Шестая глава "Станции" Галима Шаграева получила название "Сила сильных". Предлагаем вашему вниманию Письмо шестое из двенадцати, составивших новую книгу уже хорошо знакомого нашим читателям автора.
Станция
или Двенадцать писем сокровенного человека
Письмо шестое
СИЛА СИЛЬНЫХ
...Вязкая, тягучая, плотная, постоянная усталость.
От ее гнетущего, затяжного синдрома не спасало ничто.
Ничто, кроме памяти.
Память...
Вещь в себе.
От всего можно откреститься, но только не от памяти.
Оперируя познанным, память проводит параллели, и проводит их помимо твоей воли.
…Мы стояли на Чермале.
Чермал — один из бессчетного числа притоков и рукавов Амура.
Амур — вторая после Волги великая река, с которой я хорошо знаком.
Чермал — небольшая горная речка с быстрым течением, но, в отличие от Амура, с его огромным водостоком и тяжелой, черной водой, на Чермале, как и на моей протоке, вода чистая и прозрачная, только холодная.
Середина сентября.
Мы проснулись от грохота.
Грохот рушил небо и землю: он перемешивал их.
И, нарастающий, шел по Чермалу снизу вверх.
Шел, надвигаясь сплошной стеной.
Был тягучим, долгим.
Тот грохот пробудил во мне первородный, почти животный, но забытый, страх.
Потом все прояснилось: вверх по притокам и рукавам Амура шла горбуша.
Шла из океана.
Шла, чтобы дать жизнь новому потомству.
От мириадов белых бурунов темная ночная вода стала непрерывной светлой линией.
Я впервые увидел такое яростное проявление сути составных объективной реальности.
Вниз текла вода.
Вверх — против течения — живая плоть.
Понтонный мост, сооруженный нами для переправы сельхозтехники, ходил ходуном.
Я видел, как идет на нерест рыба в дельте Волги.
Видел, как светлеет нутро воды от блеска чешуи великого множества рыбы, но такого яростного потока бессчетной массы живой плоти не видел, и впервые ощутил океанскую мощь созидательной энергии живой природы.
…Нечто подобное я увидел позже на главных улицах и площадях Москвы.
То была амёбообразно-студенистая, многолюдно-черная, безликая толпа.
Ее — толпу — кто-то хорошо организовал.
Организовав, двинул на сокрушение институтов существующей тогда власти.
Именно амёбообразная студенистость безликости толпы разбудила тот самый, первородный, но, видимо, хорошо забытый — почти животный — страх и на протяжении длительного времени тягучая, обволакивающая сознание липкая студенистость толпы 90-х вползала в мои предутренние сны, фокусируя взгляд на заурядной типичности глашатаев новых горизонтов, которые привнесли в мою жизнь ощущения не только внутреннего, но и внешнего неуюта.
Те, кто с помощью толпы пришел во власть, отменили очень важный рефлексивный акт-символ; те, кто пришел во власть, отменили долгий, протяжный, отдающийся во времени и пространстве, многоголосый, троекратный, волнообразный перекат «ура...» на Красной площади.
Отменив акт-символ, они лишили многих энергии страны-победительницы.
...Два раза в год та, отнятая у меня, — великая страна — показывала себя миру.
Она показывала всего ничего: красоту и выучку парадного строя своего воинства.
Но тем самым великая страна говорила: со мной считаются и будут считаться.
Но тем самым великая страна утверждала: сфера моего влияния уходит далеко.
Выходит за пределы державного города и огромной страны.
Соприкасается с миром.
И Красная площадь становилась местом, видным со всех сторон, и долго хранила протяжный, отдающийся во времени и пространстве, многоголосый, троекратный, волнообразный перекат: «У – у – р – р – р – а – а – а – а!..»
Моя новая страна перестала показывать себя миру.
Перестав показывать себя миру, моя новая страна стала безмолвно-инертной.
И я понял: исход естества красоты порождает апатию.
Неподалеку от вестибюлей многих станций метро до сих пор стоят шеренги людей.
Они поражают безмолвностью.
За людей говорят таблички.
У многих на груди — картонные или бумажные квадратики и прямоугольники.
На них надписи:
«Жестяные работы».
«Плиточные работы».
«Сантехника».
«Электрика».
«Циклевка полов»...
И если в свое время у меня в степи перед глазами возникал монах с гравюры учебника истории средних веков, то теперь представал рисунок продажи рабов из учебника истории древнего мира: у несчастных, чья жизнь мало чего стоила, тоже были таблички на груди, но если средневековый монах, дойдя до края земли, пробивал головой небесную полусферу и тем самым выходил за пределы познаваемого, то люди у вестибюлей метро говорили о возврате к пройденному, — возврате, сходном с одним из самых мрачных периодов в истории страны и мира.
Но та, отнятая у меня, великая страна не умирала.
Запас ее прочности оказался рассчитан надолго.
Ее — великой страны — уже не было, но она, как ни странно, продолжала жить.
И — даже действовать.
Граждане России пользовались общегражданскими и заграничными паспортами разрушенного государства, более того, свыше десяти лет паспорта несуществующей страны выдавали десяткам тысяч молодых людей, достигших совершеннолетия; да, введены и действуют паспорта нового образца, но десятки миллионов выданных той, — разрушенной страной, — свидетельств о рождении (титульные и внутренние листы многих из них написаны на двух, а то и трех языках) будут жить со своими владельцами многие десятки лет, по самым скромным подсчетам, — больше века.
Одна из расхваленных разработок военно-промышленного комплекса США самолет-невидимка F-117А, по американской военной терминологии называемый «Черный ястреб», что само по себе выдает скрытый оттенок агрессии, во время войны НАТО с остатками Югославии — Сербией в марте 1999 года был сбит зенитной ракетной установкой советского производства ...семидесятых годов.
Великая страна говорила о себе через время.
Говорила, став уже исторической категорией.
В чем сила сильных?
Сильные, если и грозят, — то только пальцем.
Почему?
Потому.
Сильные защищают себя на дальних подступах.
(продолжение следует)
Читайте также: