Алексей Балабанов. Обет молчания.
18 мая 2013, 21:42 [«Аргументы Недели. Москва», Сергей Рязанов, Москва ]
Скончался режиссер Алексей Балабанов. Всего несколько месяцев назад, 20 декабря 2012г, он дал обширное интервью «Аргументам недели». Сегодня мы вновь публикуем его в память о хорошем человеке...
Мистическая драма Алексея БАЛАБАНОВА «Я тоже хочу» вышла в прокат. Для прессы это событие радостно не только само по себе, но и потому, что новый фильм – единственный шанс пообщаться с Балабановым. Будучи крайне социальным режиссёром, он предпочитает говорить на общественные темы лишь языком киноискусства. Не даёт интервью принципиально, а если и даёт, то в основном «с учёным видом знатока хранит молчанье». Тем дороже для аудитории каждые его «да», «нет» и даже «не знаю».
Вера, президент и Отечество
– В конце фильма вы сыграли самого себя. Признались: «Я счастья хочу». У вас есть представление о том, чего вы, собственно, хотите?
– Нет. Счастье – это когда хорошо.
– «Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются», – описывает Булгаков своё состояние в «Морфии», который вы когда-то экранизировали. Что-то вроде этого хочется?
– Нет, не этого. Счастье – когда всё время хорошо. А герою «Морфия» становится хуже, хуже и хуже. И заканчиваются такие истории очень печально.
– Когда вас спрашивают, почему в фильме колокольня счастья вас отвергает, вы говорите, что плохое кино снимаете. Это уход от некорректного личного вопроса?
– Вы слишком серьёзно это воспринимаете, относитесь проще. Это же кино, это придумано всё.
– А Данилу Багрова колокольня приняла бы?
– Думаю, да.
– А президента России?
– Думаю, нет.
– Почему?
– Потому что он много нехорошего сделал. Быть президентом – это вообще неправильно.
– Герой вашего фильма мечтает всех повергнуть в «тотальное понимание» того, что он хочет сказать. Вы такой же?
– Нет. Мои фильмы каждый по-своему понимает. У меня открытое кино, в нём нет конкретной идеи, его трактуют по-разному.
– А бывает так, что вам неприятна чья-то трактовка?
– Всё время.
– Шевчук однажды назвал «Брат-2» культовым националистическим фильмом.
– Ему виднее.
– Националисты, со своей стороны, тоже так считают и разобрали обоих «Братьев» на цитаты. «Не брат ты мне, гнида черножопая» и так далее.
– Да, я знаю.
– И спокойно к этому относитесь?
– Абсолютно.
– И к национализму спокойно относитесь?
– Я к национализму не отношусь. Я патриот.
– Вы видели мир – не трудно вам быть патриотом?
– Не понимаю вопроса.
– Невозможно выделить что-то одно, но возьмём качество дорог например.
– Мне на это наплевать. Мне люди наши нравятся. А европейцы – не нравятся.
– Скучно с ними?
– Жадные они. Да и вообще, плохие. И религия у них неправильная.
– В чём?
– Я даже не хочу разъяснять в чём.
– Известно, что вы сошлись со священником из Углича – отцом Рафаилом. И в прошлом году вы даже обвенчались с супругой.
– Да, Рафаил сейчас у меня живёт.
– Считаете, для общения с Богом нужен посредник?
– Какой он посредник? Он товарищ мой.
– Церковь нужна, на ваш взгляд?
– Священники все разные. Есть хорошие люди, а есть идиоты. Я одному исповедовался, а он мне сказал: «Пошёл вон отсюда!» А потом, когда ему жена сообщила, что я кинорежиссёр Балабанов, он говорит: «Извините меня, пожалуйста, я не прав был». Ну это же глупость! Поэтому я церковь не сильно люблю, прямо скажем. Религия важнее церкви.
Затворник
– Вы говорили, что 80-е и 90-е – лучшие годы вашей жизни.
– Так если я тогда молодой был – конечно лучшие.
– Вам дорога атмосфера 80-х? Пробуждение, надежда?
