Какую картину с народным артистом России Михаилом СВЕТИНЫМ ни возьми – все классика отечественного кинематографа. «Афоня», «Двенадцать стульев», «Безымянная звезда», «Любимая женщина механика Гаврилова» – эти фильмы до сих пор с удовольствием смотрят зрители разных поколений. А сам Михаил Семенович в свои 80 лет никак не выглядит не то что человеком пожилым, а даже просто пенсионером. Не ощущая возраста, он по-прежнему снимается в кино и играет главные роли в Театре комедии имени Акимова.
- Михаил Семенович, почему вы категорически отказываетесь сниматься в сериалах? Ведь за них платят хорошие деньги!
– Как-то в новогодней серии «Улиц разбитых фонарей» мне дали роль администратора. Небольшую, но смешную. Я попытался сделать характер такого несчастного, зачуханного еврея, но выяснилось, что я нужен был создателям «Ментов» лишь как краска. Когда посмотрел на телеэкране, что получилось, сказал себе: «В сериалы больше ни ногой!» У меня всегда был образ в кино, даже в самых маленьких ролях. А тут какая-то беготня, мелкие планы, больше ничего. Не хочу портить сериалами свою репутацию актера. Кстати, я не люблю приклеивать бороду, усы, менять внешность, теряя при этом свои характерные черты. Мне этим заниматься скучно. Куда интереснее держать характер изнутри.
– Язык не поворачивается назвать вас пенсионером…
– Я пенсию с опозданием на год оформил. Однажды зашел в Пенсионный фонд, а там огромная очередь, все нервные, с трясущимися руками. Как увидел это, рванул прочь по ступенькам…
– Вы и в своем солидном возрасте бодры и веселы. А вот многие российские мужчины искренне считают, что после 45–50 лет активная жизнь заканчивается!
– Я в 45 лет впервые снялся в кино. Сейчас у меня в багаже больше ста фильмов. В театре выкладываюсь на всю катушку, танцую, прыгаю. В спектакле «Тень», например, падаю на сцену плашмя – зал взрывается аплодисментами от неожиданности… Когда меня спрашивают после спектакля: «Ну как – устал?», я совершенно искренне отвечаю: «Нет! С удовольствием сыграл бы еще один спектакль!» Творческой энергии через край. Играю с кайфом, весь мокрый, но усталости не чувствую. Прихожу из театра домой и перед женой начинаю играть.
– И после тяжелой операции вы не перестали «прыгать и танцевать»?
– Нет. Операция была действительно серьезная – шунтирование на сердце. До операции без нитроглицерина ничего не мог делать, так зажимало грудину. На съемках «Любимой женщины механика Гаврилова» помню, танцую с Людмилой Гурченко (царствие ей небесное!), а сам украдкой нитроглицерин глотаю, чтобы не подкосило.
Кстати, точно такое же заболевание было у Александра Демьяненко. Мы с ним вдвоем играли в спектакле «Дон Педро». Я к нему со всей душой относился. Чуть ли не кричал: «Саша, не тяни, не жди инфаркта!» А он ужасно боялся докторов. Если бы сделал операцию, жил бы и жил!
Что такое 61 год?!
– Да, многие ваши друзья-актеры сгорели раньше времени. И в частности, из-за пристрастия к алкоголю. Тот же Георгий Бурков, с которым вы играли еще в провинции…
– Когда мы вместе работали в Кемерове, он не был запойным. Мы с ним выпивали часто, но в пределах нормы – и ничего. Когда много лет спустя я приехал к нему в Москву, он взял меня на свой премьерный спектакль. Идем мы с ним в Театр имени Станиславского, и Жора говорит:
«Зайду, выпью сто пятьдесят!» Я в шоке: «Жора, ты что – перед премьерой?!» А он: «Без этого играть не смогу». Конечно, из зрительного зала выпитые сто пятьдесят граммов коньяка незаметны, но я понял, что дело плохо. Добила Жору Москва.
– А сами как тонус поддерживали?
– Когда у меня премьера, то с ума схожу от страха – нервы ходуном ходят. Пока не сыграю несколько спектаклей, на мне лица нет. Обхожусь без спиртного. Две чашечки кофе с утра, хотя и нельзя. Правда, утро для меня – час дня. Я сова, а жена моя – жаворонок. Утром она мой сон оберегает.
– Вы с Брониславой Константиновной, актрисой Малого театра, составляете великолепную семейную пару. Откройте секрет, как прожить с одной женщиной полвека?
– Просто иметь мой характер. Быть терпеливым, ценить то, что другой человек делает для тебя… Моя жена – красивая женщина, ее актерское амплуа – героиня. Нас в ЗАГСе, кстати, не сразу расписали. Ей было 17, и мы еще год прожили, не расписываясь.
– И чем сейчас занимается ваша дочка Светлана?
– Двух моих внучек воспитывает. Младшая, Сашенька, – вообще моя копия! Все время выступает, смешит людей. Такая фантазерка! Чувствуется, там искра Божья.
– Они живут отдельно от вас?
– В Америке. Зять у меня хороший компьютерщик. По контракту работает. Сашенька там родилась – американка! По телефону мы часами разговариваем. Дочка – очень близкий мне человек, дает советы, опекает папашу. Я вроде как слушаюсь, но потом делаю все по-своему.