С актером Юрием Колокольниковым мы договорились встретиться на Арбате. На улице было холодно и промозгло. В такую погоду гулять даже по Арбату – сомнительное удовольствие. Люди предпочитают занять столик в уютном кафе, желательно у окна, чтобы наблюдая за зябко ёжащимися прохожими, полнее ощущать счастье от простого удовольствия никуда не торопиться, а сидеть спокойно в тепле и уюте, потягивая какой-нибудь согревающий напиток.
Нам повезло – удалось найти как раз такое уютное тихое местечко у окна, где мы могли спокойно побеседовать, а в качестве согревающего напитка единодушно был выбран глинтвейн.
Имя Юрия Колокольникова практически не упоминается ни в колонках «светской» хроники, ни на страницах желтой прессы. Он не любит говорить о личной жизни, хотя, судя по обрывочным сведениям так или иначе, просачивающимся на страницы таблоидов, рассказать ему было бы о чем. Вот и перед началом интервью Юрий выразил надежду, что вопросов на тему личной жизни я ему задавать не стану. В наше время, когда частная жизнь и эпатаж стали одними из важнейших инструментов пиара, такая сдержанность может кому-то показаться странной. В ходе беседы я попыталась выяснить, что на самом деле думает актер о популярности и о методах ее достижения.
- Спасибо, Юрий, что нашли время встретиться. У вас ведь сейчас, наверное, плотный рабочий график – на этот год заявлены четыре фильма с вашим участием.
- Четыре? Ну-ка, ну-ка расскажите. Это, интересно, какие? – по лицу Юрия не понятно, то ли шутит, то ли проверяет меня.
- Ну, как же: «Интимные места», где вы играете главную роль, «36,6», многосерийный телефильм «Иван Поддубный» и «Бесценная любовь».
- Да. Все правильно, - наверное, все-таки проверял. Ладно, идем дальше.
- Юрий, вы уже в детстве определились с выбором актерской карьеры, поступив в Московскую международную киношколу. Что в то время вас привлекало в этой профессии. Слава, популярность?
- Ну, в детстве – да. Представлял себя таким красивым, идущим по красной дорожке… В каждой профессии, наверное, есть какие-то образы. Но когда начинается настоящая работа, об этом уже не думаешь. Просто работаешь.
|
К 32 годам у Юрия Колокольникова скопилась довольно обширная фильмография: "Зависть богов" (Саша, сын Сони и Сергея), “В августе 44-го” (лейтенант Блинов), “Леди на день” (Дэйв), “Дневник убийцы” (Максим Близнюк), “Дети Арбата” (Костя), “Печорин. Герой нашего времени” (Грушницкий), “Бесы” (Ставрогин), “Кука” (Жека), “На море” (Вадим), “Счастливый конец” (Юрий) и так далее. Главными его ролями в театре стали Ромео (театр им. Пушкина), Чанс Уэйн в «Сладкоголосой птице юности» и Борис в «Грозе» (театр «Современник»), учитель в «Месяц в деревне» (театр им. Маяковского). Он не любит рассказывать о своей личной жизни, за что некоторые прозвали его снобом. Однако снобизм тут не при чем: «Просто пока мне это не нужно», - объясняет свое нежелание откровенничать актер. |
- А как вы, актер со школьной скамьи, относитесь к тому, что многие артисты для раскрутки или с какой-то другой целью дают о себе порой чересчур откровенные интервью и намеренно становиться участниками скандальной светской хроники?
- Это вы про Никиту Джигурду?
- Ну, Джигурда у нас не единственный. Бывает, даже мэтры вдруг зажигают какими-нибудь скандальными признаниями. Например, Андрон Кончаловский выпустил когда-то книги своих воспоминаний «Низкие истины» и «Возвышающий обман», в которых куда как откровенно рассказал не только о себе, но и о других известных людях. Как вы относитесь к таким вещам? Вы считаете это нормальным? Этичным?
- Во-первых, вы употребили очень интересное слово «раскрутка». Слово, которое, в принципе, характеризует наше время. Каждое время, каждая эпоха рождает какие-то слова. Вот, например, слово «прикольно» тоже характеризует современную жизнь в нашей стране. Так вот, слово «раскрутился» продукт своего времени. Такой процесс сейчас действительно имеет место.
Вы говорите: для того, чтобы раскрутиться, надо попиарить себя. Или вот Андрон Кончаловский опубликовал «Низкие истины». Я так считаю, что если он выпустил такую книжку, значит ему это надо было. Если ты что-то выдаешь, то это твое, так или иначе, внутреннее желание. Раскрутиться ты хочешь, или тебе есть, что сказать, или ты хочешь что-то попробовать. Это твое личное дело.
