо Дассен сам берется за гитару и уже в 1956-м зарабатывает по 50 долларов за уик-энд в кафе студенческого городка, а в 1958-м пишет по просьбе отца, Жюля Дассена, несколько песен к фильму «Закон», в котором играла не мало не много - Джина Лоллобриджида.
Он пишет докторскую диссертацию по этнологии, снимается в кино, но медленно и верно идет к своей цели – пишет песни, поет и к середине 1960-х завоевывает мир.
В июле 1980 года, Дассену, который был еще в юности освобожден от службы в армии из-за болезни сердца, становится плохо прямо на сцене. Он бледнеет, хватается за микрофон, прерывая песню, и произносит: «Простите, что-то мне нехорошо!», уходит за кулисы, там ему делают укол, и он, стиснув зубы, возвращается на сцену: «Люди пришли слушать меня, я должен петь для них».
А потом, после концерта, за кулисами теряет сознание, попадает в больницу, откуда отправляется на реабилитацию на Таити.
Именно оттуда 20 августа 1980 приходит печальная весть: 42-летний Джо Дассен умер.
Москва, навсегда полюбившая его «Люксембургский сад» и «Индейское лето» (то, что по-русски называется бабьим летом), в те самые дни не только гуляла на Олимпийских играх, она прощалась с Владимиром Высоцким. А потому тем августом из московских окон, сливаясь, неслось: «Здравствуй, это снова я», «Но что ей до меня, она была в Париже»…
Так они вместе и остались – два мужских голоса, оба полные любви, один – страстной, а другой – нежной. Прошло уже тридцать с лишним лет, а над Москвой до сих пор каждый вечер то там, то здесь фантазией на тоненьких ногах пробегает «без тебя я бы затерялся с этом безумном мире». И ведь помогает.