Народный артист России, почётный житель города Орехово-Зуево стал знаменит, когда ему было уже под 50, – после фильмов «Брат» и «Брат 2» Алексея Балабанова. В его жизни были разные периоды – пьянство, бродяжничество, забвение. В свои 60 с хвостиком Сухоруков молод, энергичен и востребован – только до сентября у него в графике пять новых ролей в кино. С Виктором Ивановичем мы разговорились на кинофестивале «Кинотавр» сразу после показа конкурсного фильма «Стыд» Юсупа Разыкова (по мотивам трагедии подлодки «Курск»).
- Виктор Иванович, вы плачете?
– Вы видели фильм «Волчок»? Увы, люди под водой и на земле всё равно гибнут, исчезают на разных уровнях. В «Стыде» есть надежда – что-то должно измениться. Там масса вещей, которые меня обнадёживают. И я плачу от радости, что мы всё-таки ещё чувствуем друг друга. В «Волчке» Василия Сигарева этого нет. Вот это меня удручило. Там такая бездонная впадина, и никакого выхода нет. Вот это ужасно – человек не должен фантазировать безвыходность.
– Это не ваше кино?
– Я люблю талантливое кино. Но я не за тартар, а за свет в тоннеле при любых обстоятельствах. Обратите внимание, когда человек умирает, его несут на кладбище, люди идут за гробом, плачут, понимая, что усопшего не вернуть. Так почему мы плачем? Мы знаем, что уносим навсегда некую связь, родство, любовь, это уже бессмысленно. И, тем не менее, это и есть просветление, это и есть плач – не по тому, кто уходит, а по себе, желание продолжиться. Что происходит после похорон? Люди садятся за стол и кушают, чтобы проснуться и жить дальше. Я за поминки, помню, в детстве, нам, детям, из наволочки раздавали конфеты и печенье. Хорошая традиция.
– Вы снялись во многих фильмах Алексея Балабанова, как пережили его уход?
– Я не хочу как-то специально себя вести в связи с тем, что Балабанов ушёл. Мы все знали, что это должно произойти, и были морально готовы. Вот Серёжа Бодров уехал в экспедицию. Навсегда. Так и Лёша. Собрал свои вещи и ушёл. Я очень любил Балабанова – я же с ним с самого его первого фильма «Счастливые дни». Потом были «Замок», «Про уродов и людей». Из-за садомазохистских сцен Лёше не давали денег на фильм, и он сказал: «Ну и не надо, сам заработаю и сниму». И за пару дней он сочинил «Брата».
– Давно не были на «Кинотавре»?
– Три года не приезжал, не было поводов. В этот раз фестиваль открылся фильмом Станислава Говорухина «Викенд», где я сыграл роль следователя. Сейчас идёт на ТВ сериал «Апофегей», осенью выйдет «22 минуты» – шикарный боевик! Мне ролей хватает. Полно. У меня до конца сентября пять названий, как всё успею – не представляю.
– Многие СМИ написали, что Говорухин отменил повторный показ «Викенда», потому что обиделся на реакцию публики. Не ожидал, что будут смеяться, ведь фильм – серьёзный.
– Первый раз слышу. Знаю, что название ему не нравится, будет его менять… Он бы мне первому сказал, если бы обиделся. Или вырезал бы меня из фильма. Но он ни одного моего кадра не убрал. Сокращал линии, героев, но не меня. Не думаю, что реакция зрителей его оскорбила, скорее она его удивила. Говорухин не в том возрасте и не в той мудрости, чтобы оскорбляться на такие вещи. Он ещё возьмёт это за заслугу, мне так кажется. У людей разного поколения – различные реакции. Ко мне после показа зритель подошёл и спросил: про что ваша картина?
– И что вы ответили?
– Про то, что люди должны быть бдительными, так как зло среди нас, оно гуляет на свободе. И часто наказание несёт совсем другой человек. Уверяю вас, если бы на трагедиях Шекспира люди смеялись, мне кажется, для любого режиссёра было бы счастье. В трагедиях разве мало смешного?
– Особенно бурный смех раздался, когда вы в первый раз появились в кадре.
– Это была реакция не на фильм и не на моего персонажа, а на Витю Сухорукова. Хотите сказать, что линия не точна? Это к Говорухину, я только исполнитель, а не соавтор. Вначале мне роль следователя вообще показалась неинтересной. Следователей этих в последнее время на экране развелось – пруд пруди, и все почему-то лысые. Говорухин спросил: «Думал над ролью?» Я ответил: «Буду играть Жана Габена».
– Вы примеряли образы Ленина, Хрущёва, Бенкендорфа, Павла Первого и т.д. Кого интереснее воплощать – выдуманных персонажей или исторических?
– Мне нравятся персонажи, где есть поступки и слово «вдруг», – не важно, исторические они или нет, я не играю глаза и губы, я хочу показать поведение. Правда, исторические персонажи требуют определённых жертв – для роли Хрущёва пришлось поправиться на 12 килограммов, которые потом долго не мог сбросить. Плюс сложный грим с бородавками. Зато теперь я много знаю о периоде оттепели. Я всегда обкладываю себя знаниями о человеке, которого предстоит создать. Если он левша, я буду писать левой рукой, если обжора, я буду играть обжорство. Если он мизантроп, я буду таким. Есть масса вещей как физического свойства, так и – духовного понимания. Так создаётся образ.
– Легко переключаетесь?
– Наигравшись в песочнице, на качелях, в паровозики, я всегда возвращаюсь домой, к себе. Роль, как пальто на вешалке, – надел пальто, снял пальто.