- Но вы к таким откровениям готовы?
- Не знаю. Может, и готов. А, может, и нет. Вполне вероятно, лет через пять я захочу и выложу все фотографии, расскажу всю правду о себе. А она, поверьте, будет достаточно интересной! Я имею в виду с точки зрения простых, интересующих нас даже не ежедневно, а ежесекундно вещей, которые, кстати, уже завтра могут стать неактуальными. Но пока мне это не нужно. А что будет потом – кто знает? Вот, например, я уже сто лет не давал интервью. А тут вы мне написали, и я вдруг подумал, почему бы и нет? Захотелось пообщаться, ведь процесс интервью может быть очень интересным. Самое интересное в нашей жизни – это общение. Это какое-то взаимодействие энергиями. К примеру, сидим мы тут – и, допустим даже, что ни вам это интервью по большому счету не нужно, ни мне, но раз так случилось, значить, оно нам обоим что-то дает! В жизни все не случайно.
Кадр из фильма "Счастливый конец. Фото с сайта www.meloman.kz.
- Вы считаете справедливым утверждение, что желание покопаться в грязном белье знаменитости обусловлено незрелостью общества? Или незрелость тут не при чем, и желание узнать изнаночную сторону жизни известного человека существовала и будет существовать во все времена?
- А что тут такого? Вполне понятный интерес. Грязненькое всегда приятно волнует и манит. Ничего такого здесь нет. Ведь все это игра, по большому счету. Особенно в наше время, когда ты реально управляешь этими процессами. Иногда, конечно, они могут выходить из-под контроля. Но, на самом деле, это уже все такая технология, такая индустрия. На этом зарабатывают деньги. Случайной информации практически не бывает. Есть, кончено, какие-то журналистские расследования. Находятся еще такие «духовные патриоты». А вообще, если говорить о нашей стране, то у нас действительно все немного перекошено. Мы еще молодые. И есть такое опасение, что в ближайшие лет десять ситуация не изменится.
В цивилизованном обществе, я имею в виду западные страны, все, что связано со СМИ – это же не просто, как в стародавние времена бывало, папарацци сидел и думал: вот пойду я сейчас, найду Софи Лорен и сфотографирую, как она надевает чулки. Сейчас там этим занимаются большие корпорации . Это целая система. Но, поскольку участники этой системы живые люди, они устанавливают определенные правила игры, задающие границы дозволенного. Хотя есть, конечно, и такие, кому интересно бегать за звездами и снимать, как они писают и какают.
- А если бы вам режиссер перед премьерой предложил: Юра, давай для раскрутки нашего фильма сейчас что-нибудь такое сочиним про тебя, например, что ты встречаешься с дочкой Путина. Согласились бы?
- Вот это, кстати, было бы классно! Самый главный брэнд у нас – это Путин. Если ты с Путиным, если он побывал у тебя на мероприятии, то у тебя будет все, что хочешь. Это же грандиозно. За такой бы пиар - только спасибо, - хохочет Колокольников.
- Ну, а если серьезно, согласились бы принять участие в откровенной или скандальной пиар-компании по просьбе режиссера?
- Почему нет? Если я участвовал в проекте, и заинтересован в его продвижении, и если бы мы придумали какую-то интересную рекламную компанию, вопреки тому, что у нас в стране нет нормальной пиар индустрии. У нас как в ресторанном меню: борщ, суши, гамбургер, тортеллини с ризотто, а сверху еще грузинский хачапури. Короче, все пока, к сожалению, через жо… Хотя уже появлялись интересные рекламные компании. Одно время был даже какой-то творческий всплеск. А сейчас снова ни туда ни сюда. Да, впрочем, вся обстановка в обществе такая…
- Какая?
- Вызывает чувство брезгливости. Что правительство, что оппозиция эта несчастная… - Юрий на секунду задумался, вяло махнул рукой, но развивать тему не стал. Я тоже.
Фото с сайта http://www.liveinternet.ru. Автор Андрей Давыдовский.
- Давайте вернемся к нашей теме. Как вы думаете, почему, зародившись как направление в искусстве, как определенный способ самовыражения, эпатаж со временем перешел в плоскость скандального пиара?