– Не знаю. Я работал, в армии служил. Много ездил по стране в качестве ассистента режиссёра. Снимал любительские фильмы. Я был очень занят, и мне некогда было рассуждать на эту тему.
– Общественной жизнью совсем не интересовались?
– Нет. Не участвовал и не буду участвовать.
– От людей искусства в России часто требуют, чтобы они выступали совестью нации, ругали власть.
– Правда? От меня никто никогда такого не требовал.
– Даже журналисты?
– Я с ними почти не общаюсь. Сейчас – премьера, поэтому я обязан с вами разговаривать.
– Вы сценарист, то есть человек пишущий, любящий слова. Почему вербальное самовыражение через интервью вам так неприятно?
– Я вижу смысл в том, чтобы писать сценарии, снимать фильмы. А в том, чтобы давать интервью, – не вижу. Делаю это по просьбе продюсера – для раскрутки фильма. Мне это неинтересно, я никогда не читаю эти интервью.
– А свой официальный сайт тоже не читаете?
– Никогда не читал. У меня нет Интернета.
– Отказ от Интернета – это какой-то принцип?
– Да какой принцип? Я от него не отказывался, у меня его не было никогда. Я не умею им пользоваться. Мне компьютер нужен для того, чтобы печатать, и всё.
– Вам не трудно общаться с друзьями, которые черпают информацию из Интернета?
– Я почти ни с кем не общаюсь.
– И давно так?
– Очень. Пока учился, был вынужден общаться.
– На вашем сайте вы названы самым провокационным режиссёром России.
– М-м, понятно. Должно же там что-то быть написано. Назвать можно кого угодно как угодно. Я снимаю кино, которое интересно лично мне. Провоцировать кого-то я не стремлюсь.
Зрителю виднее
– Вы никогда не писали сценарий так долго, как этот.
– Да, не всё получалось в этом сценарии. Много переписывал. Похоже, энергия уже не та.
– Вам присуще чувство страха перед чистым листом бумаги?
– Нет. Всё только от меня зависит. Если мне не нравится, то я переделываю.
– Вы говорили, что из своих фильмов любите «Про уродов и людей» и «Морфий».
– Да. Ещё «Груз 200», «Счастливые дни».
– А остальные вам кажутся по прошествии лет слабыми?
– Я их не пересматриваю. Уже и забыл половину из того, что в них было.
– Как думаете, почему оба «Брата» оказались популярными и коммерчески успешными, а последние фильмы – не особенно?
– Никак не думаю. Я деньгами не интересуюсь и никаких продюсерских функций не выполняю. Я даже не знаю, какие у кого гонорары за мой фильм.
– Ваши ранние фильмы – «Счастливые дни» по Беккету, «Замок» по Кафке – совсем артхаусные. И новый ваш фильм не столь понятен для зрителя, как ваши известные картины. Вы вернулись к своему раннему стилю?
– Я не могу отвечать на этот вопрос, потому что я не зритель. Вам судить, не мне.
– Алексей, пара социальных вопросов как дань жанру, и закончим. Раз уж «Морфий» для вас любимый ваш фильм, то скажите: как бороться с наркоманией?
– Не знаю, не думаю об этом. Я наркотики не употребляю и не употреблял. Взялся снимать «Морфий» по той причине, что это сценарий Серёжи Бодрова.
– «Жмурки» сопровождались слоганом «Для тех, кто выжил в 90-е». Вслед за автором слогана вы считаете, что бандитская эпоха закончилась?
– Нет, конечно. Вчера сталкивался с этими типажами.
– Расскажете?
– Это неинтересно. Они пришли меня убивать.
– В «Я тоже хочу» нет профессиональных актёров. Заявлено, что музыканта играет музыкант, а бандитов – бандиты.
– Они давно не бандиты. Бизнесмены, богатые люди. Я познакомился с ними уже тогда, когда они перестали быть бандитами. Один из них сейчас вообще живёт в Финляндии.
– Почему вам так интересны бандиты? В них есть что-то такое, чего не хватает другим?
– Не знаю я. Давайте завершим.