Невозможно представить историю российского джаза без колоритной фигуры народного артиста России, саксофониста и бэнд-лидера Алексея Козлова. При его участии в Москве появились знаменитые джаз-клубы «Молодежное», «Ритм», «Печора» и так далее. А созданный им первый в нашей стране джаз-рок‑ансамбль «Арсенал» до сих пор является одним из лидеров и законодателей мод в этом направлении.
- Алексей Семенович, скажите, напоминает ли вам ситуация в популярных сегодня джазовых клубах старые добрые времена? Как изменилась публика? И сама атмосфера?
– К сожалению, а может и к лучшему, прошлое не вернуть. Тогда, в 60-е, джаз был самой модной музыкой, а в СССР – еще и запрещаемой, что придавало ему особую притягательность. Поэтому в таких столичных заведениях, как кафе «Молодежное», «Аэлита» и «Синяя птица», собирались те, кто по-настоящему разбирался в джазе, чувствовал его. Но были и случайные посетители, которых манила романтика всего запрещенного. Часть из них неминуемо подпадала под влияние специфической джазовой энергетики, и они на всю жизнь становились джазфэнами.
Тогдашняя аудитория, что в клубах, что на концертах, умела слушать джаз. Знатоки отличали исполнение темы от импровизаций. Чутко реагировали на то, как было сыграно каждое соло, не боялись аплодировать. Это поддерживало музыкантов. Возникал определенный контакт с публикой. Каждый импровизатор старался сыграть так, чтобы ему похлопали в конце его соло. Я называю такое поведение аудитории «адекватной реакцией». В сегодняшних джаз-клубах атмосфера совсем иная. От поколения прежних джазфэнов почти никого не осталось, а если кто еще и жив, то желания, сил и денег уже не хватает. Желания – потому, что они не воспринимают современные формы джаза или откровенно не любят все современное. А сил и денег – понятно, ведь это давно пенсионеры.
– А чем отличается новое поколение ваших слушателей?
– Во-первых, я бываю приятно удивлен, когда на фоне всепроникающей попсы и неограниченной свободы выбора кто-то из молодых людей проявляет интерес к тому, что они называют джазом. В отличие от новых неискушенных слушателей некоторые музыкальные критики да и сами джазмены с узконаправленными вкусами не принимают некоторые формы джаза. Они относят их либо к рок-, либо к поп-музыке. Например, фанаты бибопа не признают за джаз такие направления, как «фьюжн», «фанк», E.C.M., New Age, World Music, Hip-Hop, Neo-classical и ряд других. Для молодых и неискушенных в этих спорах слушателей все ритмичное и связанное с импровизацией – уже джаз. Беда только в том, что они не знают, как адекватно реагировать на живое исполнение. Скорее всего, эти люди боятся показаться невежливыми и поэтому стесняются аплодировать после соло каждого импровизатора. Культура слушания джаза в России пока утрачена. Но есть надежда, что со временем она возродится.
– Существует еще одна особенность клубных концертов – «джем-сэйшн».
– Да, только в наше время это стало большой редкостью. Для того чтобы музыканту, пришедшему на концерт какого-либо ансамбля, сразу, без предварительной репетиции, сыграть с ним, надо знать как минимум гармонию, тональность и схему композиции. В прежние времена, когда я играл в «Молодежном», почти каждый вечер к нам заявлялись под самый конец вечера московские или приезжие джазмены, работавшие в эстрадных коллективах или биг-бэндах. Там, где они играли, им не давали импровизировать, а здесь можно было и себя показать, и других послушать.
Но в те времена в широком обиходе были американские джазовые «стандарты», пьесы, известные каждому мало-мальски грамотному джазмену. Перед исполнением очередного «стандарта» просто произносилось его название, после чего лидер давал отсчет (One, two, one-two-three-four), и пьеса начиналась. Никто не обсуждал вопросов тональности или гармонии. Это подразумевалось само собой.
– А почему сейчас такое невозможно?
– Большинство современных российских джазовых коллективов давно перешли к исполнению своей, авторской музыки. С первого раза, без предварительной репетиции ни один мастер не возьмется музицировать совместно. Да и самому коллективу это помешает в исполнении выстроенной программы. Мне с моим «Арсеналом» последние тридцать лет никогда не хотелось принимать участие в «джемах». Редко мы делали исключение и играли с приезжими гостями из других городов и стран. Но для этого использовали обычные «стандарты», которые всегда держали в запасе.
– В книге «Козел на саксе» вы пишете, что обладаете экстрасенсорными способностями. В повседневной жизни это как-нибудь проявляется? Были случаи, когда мистические способности приходили вам на помощь?
– Никаким экстрасенсом я себя никогда не считал. Но убежден, что у каждого человека имеются сверхчувственные способности. Надо просто их распознать и применять, никому не причиняя вреда. А любой артист или музыкант, выступающий перед большой аудиторией, просто обязан быть экстрасенсом. Точнее, гипнотизером. Иначе успех не придет. Быть просто виртуозом и знатоком гармонии для импровизатора недостаточно. Необходимо во время исполнения передать аудитории не только уверенность в себе, но и удовольствие от собственной игры. А это возможно сделать только метафизическим путем, и пока это не поддается материалистическому объяснению.
Если аудитория почувствует, что солист неуверен в себе, комплексует или боится публики, она, сама того не осознавая, выплеснет отрицательную реакцию – отсутствием аплодисментов или освистыванием артиста.
Есть понятие «удав и кролик». На концерте очень важно, чтобы артист чувствовал себя удавом. Если этого не произойдет в самом начале, то публика станет удавом, а артист – кроликом. Публика приходит на концерт, ожидая, что ее проглотит удав, находящийся на сцене. Если этого не происходит, то разочарованная аудитория сама подсознательно становится удавом. А артист, чувствуя это, все больше и больше начинает нервничать, становясь тем самым кроликом. Исправить ситуацию до конца представления почти невозможно. Поэтому мне хотелось бы дать совет джазменам – банальный, но точный. В жизни надо быть как можно скромнее, а на сцене, во время концерта – предельно наглым. Публика не любит скромников.