- Действительно, эпатаж связывали с искусством. Импрессионистов, авангардистов, футуристов можно спокойно назвать эпатажниками. В музыкальной среде восьмидесятых это были Цой, Курехин, БГ. Но Они эпатировали не специально. Это была их потребность. Их от внутренней энергии как будто разрывало. С виду они могли даже показаться безумными. Но Это искусство. А что тебе дает эпатаж в рекламной компании? Возможность взбаламутить общество, чтобы какая-то информация быстро дошла до потребителя. Это все тоже технологии. В этой области тоже встречаются творческие люди. И бывает интересно смотреть некоторые рекламные компании, которые построены на довольно эпатажных приемах.
Надо стараться творчески подходить ко всему, что ты делаешь. Даже, когда даешь интервью. Вот картина выходит, продюсер звонит и говорит, что надо будет давать интервью. Надо, так надо. Не вопрос. Я участник этой игры, я это понимаю. Я никогда не стану выделываться и говорить, типа, не буду я давать интервью. Сейчас такого вообще практически нет. Все работают, и все понимают, что это часть работы. Если ты играешь в футбол, то ты играешь ногами, потому что есть такие правила, если тебе не нравятся эти правила, и ты хочешь играть руками, то ты не играешь в футбол. Все просто.
- Ну, вот Земфира практически не дает интервью. Ведет уединенный образ жизни…
- Ну, значит, ей это не нужно. А мне вот, например, позвонили тут и предложили фотосессию в одном гламурном журнале. Я сто лет уже не фотографировался. И в этот же день я нечаянно встретил одну девушку, очень талантливого стилиста. Она создает всякие сюжеты для фотографии. Мы с ней разговорились, и она придумала очень классную, интересную историю. Я позвонил в журнал и сказал, что у меня есть такой человек. У нас есть очень классный сюжет для фотосессии. Вот они пошли думать. Теперь жду, что решат.
- Думаете, откажут?
- Ну, откажут – все равно отработаю, - Юрий пожал плечами. - Все равно постараюсь подойти к этому творчески. А эпатаж разве это проблема? Подумаешь, эпатировать! Делов-то…
- Ну, смотря для кого. Когда Сальвадор Дали скачет голым на метле – это всего лишь милое чудачество гения. А если то же самое проделает дворник дядя Вася (не знаю, остались сейчас дворники с такими именами), то ему, скорее всего, вызовут чумовоз.
- Поэтому, наверное, те, у кого возникают такие странные желания, как, например, раздеться догола и проскакать на метле, и идут в артисты. Если ты выбираешь профессию, которая предполагает какую-то открытость и незащищенность, то это твой выбор. Значит, тебе это нравится. Если тебе такое не подходит, то ты идешь в другую сферу. Все определяется твоими потребностями. Хотя есть артисты, кому публичность дается тяжело. Например, один из моих друзей, очень известный артист, настолько самодостаточный, что ему тяжело общаться с людьми. Он настолько глубок, что ему это не интересно. Я ему даже завидую. А он завидует мне, что я такой общительный попрыгунчик. У каждого своя история.
Юрий Колокольников и Наталья Швец. Автор фото: журнал "ELLE". Фото с сайта www.rusactors.ru
- А как вы относитесь к тому, что некоторые режиссеры намеренно включают в свои спектакли и фильмы излишне откровенные или провокационные моменты, без которых сюжет ни сколько бы не пострадал?
- Приведите пример.
- Ну, допустим, когда-то в начале девяностых мы с друзьями пошли в «Ленком» на «Юнону и Авось». Спектакль очень хороший, музыка замечательная. И вдруг во время любовной сцены актриса появляется топлесс.
- Голая женщина на сцене? Класс! – Юрий оживился.
- В то время это было чем-то невероятным. Настоящий культурный шок. Мы, помню, долго не могли сосредоточиться на самом спектакле. Вам не кажется, что подобные эпатажные приемы отвлекают зрителя от основной темы?
- Ну, я не могу судить. Во-первых, я сам этого спектакля не видел. Во-вторых, в середине девяностых вывести голую тетку на сцену… Представьте себе, какой это был акт для самого Захарова. И, я думаю, что в первую очередь это был акт творческого поиска в изображении человеческих отношений. Вас это, может, и отвлекло от спектакля, а кто-то сидел под впечатлением. Вспомните Негоду в «Маленькой Вере», когда она с голой грудью верхом на Соколове. В то время это ж было что-то! То самое бунтарство, о котором мы говорили. Тоже элемент творческого поиска. Сейчас это уже никому не интересно. Голой телкой никого не удивишь. Сейчас интересно другое. На сколько ты, актер, режиссер или писатель, можешь быть тонким, насколько хорошо ты разбираешься в человеческой натуре. А все остальное – это антураж. Я вот, например, сейчас тоже снимался в фильме «Интимные места» голым. Причем голым так…в страшном сне не приснится. Однако в момент съемок мне казалось это гармоничным, и я не видел в этом ничего такого.
