В Русском музее Санкт-Петербурга проходит выставка «Реализм в живописи русских художников второй половины ХХ века». То жаркая, то сурово-слезливая, как нынешнее петербургское лето. Выставка состоит из картин коллекции Фонда поддержки и сохранения культурных инициатив «Собрание». Представлены полотна классиков-шестидесятников, авторов, чьё детство или юность были опалены войной.
В первом зале на полотнах – русская земля, русская деревня времён позднего развитого социализма, времён Шукшина и «Калины красной». Поражает картина «Лето» братьев Алексея и Сергея Ткачёвых – с чудесной златовласой девушкой над рекой, чьи волосы отдают алым в просвет на солнце. Удивительная гармония человека и природы. Такой же гармонией веет от «Зимней свадьбы», где серая зимняя деревня преобразилась от ярких людей-цветов всех возрастов с алыми детскими колясками, пришедших на корневой праздник жизни. «Уборка картофеля» 1990 года кисти тех же авторов – это уже предчувствие катастрофы, но и теплящаяся надежда на людей, живущих от матери-земли-кормилицы. В полях – одни женщины, в основном немолодые. На лице одной колхозницы – суровый упрёк: где же вы, мужики, где вы, студенты, молодёжь, кто будет убирать урожай, как жить будем? На лице другой старухи, освещённой солнцем, – языческая улыбка неземной, «подземной», веры, что жизнь будет.
Необыкновенно хороши серенькие, пронзительные, хватающие за душу пейзажи Валентина Сидорова. Им найдено своё видение пожухшей травы, ранней весны, высоких голых деревьев, душистого свободного русского неба. И удивительная точность эмоции, связи природы и социума. Вот вроде бы тысячи лет приходит ранняя весна на русскую землю. Но это именно та весна 70-х, когда в резиновых сапожках детки выбегали из своего деревенского дома на первые проталины. Или осень 90-х, когда бесконечные хляби и уже опустевшие дома…
Греет сердце картина М. Кугача «Доброе утро, соседка». Именно такими были дивные палисадники у дома среди берёз, такими сердечными – отношения между милыми простыми людьми.
Метафорические работы, написанные в нулевые годы Петром Оссовским, напитаны горем и воплем. Это не ирония и подпольный трагизм художников-диссидентов 60-х. Это монументальное чувство отчаяния за великую землю, где апокалиптически пылает храм, и опять русская женщина-старуха вывозит на лодке последнюю икону… Трагичны полотна А. Грицая, написанные в 80-е, когда деревня уже была иссушённой, покидаемой людьми-гедонистами, предтечами нынешних миллионов перекати-поле по всей планете. Но никогда этим перекати-поле не изведать таких похорон, какие были в селе Андричеве в 1985 году, когда уход и приход человека в мир были событиями всего села, всей родной земли, всей малой родины, связанной небом и тысячами нитей с большой родиной.
Хороши, хотя брутальны и грубы, лица колхозников, уверенно сидящих на сжатом поле на полотнах А. Курнакова. Уже совсем другие люди пришли на смену тем, что на полотнах Гелия Коржева в двухтысячные годы. Это всё ещё основательная, но уже какая-то беззащитная женская плоть, монументальные голые женщины, опять в русских катастрофических традициях – без мужчин. Мать и дочь или одинокая голая девушка с синими венами на груди и плечах, на натруженной верхней части, где не должно их быть. Вот такая девушка-Россия сегодня, порченная, но ещё всё-таки живая. Глиняные горшки на полотнах Коржева – вечные, традиционные, какие лепили ещё
10 тысяч лет назад и которые продолжают обжигать в печах.
Русский реализм, пережив все катастрофы до самого дна, наполнен суровой верой в наследие жизни и земли.