- А вот, кстати, в шоу-бизнесе антураж как раз бывает значительно важнее самого действия. Как вы думаете, почему желание эпатировать вообще больше свойственно представителям шоу-бизнеса, нежели актерам?
- Хороший вопрос… Фиг его знает! У меня, если уж мы заговорили о шоу-бизнесе, есть мечта – хочу стать рэпером.
- Шутите?
- Клянусь! Я понимаю, что сейчас моя мечта смешна и профанистична от слова «профан». Но меня настолько привлекает эта их невероятная энергия! Вся эта рэперская культура со всеми этими золотыми цепями, роллс-ройсами, мерседесами, какими-то телками с невероятными задницами. Ну и, конечно, в первую очередь, мне нравится сама рэперская музыка и ритм. Вот они эпатажные или нет? Или они так самовыражаются, или их так с музыки прет, или у них такие законы индустрии?
- А вы в их тексты вникаете?
- Сложно бывает разобрать. Они их иногда так быстро произносят. А вообще тексты там бывают гениальные. Кстати рэп одинаково хорошо звучит на всех языках. В нем есть ритм, который тебя цепляет. Такая качка.
- Говорят, что слова в рэперских песнях бывают довольно жесткими и бескомпромиссными. А вы сами предпочитаете рубить правду-матку или сдерживаете себя?
- Рублю правду-матку. Хотя с годами понимаю, что я идиот, и что эта правда-матка просто моя несостоятельность в плане политкорректности и мудрости. Стараюсь сдерживаться, идти на какие-то компромиссы, но потом вдруг замечаю, что с этой политкорректностью я перехожу на сторону продажи собственного «я». Конечно, классно было бы найти баланс между желанием говорить то, что думаешь и политкорректностью. Тогда можно было бы рубить правду-матку и при этом оставаться в гармонии с самим собой, с миром, с пространством. Не надо было бы переживать: «Блин, надо было так сказать, а я промолчал. Зачем я вру, зачем прогибаюсь. А ну их всех нах! Вот пойду и выскажу все».
Короче, здорово было бы найти эту золотую середину. Но лично я до сих пор в поиске. И, наверное, всю жизнь буду ее искать…
- В одном из своих интервью вы довольно резко высказывались о театре.
- Ну-ка, ну-ка расскажите, - Юрий, кажется, действительно удивлен. - Напомните мне, каким я был человеком. Я четко помню только одну свою фразу, которая разошлась среди моих знакомых - «Я за Россию Родину продам». А что я там говорил про театр?
- Называли его замшелым заведением. Говорили, что вас туда не тянет.
- Знаете гениальную вещь по поводу театра сказала Максакова. Она была у меня педагогом в училище. Прекрасная актриса, я ее очень люблю. У нее иногда, как у каждого аристократа, манера говорить с таким прононсом, как будто она иностранка. И вот она как-то сказала мне в этой своей манере: «Знаешь, Юра. Театр – это храм. Храм-храм – и нет человека».
Сцена из спектакля "Месяц в деревне". Фото с сайта www.mayakovsky.ru.
- Но вы же играли главные роли в «Современнике», в театре Пушкина, сейчас в театре Маяковского у вас главная роль в «Месяц в деревне». И говоря так о театре, вам…
- … Вам не стыдно, Юра? Вам не стыдно было так сказать? Да, вот слушаю вас сейчас, и мне стыдно. Ну что я за долбоёб, как я мог так сказать? Как я мог назвать театр замшелым? Да и не замшелый он вовсе! Нет, не прав я был. Театр – это очень интересно, конечно, если театр стоящий, а если театр фиговый, то там, что хочешь ставь, все равно получится «вялый хэ, унылое гэ», как я это называю. Прям так и напишите!
- Прям так нельзя, но смысл до читателя донесу… Кстати, а вы не боялись, что театральные режиссеры услышат ваши высказывания, обидятся и перестанут приглашать в свои спектакли?
- Да как то я не особо думал на эту тему. Что у меня тогда творилось в голове? Кто его знает. Я, может, если сяду сейчас у каминчика, начну перечитывать свои интервью, так у меня волосы дыбом встанут от того, что я тогда говорил. А лет через пять, может, и этим своим интервью буду возмущен. Мы живем настоящим. Невозможно каждый раз, прежде чем что-то сказать, просчитывать, что можно, что нельзя. Ведь, каким бы ты мозговым аналитиком ни был, ты все равно живешь сердцем. По крайней мере, я абсолютно не рассудочный.